Легендарный барон - Князев Николай (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Один из свидетелей этой сцены рассказал мне впоследствии, что барон держался с подчеркнутой суровостью и большим достоинством, и таково было обаяние его имени, что никому из красных не пришло в голову открыто издеваться над своим злейшим, но теперь уже беспомощным врагом. Унгерн был доставлен в Троицкосавск, а оттуда перевезен на автомобиле в Вехнеудинск.
По приказанию кого-то из высших властей, по всей видимости, большого мастера по части театральных эффектов, у автомобиля барона скакало две сотни из кубанской дивизии, с лихо заломленными папахами и развевающимися красными башлыками. В Верхнеудинске Романа Федоровича посадили в звериную клетку (довольно дьявольская мысль) и в ней на открытой платформе доставили в Новониколаевск. Те же «театральных дел мастера» не позволили снять с барона его генеральских погон и ордена Св. Георгия, чтобы преподнести почтеннейшей публике заключенного в клетку «человека-зверя» в самом лучшем его оформлении.
Глава XXXII
Вернувшаяся после бесплодных поисков сотня донесла новому начальнику отряда, что монголы и штаб барона разбежались, побросав свои палатки. Полковник Островский выступил около 6 часов утра по дороге, ведущей к р. Селенге. Утро, напоенное предосенней свежестью, сулило ясный день, что как нельзя лучше гармонировало с общим повышенным настроением. Еще не миновали опасности, много предстояло впереди испытаний, но даже у тех, кто считал себя лично преданным барону Унгерну, не могла не появится мысль, что самое тяжелое, слава Богу, позади!.. Островский поставил своей ближайшей целью подальше отскочить от места только что разыгравшейся трагедии, потому что утром его застава вошла в соприкосновение с красным отрядом, в котором, наряду с монголами, находились также и русские всадники.
Первый марш уходившего на Дальний Восток отряда равнялся примерно 50 верстам, а в 12 часов следующего дня он подходил уже к Селенге. Высланный накануне к переправе разведывательный отряд собрал все баты, которые имелись в том районе, и подготовил плот. Для обеспечения спокойной переправы полковник Островский дал подполковнику Забиякину 3 сотни, 2 орудия поручика Виноградова и 4 пулемета с приказанием разбить преследовавших по пятам красных.
Забиякин занял позицию в полутора верстах на север от реки. Он подпустил противника на короткую дистанцию и здесь совершенно его растрепал. Затем посадил свои сотни на коней и отогнал врагов на несколько верст, после чего возвратился к переправе. В целях облегчения обоза, были сожжены лишние и поврежденные повозки; утоплены в реке 2 орудия, к которым не имелось снарядов, и снаряды, не подходившие к орудиям, а также брошены в реку неисправные пулеметы. Строевые части пошли вплавь; повозки и грузы переправлены на батах и плотах, пушки же были перетащены по дну реки на канатах (в том месте Селенга имеет до 90 саженей ширины).
За рекой отряд расположился на отдых. Полковник Островский принял решение обойти Ургу с юга. Он вел отряд спокойными маршами до тех пор, пока не подошел к району трактов, уходящих от Урги на юг и юго-восток. Здесь пришлось крепко «нажимать», чтобы проскочить опасную зону. Шли не меньше, чем по 60 верст в сутки.
Командир 3-го конного полка, войсковой старшина Очиров обратился на подходе к начальнику отряда с просьбой отпустить бурят и монголов его полка по домам. «Вы», — сказал Очиров — «уходите в Маньчжурию или Приморье. Вы идете к своим. А что мы будем там делать?» С чувством подлинного сожаления расставались унгерновцы со стариком Очировым, с которым успели сродниться. И у него дрожали слезинки на ресницах, когда он пожимал в последний раз руки своих боевых товарищей. С Очировым ушло 300 всадников. После того в отряде Островского осталось около 600 человек, сохранивших достаточную боеспособность. Имелось 6 орудий и 16 пулеметов.
Когда отряд миновал опасные места, даурская группа затеяла интригу против полковника Островского, обвиняя его в превышении власти: Островский, как некоренной унгерновец, не имеет, дескать, права требовать подчинения даурцев. Полковник Островский охотно уступил честь командования отрядом старшему из даурцев войсковому старшине Костромину.
Представитель китайского командования встретил унгерновцев в 40 верстах южнее Хайлара, чтобы купить наше оружие. Стороны быстро договорились на том, что каждый офицер отряда получает по 75 серебряных долларов и всадник — по 50. Кроме того, китайцы обязались для всех желающих дать бесплатный проезд в Приморье.
В бригаде генерала Резухина создалась более сложная обстановка. Дисциплина пала и некому было заботиться о поддержании ее. В связи с этим проявился дух разложения, который в первые же дни жизни нового отряда и не заметили одни лишь гг. триумвиры. Затем на Селенге в момент переправы изменил монгольский дивизион 2-го полка. Эти монголы, в соединении с местными партизанами, напали на нас под предводительством того Дугар-Мэрэна, который некогда первым перешел на сторону барона. Монголы, правда, были отбиты с потерями на их стороне и случай этот мог бы пройти бесследно, если бы не отвлек на время внимания полковников от переправы. В момент боя пущен был вплавь через реку русский дивизион. По нераспорядительности сотни поплыли в беспорядке, без соблюдения интервалов. На середине реки кони сбились в кучу и стали тонуть, а с ними погибло до 40 всадников.
В районе китайских заимок, верстах в 100 на северо-запад от Урги одна из сотен китайского дивизиона ушла из сторожевого охранения, предательски убив инструкторов-татар. Командира же сотни, поручика Соколова живым бросили в костер. Случайно уцелевший татарин был свидетелем этого происшествия. После этого случая оставшиеся две китайские сотни были разоружены, а их офицеры расстреляны.
В 45 верстах к северу от Урги, перед подъемом на хребет Хангай, мы бросили обе наши пушки и два пулемета, потому что обстановка требовала особой подвижности при проскакивании ургинского района. По счастью, красные прозевали [44], и, благополучно обогнув город, мы вышли к реке Толе. Только лишь с этого момента представилась возможность взять направление на восток.
В 60 верстах от города монгольский отряд с русскими инструкторами закрыл нам дефиле. После часового боя мы отскочили на северо-восток в горы и, перевалив через них, ночью вышли в верховья реки Керулен. Скверно лишь, что на месте боя бросили двух тяжело раненых офицеров — Маштакова (последнего, неудачного бароновского адъютанта) и прапорщика Анциферова. Неприятно также было оставлять на позиции два последних пулемета, хотя и со снятыми замками.
То отступая от реки Керулена, то снова приближаясь к нему, следовали мы так до г. Сан-бэйсэ (300 верст на юго-запад от ст. Маньчжурия). В 10 верстах от этого города красные вновь напали на наш отряд. На этот раз они были рассеяны энергичной атакой в конном строю. Через двое суток после Сан-бэйсэ мы вышли в пределы Барги и разоружились.
Лишь немногим удалось бежать из Урги перед занятием ее красными. Беглецы сгруппировались у оз. Буир-нура там, где стоял небольшой отряд, обслуживавший связь Унгерна с атаманом. Туда приехали на автомобиле Ивановский и Коковин с остатками денег барона. Добрался до этого пункта доктор Клингенберг с двумя сестрами лазарета. Прибыл полковник Циркулинский с пятьюдесятью легко ранеными казаками. При дележе остатков бароновских денег каждый из унгерновцев получил по 50 золотых рублей. Полпуда золота успели увезти Ивановский и Коковин, все остальное конфисковали китайцы. Полковник Циркулинский быстро сошелся с одной из сестер, героиней громкой истории с Черновым, и по ее настоянию расстрелял ее начальника, доктора Клингенберга (может быть, в смерти доктора отчасти были повинны золотые монеты, зашитые в его меховую куртку) [45]. Этими последними, никому не нужными выстрелами и закончился один из самых героических эпизодов эпохи гражданской войны.
