Неизвращенная история Украины-Руси. Том II - Дикий Андрей (книги хорошего качества txt) 📗
Усиленная агитация в этом направлении среди петлюровского “войска”, которую проводил “инспектор”.– политрук Кедровский, принесла свои плоды. Отдельные “атаманы” начали проявлять сбою агрессивность. Уже в половине сентября на ст. Бирзула, где стояли и деникинский и петлюровский отряды, петлюровский отряд неожиданно окружил и разоружил деникинцев. В ответ на ото, последовало распоряжение Деникина: “при встрече с войсками Петлюры – предлагать им разоружиться или покинуть территорию, занятую Доброармией”. Этот приказ, по словам ген. Удовиченко, был перехвачен петлюровцами и ускорил их выступление против Деникина.
22– го сентября Головной Атаман Петлюра издал приказ о начале войны против Деникина, назначив “командовать наступлением” того самого Сальского, который вызвал киевский инцидент. Этому приказу предшествовали два события: совещание Петлюры, членов его Правительства, двух оставшихся с Петлюрой, членов Директории (Макаренка и Швеца) и представителей Галицкого Правительства, в первый раз согласившихся принимать участие в совместном заседании. По настоянию надднепрянцев, было решено “готовиться к борьбе с Деникиным и наступать на Одессу”. О наступлении на Киев в решении этого совещания не упоминается, т. к. оно не было уверено, выполнит ли приказ ген. Кравс, командовавший группой киевского направления, – сторонник соглашения с Деникиным.
Решение совещания и овации Петлюре, по словам И. Мазепы, так его растрогало, что он заплакал… Точно так же, как заплакал, когда узнал о движении немцев на Украину в 1918 г.
Сотрудничество Петлюры с Лениным
Вторым событием, определившим подлинные настроения петлюровцев, была посылка особого уполномоченного к Ленину, с предложением сотрудничества Директории с большевиками. Вот как рассказывает об этом тогдашний премьер Укр. Нар. Респ. И. Мазепа в своих воспоминаниях (стр. 84–85) “как раз в это время (середина сентября) в Каменец приехал швейцарский коммунист Ф. Пляттен, личный друг Ленина. На нашу территорию он попал случайно. Еще в июне 1919 г. он вылетел из Москвы в советскую Венгрию с поручением от Большевистского Правительства. Но аэроплан упал на румынской территории и был конфискован румынским правительством. Пляттена румыны также задержали и не пропустили дальше в Венгрию. По его желанию, его переправили через Днестр на территорию, занятую украинскими войсками. Пляттен связался с галицким социал-демократом П. Бензой, которого он знал лично со времен пребывания Бензы в эмиграции в Швейцарии. Узнавши от Бензы об общей ситуации на нашем фронте и о том, что мы не сегодня-завтра объявляем войну Деникину, он предложил услуги – быть посредником между нашим правительством и правительством Ленина для заключения военной конвенции против Деникина. Директория и Петрушевич дали на это согласие. Через несколько дней Платтен выехал в Москву с предложением от нашего правительства”.
Приведенные выше слова заслуживают особого внимания, ибо они написаны премьером того правительства, которое посылало эту просьбу Ленину о сотрудничестве, а также и премьером эмигрантского “Украинского Правительства”, уверявшего в начале 50-х г.г. весь мир о “непримиримой вражде к большевикам” во все времена, как всей Украины и украинцев вообще, так и Петлюры и его единомышленников, в частности. Вопроса, как совместить антибольшевизм украинцев с предложением их правительства большевикам вместе воевать против антибольшевика – Деникина, Мазепа не касается. Он только свидетельствует о действии Петлюровского правительства, каковое действие иначе, как пробольшевистским назвать нельзя.
Говоря о согласии галицкого диктатора Петрушевича с противоденикинскими мероприятиями петлюровцев и всячески это согласие подчеркивая, Мазепа все же вынужден признать, что “хотя Петрушевич и подписал декларацию против Деникина, но это не мешало ему колебаться и менять свое мнение под влиянием людей из его окружения. В этом особенно фатальную роль сыграл своими информациями и пропагандой из-за границы член зап.-укр. делегации в Париже, В. Панейко. Без преувеличения можно сказать, что, своей преступной антисамостийнической деятельностью, он был в высшей мере причиной тех событий, которые вскоре произошли на нашем фронте”. (“Украина в огне и буре”, стр. 89). В результате ли “преступно антисамостийнической деятельности” делегата самостийной Украины, или по причине настроений украинской армии и неспособности полуграмотных “атаманов”, но события в ближайшие недели разыгрались следующим образом:
Добровольческая Армия начала наступление против петлюровцев, не ожидая пока Ленин пришлет им помощь. Уже к 15 октября все петлюровское войско находилось в состоянии беспорядочного бегства на запад к бывшей австрийской границе, на которой теперь стояли поляки.
Галицкая Армия в Доброармии
Галицкая же Армия окончательно разорвала с петлюровцами и в половине ноября перешла на сторону Деникина. Между нею и командованием Доброармии было заключено соглашение следующего содержания: “Галицкая Армия, в полном составе, с этапными установлениями, складами и железнодорожным составом, переходит на сторону Доброармии и отдается в полное распоряжение Главного Командования Вооруженных Сил Юга России через Командующего Войсками Новороссийской области”.
О положении частей, верных Петлюре, в своей книге “Украина в войне за державность” (стр. 118–119) генерал-инспектор армии У.Н.Р. Удовиченко пишет следующее: “В ротах осталось по 5-10 бойцов, а полки доходили до 50–60 штыков. Все бойцы держались до тех пор пока тиф не валил их с ног. С тяжелыми усилиями части Украинской Армии, отбиваясь от врага, который постоянно наседал, отходили на запад к польской границе. Около 26 ноября остатки Украинской Армии с боем оставили Проскуров, а 20 ноября сосредоточились в районе Староконстантинова. Украинская Армия была полностью изолирована. С юга и востока по ее следам шла Добровольческая Армия; с запада – польские корпуса; с севера – Красная Армия. Положение нашей армии становилось трагичным и безнадежным. Перед ней были две возможности: или сдаться на милость белых или красных москалей, или перейти границу Польши, где она будет разоружена. Командование Армии решает вывести остатки дивизий в район Любара-Острополя. Около 1-го декабря части заняли вышеупомянутый район”.
Так закончилось то наступление против Деникина, командовать которым несколько недель тому назад Петлюра назначил известного по своей глупой выходке в Киеве, атамана Сальского. Незадачливый полководец вместо наступления “командовал отступлением”, в результате которого, по данным ген. Удовиченка, к началу декабря во всей Украинской Армии осталось 4.000-5.000 бойцов. (“Украина в войне за державность”, стр. 122).
В начале августа, продвигаясь на восток, петлюровские полководцы рассчитывали, что их армия будет расти, как снежный ком, притоком добровольцев и присоединением повстанцев. Они верили, что народ только и ждет Петлюру и что все население с восторгом относится к его политике. В этом их убеждали эсеровские и эсдековские лидеры, считавшие что – “массы за ними”. Однако действительность показала, что за четыре месяца исхода по Украине (август-ноябрь) петлюровская армия, по данным ее генерал-инспектора, потеряла более половины своего состава. И не в боях, а главным образом от – болезней и дезертирства. Одни – уходили по домам; другие – к красным; третьи – к белым. Надежды же на пополнение оказались мыльным пузырем. Над этим нужно было задуматься, как руководителям украинской политики, так и многочисленным “атаманам” и следовало подвести итоги и сделать выводы, когда остатки армии сбились в Любаре.
Но, для этого надо было иметь гражданское мужество и честность, признать ошибки собственных установок и вытекавших из них действий.
Но этими качествами не обладали социалистические юнцы и полуинтеллигенты, составлявшие правительство Петлюры и политическое руководство его армии. Признать, что “массы” не пошли за ними и их лозунгами – это значило признать свое политическое банкротство и тем самым потерять право на выступление “от имени Украины”; на производство своих социалистических опытов над украинским народом; на министерские портфели; на дипломатические посты и, связанную с ними, привольную жизнь в столицах Европы. – И они создали новый миф: что “тогда” настроения еще не созрели, а “теперь, когда народ отведал власти и красных, и белых москалей” – все только и ждут “свое войско УНР” и немедленно в него вольются, если оно только появится на Украине.
