Звезды царской эстрады - Кравчинский Максим Эдуардович (книги онлайн без регистрации полностью txt, fb2) 📗
– Вы позволяете себе обливать грязью моего друга, – сказал он ему и встал при этом. – Я попрошу вас немедленно покинуть мой стол!
Юре ничего не оставалось, как только встать и уйти. Что он и сделал. В дальнейшем мы продолжали служить вместе. Он вел себя так, как будто этого не было. Я тоже делал вид, что ничего не случилось. Но однажды в откровенной беседе с ним, где-то в кафе, куда мы ходили после работы, я сказал ему:
– Ты не понимаешь моих песен потому, что, во-первых, ты необразован; во-вторых, ты никогда ничего не переживал в своей жизни, ты не знаешь, ни что такое боль, ни что такое страдания, ни что такое печаль, тоска, душевные муки. Ты не знаешь, что такое родина и тоска по ней. – И постепенно обозлеваясь, вероятно, не без влияния алкоголя, я сказал ему: – Ты, Юрочка, старый “супник”! У тебя всегда можно было купить любовницу, “встретиться” с женщиной на твоей квартире. Ты всю жизнь пел по “отдельным кабинетам” и получал “в руку” – “на чай” – от богатых людей. Ты человек, воспитанный, так сказать, “при чужой рюмке водки”. Откуда тебе понимать человеческие чувства? Вот когда с тобой случится беда, горе какое-нибудь, ты, может быть, тогда и поймешь что-нибудь во мне!
Он чуть не убил меня за эти жестокие слова, замахнувшись бутылкой. Но нас развела публика.
На этом наши отношения как будто прекратились. Но окончились они все же иначе.
Однажды, съездив в Белград на гастроли, Юра познакомился с девицей огромного роста (выше меня на голову), которая была участницей белого движения. Звали ее по-военному – «Танька-пулемет».
Она была намного моложе Юры и была женщиной решительной и энергичной. Она сразу прибрала его к рукам. Юра влюбился в нее. Влюбился “жестоко и сразу” – он любил “большие куски”, как в еде, так, очевидно, и в любви. Уже сильно постаревший к тому времени, этот бывший “лев” был весьма быстро “перестрижен” ею в смирного “пуделя”. Она командовала им и третировала его. Женившись на ней в Белграде, где он отбил ее у богатого серба, не пожелавшего жениться на ней, он привез ее в Париж.
Это был ход со стороны женщины, которая сыграла на самолюбии своего богатого любовника. А Юра был козлом отпущения. Любовник взвыл. Она нанесла сильный удар! В конце концов он приехал за ней в Париж, они, по-видимому, встретились, и… эта особа, которую, кстати, мы называли “молодая лестница”, в один прекрасный день, когда Юра был в поездке, бросила его и уехала в Белград, предварительно начисто ограбив, продав все его имущество, даже квартиру со всей мебелью. Юра затосковал… И как! Он даже похудел от горя… Это было его первое душевное потрясение.
Как-то вечером он пришел в то место, где я пел. Заказав себе вина, он волей-неволей вынужден был слушать столь ненавистное ему мое пение.
Я пел довольно безобидный вальс “Дни бегут”. Там есть такие слова:
Сколько вычурных поз,
Сколько сломанных роз,
Сколько мук, и проклятий, и слез!
Как сияют венцы!
Как банальны концы!
Как мы все в наших чувствах глупцы!
А любовь – это яд,
А любовь – это ад,
Где сердца наши вечно горят.
Но дни бегут,
Как уходит весной вода,
Дни бегут,
Унося за собой года.
Время лечит людей,
И от всех этих дней
Остается тоска одна,
И со мною всегда она…
Наконец я кончил. Юра встал и подошел ко мне. По лицу его ручьями текли слезы.
– Прости меня! – только и мог произнести он.
Я простил…»
Отрывок, что и говорить, резкий, насыщенный, интересный… И откровенная сцена ссоры в ресторане только укрепила меня во мнении, что их конфликт – не банальная актерская зависть, но – столкновение темпераментов. Спокойный и меланхоличный созерцатель мира Пьеро-Вертинский и вечно алчущий жизненных удовольствий, холерик Морфесси. Это были люди, находившиеся на разных сторонах спектра человеческих душ. Между ними была пропасть непонимания, но прослеживается и скрытая взаимная тяга (к старым врагам ведь привыкаешь не меньше, чем к друзьям). Довольно странно при этом звучат выпады Вертинского в адрес Морфесси, затрагивающие, скажем так, личные моменты. И дело даже не в предмете этих нападок, но в самих формулировках и неком псевдопуританском осуждении Вертинским своего героя: «Уже сильно постаревший к тому времени, этот бывший “лев” был весьма быстро “перестрижен” ею в смирного “пуделя”», – пишет Александр Николаевич о Морфесси, словно позабыв о том, что сам в возрасте 54 лет связал свою жизнь с 20-летней Лидией Циргвава. «Постаревшему» же «льву» было на момент знакомства с Валентиной Лозовской лет 45–46. Такая вот попытка анализа отношений двух звезд сквозь призму их мемуаров…
И на десерт давайте вспомним описание вечера с Чарли Чаплином, на котором оба, видимо, присутствовали, но вновь как-то забыли о существовании друг друга.
Читаем строки «седовласого Баяна»:
«…Вернувшись в Париж, я узнал, что за последние десять – двенадцать лет вырос крупнейший нефтяной деятель Детердинг и что вторая жена его русская. Вскоре она пригласила меня петь у нее на большом рауте в отеле “Крийон”.
Этот раут не только совпал с парижским триуфом кинокомика Чарли Чаплина, а был дан госпожою Детердинг в его честь. Я это оттеняю, потому что, наверное, у леди Детердинг часто бывали и высочайшие, и высокие особы. А вот Чаплина, несравненного Шарло, супруга короля нефти принимала впервые. В высочайших же особах и на сей раз не было недостатка.
За столом вблизи хозяйки, густо покрытой бриллиантами, я увидел Марию, королеву румынскую, принцессу греческую Елену Владимировну, одного из принцев баварской династии, еще несколько русских и иностранных высочеств. Тут же были и донна Маццуки, и большая группа экзотической молодежи.
Повторяя “чарочку” за “чарочкой”, спокойно и холодно наблюдал я, как веселится “избранное общество”.
После обильных возлияний кто-то начал разбивать опорожненные бокалы. Эта забава так понравилась Чарли Чаплину, что он в мгновение ока превратил в осколки добрый десяток бокалов. Румынская королева была, вероятно, в первый раз свидетельницею таких занятных забав, ибо поспешила ретироваться.
Один из директоров отеля, наблюдавший эту картину с профессионально учтивым бесстрастием, полюбопытствовал у меня:
– Так, вероятно, принято в русском обществе – бить столовое стекло?
В ответ ему я улыбнулся…»
Конверт американского пиратского диска 1960-х годов, где извечные конкуренты оказались в непривычном соседстве
А так звучит версия «Вертидиса»:
«…Когда в Париж приехал Чарли Чаплин, леди Детердинг, русская по происхождению, решила устроить ему прием у себя в апартаментах отеля “Крийон”, на плас Вандом. Желая показать ему русских артистов, она пригласила к обеду тех, кто был в Париже в то время. Меня и Лифаря она посадила рядом с Чаплином. За обедом мы разговорились с ним и даже успели подружиться. Американцы сходятся очень быстро за дринком.
После обеда начались наши выступления. Лифарь танцевал, я пел, Жан Гулеску играл “Две гитары”, Настя Полякова пела старые цыганские песни и “чарочки” гостям. Чаплин был в восторге. Когда стали пить шампанское, метрдотель “Крийона” месье Альбер подал свои знаменитые наполеоновские фужеры старого венецианского стекла с коронами и наполеоновским “N” – сервиз, которым гордился отель “Крийон”, личный сервиз императора, оставшийся еще с тех пор, как Наполеон останавливался в этом отеле.
