Истребители - Ворожейкин Арсений Васильевич (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
Прежде всего я оглянулся. За спиной у меня никого не было… Искушение легкой победы взяло верх. Я бросился вслед за одиночкой. Пока мчался, сокращая расстояние, он летел по прямой. Но вот дистанция сократилась, стала прицельной. Я ловлю японца в перекрестие… Не тут-то было! Его скованность исчезла, он вдруг ожил… Что за черт! А, вон в чем дело: это не японец маневрирует, а просто мой прицел колеблется, как флажок на ветру, — перерыв не прошел бесследно, навык быстрого прицеливания утрачен… Я изо всех сил стараюсь быть точным в движениях…
Вдруг впереди прошла предупредительная трасса — кто-то из наших подавал сигнал об опасности. Я оглянулся… Серебристый диск, сметаемый винтом японского истребителя, вот-вот ляжет на хвост моего самолета… Резким рывком я повалился вниз. «Ушел!» Вместе со вздохом облегчения зло клял себя за горячность… Простаком оказался не японец-одиночка, а я, поддавшийся на приманку, к которой, как потом выяснилось, японцы стали прибегать в последнее время.
Занимая в полете наилучшее для обзора место, японские командиры иногда приказывали по радио своим летчикам выступить в роли приманки — появиться перед советскими истребителями и увлечь за собой какую-нибудь азартную голову. Как только наш истребитель покидал строй, на него наваливалось сверху звено японцев… Едва не сделавшись жертвой этой хитрости, я вновь повторял золотое правило: прежде чем прицелиться в бою — оглянись! За одну секунду обстановка может измениться не в твою пользу. Правило не было новым, но в мое сознание оно внедрялось, должно быть, малыми долями, по крупицам.
Новой явилась мысль о том, как важно для истребителя знать малейшие изменения, происходящие в тактике противника. Вынужденный перерыв в полетах сказывался не только на технике пилотирования и стрельбе, обнаружился явный пробел и в моей тактической подготовке. Пробел был невелик, но мог повлечь за собой поражение…
При выходе из пикирования я увидел, как три японских истребителя — самолет-приманка и пара, охотившаяся за мной, — подворачивают к своей группе. Вероятно, они потеряли меня или решили, что я ушел совсем. Используя скорость, приобретенную на пикировании, весь настороже, я полез к ним.
Звено японцев близко, противник явно меня не видит. Нос моего самолета круто задран. Вот-вот машина потеряет скорость, свалится в штопор. От нетерпения дрожат руки. Целюсь… Очередь… — один японец переворачивается. Я тоже сваливаюсь, потом, прекратив штопорение, перехожу в нормальный полет.
Над моей головой звено наших истребителей нападает на атакованный мной японский самолет. Летчик из него выпрыгивает с парашютом. Я наблюдаю за его приземлением, потом лечу на свой аэродром.
Едва я успел поздороваться с командиром и другими товарищами, как узнал, что прямо со стоянки к месту приземления японца отправляется машина. Мне тоже хотелось посмотреть на самурая.
— Возьми бойца с винтовкой! — предупредительно сказал Трубаченко.
Мы неслись по степи, выдерживая курс по моему маленькому компасу. Через несколько километров увидели грузовик, прибывший сюда ранее. Вдали белел купол парашюта, к нему бежали люди… Мы тоже направились туда, как вдруг послышалась стрельба Бегущие залегли, наш шофер, не дожидаясь команды, резко затормозил: изготавливая оружие, мы с бойцом выскочили из машины и побежали к залегшим в траве людям. Вдруг трое из них с оружием в руках бросились вперед и, сделав несколько прыжков без единого выстрела, упали на парашют, придавив его своими телами. Все поспешили к этой свалке.
Под белым полотном, визжа, как недорезанный кабан, бился японец. Трое советских бойцов его укрощали. Вскоре визг прекратился, полотно перестало трепыхаться, из-под него доносился только жалобный стон. Бойцы, распластав под парашютом человека, прижимали его руки и ноги к земле.
— Гаденыш! Стрелять вздумал!.. — зло ругался боец, подбираясь под полотно.
— Не раздавите, черти, — говорил другой.
— Надо бы его, гаденыша, пристрелить, тогда бы он и техника не ранил!
Японец вцепился в шелк обеими руками, боясь показаться на белый свет. Его пришлось раскутать силой.
Он лежал лицом вниз, подле валялся пистолет и кинжал, вынутый из чехла. Я осмотрел пистолет: обойма пуста, патроны все расстреляны. Японца подняли с земли, поставили на ноги. Он с перепугу трясся как в лихорадке, поднял руки без всякого требования. Вид его был жалок: маленькая фигурка съежилась, в глазах не злоба, какую я видел у офицера в госпитале, а мольба о пощаде. И эта убогая личность только что не хотела сдаваться в плен и яростно, до последнего патрона отстреливалась?! Я не мог этому поверить. Трясшаяся от страха фигурка вызывала отвращение.
— Охраняйте, чтобы не сбежал! — сказал я бойцам и пошел к технику, которому врач уже оказывал первую помощь.
Раненый, лежа на спине, корчился от боли. Окровавленный комбинезон был по пояс спущен с его плеч, врач накладывал повязку на грудь. Кровь уже успела просочиться, и марлевый бинт на глазах набухал.
— Хотели… помочь, — с трудом, словно оправдываясь, говорил техник. — Думали… повредился… ранен… а он стрелять… Теперь помру…
— Не говори глупости! — сказал врач, однако вид его был обеспокоенным и тревожным. — Давайте сюда грузовую машину! — крикнул он красноармейцам.
— Может, на легковой? — предложил я.
— Ему нельзя сидеть.
— Мы с добром, а он… стрелять, — еле выговаривал техник, глядя в небо.
— Помолчи, — приказал врач. — Лежи тихо, не шевелись.
Раненый уже ничего не отвечал, губы его посинели, лицо стало землистым. Не издав ни единого стона, удивительно спокойно умирал человек.
У меня защемило сердце. Горький комок подкатился к горлу. Я взял у красноармейца кинжал, сунул его в руки пленному, который тоже смотрел на умирающего, и крикнул, кипя негодованием:
— Харакири! Делай харакири! Вспарывай свое брюхо!
Самурай швырнул кинжал в сторону, что-то жалобно залепетал, трясясь еще сильнее.
Подъехала грузовая машина. Бездыханное тело техника бережно положили на носилках в кузов. Пленного я хотел взять с собой, но врач категорически запротестовал: японец прыгал с парашютом из горящего самолета, возможно, у него есть какие-нибудь повреждения, его необходимо внимательно осмотреть.