Государство и анархисты (старая орфография) - Карелин Апполон Андреевич (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Судейское званіе даетъ злодѣямъ и сумашедшимъ возможность губить людей и клеветать на организаціи рабочихъ.
Левъ Николаевичъ Толстой, въ старости, былъ всецѣло проникнутъ духомъ всепрощенія, но по адресу судей и у него вырвалась рѣзкая фраза. По поводу судьи, приговорившаго человѣка къ смерти, то есть по поводу человѣка, приказавшаго убить другого человѣка, Л. Н. заявилъ: — "воръ за три рубля вещи продаетъ. Судья за нѣсколько полтинниковъ жизнь человѣческую продаетъ. Вора мы бранимъ, презираемъ, прогоняемъ, а судью мы принимаемъ и за столъ сажаемъ. Страшно. А вѣдь, уже кого въ шею вытолкать, то этого".
Какой то не очень умный баринъ заступился за судей и разсказалъ, что знакомый ему судья приговариваетъ не за деньги, что этотъ судья говорилъ ему, что приговаривать къ смертной казни непріятно.
Въ двухъ словахъ Л. Н. Толстой замѣтилъ, что этими словами какъ разъ и доказывается, что судья понималъ, что имъ дѣлается нехорошее дѣло, что именно за получаемое жалованье, за деньги онъ убивалъ людей.
Тысячилѣтіями приговариваютъ судьи людей, преступившихъ и не преступившихъ законы, къ тяжкимъ мученіямъ, а преступность и не подумала исчезнуть съ лица земли. Порожденное соціальной неурядицей явленіе нельзя устранить свирѣпостью разныхъ господъ. Зачастую, по мѣрѣ усиленія свирѣпости наказаній, увеличивалось количество преступленій.
Только въ зависимости отъ улучшенія жизненныхъ условій, уменьшается преступность. Ничего не понимаютъ въ этомъ тѣ люди съ больной нравственностью, которыхъ называютъ судьями.
Въ Америкѣ нашелся, впрочемъ, рѣдкостный судья, отказавшійся отъ этой должности. "Я усталъ отъ судопроизводственной комедіи, — заявилъ судья Джонъ Стевенсонъ. — Отправленіе того, что называютъ правосудіемъ, это комедія, которая стала для меня столь отвратительной, что я не могу болѣе участвовать въ ней.
Что получится, если я пошлю въ тюрьму пьянствующаго человѣка? Пока онъ въ тюрьмѣ, его жена и дѣти не получаютъ отъ него денегъ и онъ снова начинаетъ пьянствовать, какъ только выйдетъ изъ тюрьмы.
Когда я посылаю въ тюрьму вора, развѣ я дѣлаю этимъ вора или общество лучшими? Нѣтъ! Выйдя изъ за рѣшетки, онъ начинаетъ воровать и становится рецедивистомъ.
Если я посылаю въ тюрьму женщину за плохое поведеніе, развѣ это можетъ помѣшать тому, что имѣются проститутки, развѣ это уменьшаетъ ихъ число? Нѣтъ, такъ какъ это зависитъ отъ соціальныхъ условій, а въ эту область суды не могутъ вмѣшиваться".
Но, не говоря о немногихъ просто ошибающихся людяхъ, судьи, особенно судьи — человѣкоубійцы, эти воры человѣческой свободы и жизни, являются или преступниками, или нравственно помѣшанными людьми.
Въ низшихъ рядахъ правительственной іерархіи попадаются иногда лица, возмущающіяся палаческими функціями правительства и противодѣйствующія послѣднему. Если высшіе правители узнаютъ объ этомъ, они удаляютъ такихъ лицъ изъ рядовъ правительства и наказываютъ, то есть, мучаютъ ихъ.
Каждому члену правительственной іерархіи предоставлена доля власти надъ подданными, но онъ — рабъ высшихъ чиновъ іерархіи, исполнитель ихъ приказаній, которыя часто называются законами.
Каждый членъ развитой правительственной іерархіи, властвуя, подчиняется и прячется за спину другого властителя, а всѣ правители вмѣстѣ прячутся за законъ, какъ будто законъ не является простымъ выраженіемъ воли высшихъ правителей, обычно тождественной съ волей богатыхъ классовъ общества.
Каждый правитель оправдываетъ свое поведеніе даже тогда, когда самъ понимаетъ, что оно приноситъ вредъ людямъ и ссылается при этомъ на волю другихъ людей, какъ бы не понимая, что такая ссылка ничего не оправдываетъ. "Я очень сожалѣю о томъ, что долженъ предписывать отобраніе произведеній труда, заключеніе въ тюрьму, изгнаніе, каторгу, казнь, войну, то есть, массовое убійство, но я обязанъ поступить такъ потому, что этого самаго требуютъ отъ меня люди, находящіеся во власти. Если я отнимаю у людей собственность, хватаю ихъ отъ семьи, запираю, ссылаю, казню, если я убиваю людей чужого народа, разоряю ихъ, стрѣляю въ города по женщинамъ и дѣтямъ, то я дѣлаю это не на свою отвѣтственность, а потому что исполняю волю высшей власти, которой я обѣщалъ повиноваться для блага общаго". (Л. Н. Толстой).
Конечно, это — оправданіе подкупленныхъ людей, которымъ перестаютъ выдавать жалованье, разъ только они вздумаютъ поступать по совѣсти.
Высшіе же правители, опять таки преслѣдуя свои личные интересы, еще охотнѣе ссылаются на "общее благо", какъ разъ тогда, когда творятъ зло и оправдываютъ, такимъ образомъ, удивительно подлые поступки.
Исторія указываетъ, что до сихъ поръ власть почему-либо утраченная одними правителями подхватывалась другими. Въ современныхъ демократическихъ республикахъ предусмотрѣно закономъ, то есть, тѣми же правителями, при какихъ условіяхъ одни правители должны уступить власть другимъ. Все одни и тѣ же правители скорѣе надоѣли бы подвластнымъ и такія смѣны начальства поддерживаютъ самый институтъ власти.
Но если правительство — эта шайка мучителей — вредно для людей, то естественно его надо уничтожить. Тѣмъ не менѣе, часто приходится слышать, что не "правительство" вредно для общежитія людей, а какое-нибудь опредѣленное правительство, какая-либо опредѣленная его организація. При этомъ говорятъ иногда, что только правительство, реорганизованное на новыхъ началахъ, напримѣръ, республиканскихъ, явится полезнымъ факторомъ народной жизни.
Всѣ, говорящіе такимъ образомъ, забываютъ, что всякая власть, при всякихъ условіяхъ неизбѣжно развращаетъ правителей. Палачъ, какъ таковой, не можетъ быть полезенъ пытаемому, хотя, имѣются болѣе и менѣе мучительныя пытки, но вѣдь палачъ, именно потому, что онъ палачъ, не можетъ отмѣнить пытку.
Къ правительству, измѣнившему свою форму и утверждающему, что, поэтому, оно стало полезнымъ народу, надо отнестись такъ, какъ отнесся крестьянинъ къ змѣѣ, смѣнившей свою кожу и потому предлагавшей крестьянину подружиться съ нею. Крестьянинъ отвѣтилъ на это предложеніе ударомъ топора.
Сущность власти одна и та же, какова бы ни была ея форма и какъ бы часто не мѣнялись правители, правительство остается страшно вреднымъ для населенія учрежденіемъ.
Не говоря о томъ, что "господство людей, называющихъ себя правительствомъ, не совмѣстимо съ моралью, основанной на со-лидарности", (ГТ. А. Кропоткинъ), укажемъ, что исторія всѣхъ государствъ доказала развращающее вліяніе власти на правителей.
"Насильничество и несправедливость властителей, — давно уже говорилъ Адамъ Смитъ, — есть старое зло, противъ котораго, какъ я опасаюсь, природа человѣческихъ дѣлъ едва ли найдетъ цѣлебное средство".
"Свойства привилегированнаго человѣка, — говорилъ М. А. Бакунинъ, — таковы, что они отравляютъ духъ и сердце человѣка. Этотъ законъ соціальной жизни, который не допускаетъ никакихъ исключеній, примѣнимъ, какъ къ цѣлымъ народамъ, такъ и классамъ и къ единичнымъ лицамъ".
"Люди, — писалъ Л. Н. Толстой, — вслѣдствіе того, что они имѣютъ власть, дѣлаются болѣе склонными къ безнравственности, то есть, къ подчиненію общихъ интересовъ личнымъ, чѣмъ люди, не имѣющіе власти, какъ это и не можетъ быть иначе". "Разсчетъ или даже безсознательное стремленіе насилующихъ всегда будетъ состоять въ томъ, чтобы довести насилуемыхъ до неизбѣжнаго ослабленія, такъ какъ, чѣмъ слабѣе будетъ насилуемый, тѣмъ меньше потребуется усилій для подавленія его". "Нѣтъ тѣхъ ужасающихъ преступленій, которыхъ не совершили бы люди, составляющіе часть правительства и войско по волѣ того, кто случайно можетъ встать во главѣ". (Л. Н. Толстой).
Подчиненіе всегда оскорбительно и тягостно для взрослаго человѣка.
Власть, — эта моральная язва, — развращаетъ и подчиняющихъ и подчиненныхъ. Правительство противодѣйствуетъ серьезнымъ порывамъ людей къ самосовершенствованію. Такое совершенствованіе неизбѣжно порождаетъ протестъ противъ поработителей и, въ конечномъ счетѣ, противъ всякаго правительства. И конечно, нельзя не развратиться, борясь съ попытками людей совершенствоваться.
