Русская армия между Троцким и Сталиным - Млечин Леонид Михайлович (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Громким, отчетливым металлическим голосом Лев Давидович произнес короткую речь, закончив ее вопросом:
— Кто за насилие над Черновым, пусть поднимет руку.
Никто даже не приоткрыл рта, никто не вымолвил слова возражения.
— Гражданин Чернов, вы свободны, — торжественно произнес Троцкий, оборачиваясь всем корпусом к министру земледелия и жестом руки приглашая его выйти из автомобиля.
Чернов был ни жив ни мертв. Я помог ему сойти с автомобиля, и с вялым, измученным видом, нетвердой нерешительной походкой он поднялся по ступенькам и скрылся в вестибюле дворца. Удовлетворенный победой, Лев Давидович ушел вместе с ним».
Долг платежом красен. Узнав о готовящемся аресте Троцкого, Чернов нашел главу Временного правительства Александра Федоровича Керенского, который взял на себя еще и обязанности военного и морского министра, и убедил его отменить приказ, а сам бросился спасать своего недавнего спасителя.
Никитин был возмущен и отправился к командующему Петроградским военным округом генералу Половцеву. Он спал в маленькой комнате при штабе. Никитин бесцеремонно потряс генерала за плечо и выпалил:
— Прошу сейчас меня уволить в отставку. Я больше служить не могу и не хочу.
— Подожди, подожди, — пытался успокоить его Половцев. — Да ты объясни сначала, в чем дело.
Никитин коротко доложил.
— Вот как? — удивился уже окончательно проснувшийся генерал. — Что же я могу сделать, если это приказание военного министра? Могу тебе только посоветовать одно — поезжай к генерал-прокурору и обжалуй распоряжение.
Через два часа Никитин явился в дом министра юстиции. Эти обязанности временно исполнял Скарятин. Он выслушал начальника контрразведки и обещал немедленно внести протест.
В одиннадцать утра Скарятин позвонил Никитину и извиняющимся голосом сообщил, что постановление правительства об отмене ареста Троцкого является окончательным.
О намерении арестовать Троцкого узнал весь Петроград. К начальнику контрразведки с протестом явилась группа возмущенных членов Петроградского Совета, что характерно — не симпатизировавших большевикам.
— Как? Вы хотели арестовать Троцкого? — В их вопросе Никитин услышал даже не упрек, а некое сострадание, словно начальник контрразведки был не в своем уме.
— Да, и сейчас этого требую!
— Но ведь это Троцкий! Поймите — Троцкий! — наперебой говорили депутаты.
По словам Никитина, постановление об аресте Ленина протеста не вызвало.
Тем временем следственные органы Временного правительства пришли к выводу, что лидеры большевиков в первых числах июля пытались поднять вооруженное восстание против государственной власти. Большевиков объявили контрреволюционерами.
Ленин обреченно сказал Троцкому:
— Теперь они нас перестреляют. Самый для них подходящий момент.
Судебное следствие вела Петроградская окружная палата. Следователи (журнал «Отечественная история», 1999, № 5) опирались на показания некоего прапорщика Д.С. Ермоленко, который был задержан в мае 1917 года при попытке перейти линию фронта. О нем начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Антон Иванович Деникин 16 мая доложил военному министру Керенскому.
Ермоленко на допросах показал, что в начале войны попал в плен, а в 1916-м был завербован немцами и обещал им добиваться сепаратного мира с Германией и отделения Украины. Прапорщик утверждал, что Ленин послан в Россию с той же целью. Ермоленко был несколько раз контужен еще в Русско-японскую войну и производил впечатление психически нездорового человека. На допросах он выдвигал совершенно фантастические идеи.
Тем не менее именно на основании его показаний Ленину, Зиновьеву, Троцкому, Луначарскому, Коллонтай, Раскольникову и другим вождям большевиков намеревались предъявить обвинение в том, что они совместно с агентами враждебных государств, которые дали им денег, дезорганизовали армию и тыл и подняли в Петрограде 3–5 июля вооруженное восстание.
В качестве свидетеля был привлечен Георгий Валентинович Плеханов. Один из основателей российской социал- демократии не любил Ленина. С его точки зрения, «неразборчивость» Ленина могла толкнуть его на то, что он «для интересов своей партии» мог воспользоваться средствами, «заведомо для него идущими из Германии».
Плеханов обратил внимание на то, что немецкая печать «с нежностью» говорит о Ленине как об «истинном воплощении русского духа». Но и Плеханов счел своим долгом заметить, что говорит «только в пределах психологической возможности» и не знает ни одного факта, который бы свидетельствовал о том, что эта возможность «перешла в преступное действие».
Министр юстиции Временного правительства и верховный прокурор Павел Николаевич Малянтович распорядился «Ульянова-Ленина Владимира Ильича арестовать в качестве обвиняемого по делу о вооруженном выступлении третьего и пятого июля в Петрограде».
Ленин и близкий к нему Григорий Евсеевич Зиновьев, член ЦК и один из редакторов «Правды», скрылись из города, боясь суда и тюрьмы. «Ленина нет, — вспоминал потом Николай Иванович Муралов, который стал первым командующим Московским военным округом, — а из остальных один Троцкий не растерялся».
Троцкий не убежал из Петрограда. Он написал открытое письмо Временному правительству: если Ленина осмеливаются называть немецким шпионом, тогда и он просит считать его шпионом. Троцкий сам требовал ареста и гласного суда.
23 июля Троцкого арестовали. Он дал показания в письменной форме. Он утверждал, что ни он сам, ни ЦК большевиков не призывали солдат к вооруженному восстанию и выступление 1-го пулеметного полка было для всех неожиданностью. Разумеется, он наотрез отвергал возможность сговора большевиков с германским правительством.
Исполнявший в тот момент обязанности министра юстиции во Временном правительстве А. Демьянов вспоминал:
«Троцкий был привлечен к уголовной ответственности по делу о большевиках. Но событие, в котором он принимал участие, стояло во всем деле совершенно особняком. Его обвиняли, и это было исключительно одно обвинение, в том, что, будучи на каком-то собрании рабочих в Народном Доме, он произнес зажигательную речь, призывая к убийству Керенского.
Сообщение об этом сделали двое офицеров, якобы слышавших эту речь. Троцкого арестовали. Он полностью отрицал возводимое на него обвинение. Был допрошен ряд свидетелей, посторонних Троцкому, участвовавших в собрании, которые мало того что отрицали приписываемые Троцкому слова, но показали, что Троцкий старался наоборот успокоить расходившуюся тогда толпу. Никаких призывов он тогда вообще не делал.
Сообщал мне о ходе предварительного следствия прокурор палаты Карчевский, сказав, что Троцкого в тюрьме по такому обвинению держать абсолютно нельзя. Я отлично понимал, что судебная следственная власть не решится, хотя имеет право, совершенно самостоятельно решать такой вопрос, выпустить на волю такую птицу, как Троцкий, без благословения свыше. Это благословение я ей и дал.
Однако я понимал, что освобождение Троцкого из-под ареста вредно. Поэтому я попросил предварительно освобождения Троцкого доставить мне весь следственный материал, его касающийся, и ознакомился с ним подробно.
Освобожденного Троцкого встретили в Совете рабочих и солдатских депутатов с триумфом. А в тот же день управляющий делами Совета Министров Гальперн предупредил меня, что в вечернем заседании Совета Министров у меня попросят объяснения по делу Троцкого. Я этого ожидал, и предупреждение Гальперна не застало меня врасплох.
В Совете во время заседания я получил записку сначала от Гальперна, который вновь предупреждал меня о готовящемся запросе, а затем получил записку и со стороны Терещенко, председательствовавшего тогда в Совете. Объяснение мне предстояло дать в конце заседания, когда вопросы по повестке будут исчерпаны.
Я дал свое объяснение в твердом тоне. Я рассказал, в чем заключается обвинительный материал по делу Троцкого, объяснил, что определение об освобождении Троцкого из-под ареста дано судебно-следственною властью, что авторитет ее должен быть во всяком случае поддержан, что по существу она в данном деле совершенно права, сказал далее, что Министерство Юстиции должно всегда стоять на страже закона и не допускать, чтобы его могли не только обвинять, но даже подозревать в том, что по его распоряжению могут содержать людей в тюрьме по одним лишь политическим соображениям, что во всяком случае я, пока буду во главе Министерства, этого никогда не допущу.
