Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - Гитин Валерий Григорьевич (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗

Из всей толпы ее наложников (удачное слово!), конечно же, резко выделялся Григорий Потемкин (1739—1791 гг.), тот, который известен как выдающийся государственный и военный деятель, как покоритель Северного Причерноморья и Крыма, как строитель Черноморского флота и главнокомандующий (при титуле Светлейшего князя Таврического) российской армией в русско-турецкой войне 1787—1791 гг.

С его именем связано и такое понятие, как «потемкинские деревни», которые он якобы построил из картона и фанеры на пути следования Екатерины в завоеванный им Крым. В действительности никаких декораций такого рода не было и не могло быть. Екатерина была слишком умна, чтобы принять за чистую монету такую грубую фальшивку. Такого рода «деревни» были всего лишь злобной выдумкой завистников Потемкина, только и всего. А выражение «потемкинские деревни» впервые увидело свет в мемуарах саксонского посланника Хелбига, изданных в 1797 году, когда уже не было в живых ни Екатерины, ни Потемкина.

Да, никаких фальшивых деревень он не строил, но, тем не менее, плут был отменный. В ранней молодости он совратил около десятка своих племянниц, а когда его мать выразила возмущение по этому поводу, он прекратил всякое общение с нею.

Он известен как участник многих дерзких авантюр, в том числе, и государственного переворота 28 июня 1762 года, когда его, тогда еще вахмистра, заметила новоявленная императрица, чтобы через 12 лет сделать его не просто фаворитом, постельной принадлежностью, как многих прочих, а опорой, защитой и надеждой трона. По некоторым данным, он был тайно обвенчан с Екатериной.

Его называли «Великим циклопом» из-за черной повязки на глазу. По одной версии, он потерял левый глаз из-за нерадивости лекаря, приложившего какую-то не ту примочку, а по другой — это был результат столкновения с Алексеем Орловым, приревновавшим его к Екатерине и выбившим ему глаз биллиардным кием.

Когда в 1769 году началась война с Турцией, Потемкин командовал фронтом, где основной наступательной силой было Войско Запорожское. Восхищенный отвагой и боевой выучкой украинских казаков, он выразил желание быть приписанным к Войску в качестве простого казака.

Запорожцы охотно приняли князя в свое сообщество. Потемкин получил соответствующий документ и сечевое прозвище — Грыцько Нечоса (из-за пышного парика). Новоявленный казак заверил своих товарищей, что всегда будет стоять на страже их интересов и прав.

Но окончилась война, Северное Причерноморье и Крым стали частью империи, и отношение к казакам со стороны Грыцька Нечосы и «доброй матери запорожцев» Екатерины как-то враз изменилось к худшему.

После оккупации Крыма Запорожская Сечь утратила для империи значение буфера, принимающего на себя все удары татар и турок, а посему все обещания и обязательства Екатерины и Потемкина в отношении сечевиков были забыты с истинно имперским цинизмом. Кроме того, плодородные запорожские земли давно уже привлекали жадные взоры екатерининских вельмож, да и стоило ли впредь мириться с существованием этого «государства в государстве», этой казацкой вольницы, которая, по идее, могла преподнести какие угодно сюрпризы…

Екатерина, после недолгих колебаний, приказала Потемкину упразднить Войско Запорожское и обезоружить его, желательно, без излишнего кровопролития.

25 мая 1775 года Запорожская Сечь была окружена шестидесятитысячным войском генерала Текелия и разоружена без сопротивления, в чем состояла немалая «заслуга» сечевого священника отца Владимира, пригрозившего запорожцам Божьей карой за пролитие крови своих единоверцев.

Сечь была разгромлена, а ее кошевой атаман Петр Калнышевский (1691—1803 гг.) был отправлен в Соловецкий монастырь, где последующие четверть века провел в подземной камере, откуда только трижды за год позволялось выходить в трапезную.

Калнышевского помиловал в 1801 году Александр Первый, но старик уже не имел сил вернуться на родину и умер там же, в Соловецком монастыре, 31 октября 1803 года на 112 году жизни.

А Потемкин, утратив сексуальное влияние на Екатерину, оказался умнее и дальновиднее всех своих предшественников, отброшенных на обочину столбового пути императрицы и канувших в небытие. Он твердой рукой направлял все капризы своей стареющей возлюбленной, подыскивал ей новых любовников, приказывая убивать на дуэлях тех, кто был нежелателен в этой роли, и подсыпая, где нужно, яд, а где нужно — возбуждающие средства…

Существует одна версия, согласно которой на Екатерине лежит большой, страшный грех, если все обстояло так, как утверждают хронисты. Вскоре после кончины императрицы Елизаветы был дан поминальный обед, на который пришли и особо приглашенные Михаил Васильевич Ломоносов с супругой. Екатерина, несомненно, была посвящена в тайну рождения знаменитого ученого и хорошо понимала, что по закону о престолонаследии он имеет неизмеримо больше прав на российский престол, чем принцесса чужеземного карликового государства, да еще и захватившая власть посредством убийства законного ее носителя.

Как бы то ни было, но на следующий день после поминального обеда супруги Ломоносовы одновременно заболели, причем не просто заболели, а у них вдруг проявился паралич нижних конечностей. Вдруг и у обоих сразу. Христина, жена Ломоносова, вскоре уже могла кое-как передвигаться, а вот Михаил Васильевич целый год был прикован к постели, после чего стал ходить, но с большим трудом.

Летом 1764 года Екатерина навестила больного, а весной следующего года он скончался.

Прямых доказательств преступления нет, а впрочем, что бы они могли изменить? Поколебать многократно обоснованное убеждение в том, что власть и злодейство — синонимы? Они действительно синонимы, и не стоит выпрыгивать из протертых профессорских штанов, доказывая с пеной у рта, что «наша, все-таки, не такая злодейская, как ихняя» или «нельзя же под одну гребенку: есть самодержавная власть, а есть же и демократическая…» и т.п. Власть есть власть. Она вне времени, национальности или социального происхождения. У нее есть своя, присущая ей природа, а различия между ее носителями могут заключаться лишь в том, что один из них больше убивает и меньше крадет, а второй — наоборот. Вот и все…

Многие исследователи сходятся на том, что Екатерина больше крала, чем убивала. Да, в сравнении с Петром или Кромвелем — несомненно, если подходить к вопросу формально, не учитывая завоевательные войны, в ходе которых были загублены сотни тысяч людей — во имя эфемерной «славы империи».

Но и личных «подвигов» тоже было предостаточно. Например, в тот период, когда Екатерина, старея, брала себе все более молодых любовников, сменяя их довольно часто, в числе ее приобретений был некий Александр Дмитриев-Мамонов, образованный и умный офицер, к тому же моложе императрицы на добрых тридцать лет. Он сопровождал Екатерину в ее долгой поездке в присоединенные южные земли, по возможности уклоняясь от обслуживания увядшего, но по-прежнему жадного до ласк, тела под предлогом то крайней усталости, то нездоровья. А по возвращении в Петербург он страстно влюбился в княжну Щербатову, юную и ошеломительно красивую.

По имеющимся данным, Екатерина благословила влюбленных, щедро одарила их после венчания, но потребовала, чтобы они покинули Петербург и поселились в Москве.

Но это лишь часть развязки этой истории. Вторая, заключительная ее часть, о которой стыдливо умалчивают многие ученые мужи, по достаточно авторитетным свидетельствам, заключается в том, что через две недели после переезда в Москву молодой четы, по секретному приказу оскорбленной самодержицы, в их дом ворвалась группа солдат, которые на глазах у связанного Мамонова по очереди изнасиловали его молодую жену, а затем выпороли плетьми. Несчастная женщина едва не лишилась рассудка. Через некоторое время, после продолжительной болезни обоих супругов, они покинули Россию…