Арийские и еврейские шахматы - Алехин Александр Александрович (книги без сокращений txt) 📗
1) стремление к упорядоченной, спокойной личной жизни;
2) интенсивная и плодотворная пропаганда шахмат у себя на родине или в странах, которые они выбрали себе для жительства. Так, например, новые немецкие шахматы не были бы на сегодняшней исключительной высоте, если бы не неустанная деятельность сперва Боголюбова, а затем Элисказеса. Без Эйве расцвет шахмат в Голландии немыслим, и едва ли кто-нибудь в мире говорил бы о маленькой Эстонии, если бы в ней не родился Пауль Керес.
Сопротивление Алехина еврейским шахматам
Это не удовольствие — писать про самого себя. Но моя шахматная деятельность в течение последней четверти века настолько тесно связана с темой данной серии статей, что я не могу не напомнить о некоторых фактах, вытекающих из моего многолетнего отрицательного отношения к еврейскому влиянию в шахматах. Моё более тесное знакомство с еврейством восходит к тому времени, когда я в мае 1921 года прибыл в Берлин. В то время паршивый торговец сигарами довоенного времени Каган превратился в шахматного издателя и шахматного мецената. В годы мировой войны Каган сделал блестящий «гешефт», что и дало ему такую возможность. В то время, когда я прибыл в Берлин, этот человек регулярно организовывал турниры, участники которых на 90 процентов были евреями. Его особым любимцем тогда был Рубинштейн. По указанию Кагана Рубинштейн вызвал тогда на матч нового чемпиона мира Капабланку, который тотчас же выразил согласие этот вызов принять. Так как я после длительной изоляции в России не знал истинного соотношения сил и был склонен недооценивать силу Капабланки, то принял для себя решение сделать по-спортивному всё возможное, чтобы не допустить матча Капабланка — Рубинштейн. Чтобы достичь этого, нужно было продемонстрировать моё превосходство над Рубинштейном. Поэтому на все мои значительные турнирные успехи (Гаага, 1921 г., Лондон, 1922 г., Карлсбад, 1923 г., Баден-Баден, 1925 г.) меня вдохновляла «антирубинштейновская идея», и цель эта была сравнительно быстро достигнута. Несмотря на согласие Капабланки, после турнира 1923 г. в Карлсбаде все специалисты перестали считать Рубинштейна полноценным соперником Капабланки, и на Нью-Йоркский турнир 1924 года его даже не пригласили. Но вскоре для арийских шахмат появилась новая опасность в лице другого восточного еврея, Арона Нимцовича.
Арнольд Нимцович — претендент на титул чемпиона мира
Если я в данном случае говорю об опасности, то это ещё не означает, будто еврей из Риги когда-либо имел хотя бы один шанс против Капабланки. Но даже «почётное поражение», при способности Нимцовича к саморекламе, пошло бы еврейским шахматам на пользу. Поэтому чемпионские планы Нимцовича следовало расстроить подобным же образом, как ранее это было сделано с Рубинштейном. Поэтому на важных турнирах в Земмеринге (1926 г.) в Нью-Йорке и Кечкемете (1927 г.) я играл под знаком «антинимцовической идеи». После того как я опередил Нимцовича на всех этих турнирах, он был вынужден взять свой вызов обратно. Одна деталь этого вызова мне запомнилась: это визитные карточки, которые он себе к этому времени заказал и которым, собственно говоря, место в собрании курьёзных редкостей. На визитных карточках было написано «Арнольд (это даже для еврейских ушей благозвучнее, чем Арон!) Нимцович, претендент на титул чемпиона мира». После того как в 1927 году титул чемпиона мира перешёл ко мне, Нимцович больше не пытался на него претендовать. Моё третье и пока последнее усилие против еврейского шахматного натиска я совершил значительно позднее, причём несколько необычным образом. На эту тему больше разговоров не было, и, конечно же, их на могло быть на моих матчах с Боголюбовым. Оба матча носили сугубо спортивный характер, и решающую роль в них сыграли умение и спортивная форма соперников. В обоих случаях судьба была благосклонной ко мне, но даже если бы результат этих матчей был иным, я не воспринял бы это трагически. Титул попал бы в надёжные руки.
Д- р Эйве — игрушка в руках евреев
Лишь во время моего первого матча с д-ром Эйве в 1935 году передо мной неожиданно снова встал еврейский вопрос. Разве мог я предположить, что спокойный, деловой и спортивный ариец Эйве позволит целой еврейской клике использовать его в качестве игрушки, и всё же невероятное тогда стало фактом: матч проводился оргкомитетом, состоявшим исключительно из евреев. Меня уговорили взять в секунданты еврейско-голландского мастера Самуэля Ландау, который в решающий момент матча якобы «по личным причинам» бросил меня на произвол судьбы. Техническим руководителем матча был назначен личный секретарь Эйве, житель Вены Ганс Кмох, женатый на еврейке. Нетрудно представить, какой «объективности» я мог от него ждать.
М. Эйве.
И поскольку я проиграл матч, отстав от соперника всего на одно очко, то берусь утверждать категорически, что если бы я своевременно распознал тот особый дух, которым сопровождалась организация матча, Эйве никогда не отвоевал бы у меня титул даже на самое короткое время. Во время матча-реванша в 1937 году также было приведено в движение всё шахматное еврейство. Большинство еврейских мастеров были задействованы в пользу Эйве в качестве корреспондентов, тренеров и секундантов. К началу этого 2-го матча у меня уже не было никаких сомнений: мне предстояла борьба не с голландцем Эйве, а со всем шахматным еврейством. Моя убедительная победа (10:4) на самом деле стала победой над еврейским заговором.
При этом, однако, я хочу категорически подчеркнуть, что мои шахматные сражения никогда не носили личного характера, а всегда были направлены против шахматно-еврейской идеи. И последний из перечисленных матчей вёлся мною не против Эйве как человека, а против того, кто — будем надеяться, что только временно — подпал под еврейское влияние и был использован евреями для своих целей.
Что же будет дальше с мировым шахматным первенством? Конечно, в наше быстротечное, полное неожиданностей время трудно предсказывать что-либо определённое. Возможно, что Капабланке удастся снова отобрать у меня титул сильнейшего, ведь он по-прежнему шахматист очень высокого класса. Только вряд ли от этого будет польза для шахматной жизни, ибо он недолго сможет отстаивать этот титул против молодых сил.
С другой стороны, будет очень полезным для мировых шахмат, если чемпионом мира станет, например, Керес или Элисказес. И если один из них действительно станет сильнейшим, то я восприму это без всякой зависти. Кто же наилучший из них обоих? У Кереса очень привлекательный стиль, напоминающий Морфи, но шахматы Элисказеса шире: они производят впечатление шахмат мирового класса. Неужели это всего лишь случайность, что Элисказес победил эстонского гроссмейстера как в 1937 году в Земмеринге, так и в 1939 году в Буэнос-Айресе?
Перевод с немецкого А. Цитрина
«64-шахматное обозрение» №№ 18/19, 1991 г.
БИОГРАФИЯ
Детство, юность
Александр Александрович Алёхин [5] родился 31 октября 1892 года в Москве. По происхождению — дворянин. Его отец — Александр Иванович Алехин (1856–1917), мать — Анисья Ивановна (в девичестве — Прохорова) (1861–1915), происходившая из семьи текстильного фабриканта Прохорова, владельца «Трёхгорной мануфактуры». Предки по обеим родительским линиям в четвёртом-третьем поколении — крестьяне Старооскольского уезда Курской губернии. Семья владела имением близ Касторного, в Землянском уезде Воронежской губернии. В 1904 году Алехин-старший стал предводителем дворянства Землянского уезда, затем — Воронежской губернии, впоследствии — депутатом четвёртой Государственной Думы.
