Служба внешней разведки - Млечин Леонид Михайлович (читать хорошую книгу .txt) 📗
Понять, что Примаков не был сотрудником КГБ, можно еще и потому, что некоторое время он был просто «невыездным», за границу его не выпускали. И лишь Николай Николаевич Иноземцев, заместитель главного редактора «Правды», добился, чтобы он стал «выездным», что в то время было очень важным. Ездить за границу Примаков стал с 1965 года.
В 1965-м состоялось решение ЦК КПСС отправить его в долгосрочную командировку в Кению в роли советника вице-президента. Но поездка не состоялась — изменилась обстановка в Кении, и Примаков не получил визы.
Зато вскоре он отправился корреспондентом «Правды» на Ближний Восток.
Он побывал почти во всех странах Арабского Востока — в Египте, Сирии, Судане, Ливии, Ираке, Ливане, Иордании, Йемене, Кувейте. Уже потом, уйдя из «Правды» и работая в институте, он в первый раз поедет в Соединенные Штаты, побывает в Европе. Начнется другая жизнь…
Надо понимать, что не так уж сложно выявить кадрового сотрудника внешней разведки. Каждый из них должен исчезнуть из поля зрения друзей и знакомых хотя бы на год, а чаще на два года — это время обучения в разведывательной школе. Через эту школу прошли все, кого брали на работу в первое Главное управление КГБ СССР — внешнюю разведку.
В трудовую книжку разведчику вписывают какое-то благопристойное место работы, но в реальности человек буквально исчезает, потому что занятия в разведшколе идут с понедельника по субботу. Живут начинающие разведчики там же, на территории школы, а домой их отпускают в субботу днем, а в воскресенье вечером или в крайнем случае в понедельник рано утром они должны быть в школе.
При таком обилии друзей многие бы обратили внимание на то, что Примаков куда-то исчез — да не на день-другой, а на целый год! Надо понимать, что по своим анкетным и физическим данным студент Института востоковедения Примаков вряд ли мог заинтересовать кадровиков министерства государственной безопасности (МГБ существовало до марта 1953-го, когда было создано единое Министерство внутренних дел, а с марта 1954-го уже существовал Комитет государственной безопасности).
Могли Примакова, когда он поехал корреспондентом на Ближний Восток, привлечь к сотрудничеству с КГБ в качестве агента?
По инструкции, существовавшей в КГБ, запрещалась вербовка сотрудников партийного аппарата. Что касается центрального органа партии — газеты «Правда», то рекомендовалось воздерживаться от оформления сотрудничества с правдистами и использования корпунктов «Правды» в качестве крыши для разведывательной деятельности.
Другое дело, что, как правило, журналисты-международники старались дружить с КГБ. Это давало какую-то гарантию. Стать невыездным было легко, а вновь получить это право — очень трудно.
Я работал во внешнеполитическом журнале «Новое время», где редакторы двух ведущих отделов были невыездные. Причина была известна. Оба позволили себе в большой компании сказать что-то «политически незрелое», это разозлило чекистов, и в зарубежные командировки их не пускали.
У обоих были высокопоставленные знакомые, у одного друг был помощником самого председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова, но никто из друзей не хотел рисковать собственной карьерой, чтобы просить за невыездного.
КГБ мог и помочь. Если были добрые контакты с комитетом, то резидент получал указание встретить прилетевшего из Москвы человека, помочь ему, дать машину с водителем, переводчика. Например, приезжающим в социалистическую ГДР начальник представительства КГБ или его заместитель разрешал съездить в капиталистический Западный Берлин.
Иногда нужным людям, которые вовсе не являлись агентами, даже давали перед поездкой за рубеж в качестве добавки к командировочным небольшую неподотчетную сумму в долларах — подарок от председателя КГБ.
Словом, как и очень многие корреспонденты, Примаков, вероятно, помогал нашим разведчикам. Но в кадрах КГБ (до назначения в 1991-м начальником разведки) он не состоял и среди «добровольных помощников» госбезопасности тоже не числился.
Почему же Примакову упорно приписывают службу в КГБ? Возможно, потому что он выполнял в 70-е годы некоторые деликатные миссии за границей. Например, он был связным с иракскими курдами. Примаков это не отрицает:
— У меня были хорошие отношения с лидером курдов Барзани, и я был участником процесса нормализации отношений между Барзани и Багдадом.
Это действительно было особое задание, но не разведки, а ЦК КПСС.
30 апреля 1970 года Примаков был назначен заместителем директора Института мировой экономики и международных отношений. Ему было всего сорок лет, для его возраста это была прекрасная научная карьера.
ИМЭМО был самым влиятельным институтом в сфере общественных наук. Директор института Николай Николаевич Иноземцев необычайно дорожил Примаковым. Он вообще сыграл особую роль в жизни Евгения Максимовича. Они проработали вместе практически двадцать лет. В этой связке Иноземцев был старшим, он большего добился, но сделал все, чтобы Примаков догнал его. Иноземцев входил в группу партийных интеллектуалов, которая годами писала речи и доклады Брежневу.
Когда Примаков пришел в институт, некоторые из высоколобых академических коллег ученым его не признали, считали всего лишь умелым журналистом. Пренебрежительно говорили, что Примаков защитил докторскую диссертацию по книге — причем одной на двоих с журналистом Игорем Беляевым.
Примаков и Беляев, тоже правдист, написали большую книгу «Египет: время президента Насера» и решили на ее основе защитить докторские диссертации. Но это была тактическая ошибка: докторские диссертации — в отличие от книг — в соавторстве не пишутся. Ученый должен продемонстрировать творческую самостоятельность.
Вспоминает один из сотрудников ИМЭМО:
— Они с Игорем Беляевым, два арабиста, принесли в институт совместную работу и хотели защититься. Им, как полагается, устроили так называемую предзащиту — это обязательное широкое обсуждение. Им накидали множество замечаний, народ даже хихикал по поводу этого соавторства. Примаков и Беляев все правильно поняли, разделили свой труд, представили диссертации в новом виде, и оба успешно защитили докторские…
Иноземцев и Примаков переориентировали институт на оперативный политический анализ. Некоторые ученые упрекали их за пренебрежение серьезной академической наукой. Другие полагали, что это единственный способ донести до руководства страны реальную информацию о положении в стране и мире.
Примаков хотел, чтобы институт давал практическую отдачу. Это он затеял ситуационные анализы. Что это такое? Это мозговые атаки, когда собираются лучшие специалисты и предлагают несколько вариантов решения какой-то актуальной проблемы. Например, анализ ситуации на рынке нефти. Какие факторы повлияют на цены? Будет ли расти добыча? Как поведут себя Иран, Ирак, Саудовская Аравия?..
Примаков был автором и редактором закрытых работ — то есть докладов и справок, снабженных грифом секретности и предназначенных исключительно для сведения начальства.
В его академической характеристике говорится: «Е.М. Примаков является автором методики краткосрочного прогнозирования развития политических ситуаций, и под его руководством была создана и внедрена в практику научно-исследовательской работы такая эффективная форма исследований, как ситуационный анализ».
В конце декабря 1977 года Примаков был назначен директором Института востоковедения. И здесь Примакову ставили в вину то, что он мало интересовался фундаментальными исследованиями. Он занимался текущей политологией. Предпочитал, чтобы его сотрудники писали не монографии, а служебные записки, которые можно посылать в ЦК.
— Исследования ислама, Ближнего Востока — это при нем все пошло вверх, — вспоминает доктор исторических наук Алексей Малашенко. — Надо еще иметь в виду, что это были восьмидесятые годы — агитпроп бдит, атеистическое воспитание еще существует. И при этом мы имели возможность достаточно объективно изучать ислам. Именно в эти годы наше исламоведение получило сильный импульс.
