Иван Грозный - Скрынников Руслан Григорьевич (читать книгу онлайн бесплатно без TXT) 📗
Был ли Грозный писателем?
Наиболее интересный материал для суждения о личности царя Ивана дает его переписка с князем Курбским. Однако недавно профессор Э. Кинан из Гарвардского университета (США) пришел к заключению, что Иван IV никогда не был писателем, а приписанные ему сочинения были написаны через полвека после смерти Грозного совсем другим лицом — князем Семеном Шаховским. Вывод имел принципиальное значение. Признание подложности первого письма Курбскому с неизбежностью должно было повлечь признание подложности всей их переписки, а в конечном счете и других сочинений этих лиц. Посредственный, но плодовитый писатель Семен Шаховской происходил из рода ярославских князей, к нему принадлежал и Курбский.
Он затеял мистификацию, цели которой остались неясными, поскольку центральное место в письмах занимали страстные обличения измены Курбского. Открытие Э. Кинана вызвало бурю в ученом мире. Будь он прав, пришлось бы заново переписать историю России XVI в. Многое изменилось бы и в традиционной оценке личности Грозного.
Американский ученый был воодушевлен своим открытием и с нетерпением ждал реакции коллег. Я имел возможность ознакомиться с корректурой монографии, переданной мне учеником профессора. Чтение захватило меня. Стройная аргументация казалась вполне убедительной. Прочитав книгу, я отложил все ученые дела и в течение лета старательно проверял доводы Кинана, искал в архивах ответ на возникшие вскоре сомнения.
Э. Кинан обнаружил текстуальное сходство в первом послании Курбского и в сочинениях монаха Исайи. Это открытие стало главным в системе доказательств подложности переписки Грозного и Курбского. Не случайно вопрос о текстологических связях «Исайя — Курбский» превратился в центральный вопрос мировой дискуссии.
История Курбского и Исайи такова. Православный литовский монах Исайя, родом из Каменец-Подольска, приехал на Русь из Литвы летом 1561 г. По его собственным словам, цель его поездки сводилась к тому, чтобы заполучить в Москве некоторые переводы церковных книг. Исайя приехал на Русь одновременно с греческим митрополитом Иосафом, посланцем константинопольского патриарха к царю. Грек будто бы и стал виновником злоключений литовского монаха. По его доносу московские власти арестовали Исайю и заточили в тюрьму сначала в Вологде, а потом в Ростове.
В тюрьме Исайя написал несколько посланий, одно из них — «Плач» — точно датировано 1566 г. Э. Кинан обратил внимание на совпадение одной фразы в «Плаче» Исайи и первом послании Курбского царю и сделал вывод о том, что первое из сочинений явно повлияло на второе. Аналогичное влияние на послание Курбского (согласно гипотезе Э. Кинана) оказало другое письмо Исайи («Жалоба»), которое не имеет даты, но, по Кинану, может быть отнесено к тому же 1566 г. Андрей Курбский определенно написал свое первое письмо к царю в 1564 г. Поскольку он не мог заимствовать текст из писем, написанных два года спустя, значит (делает вывод Э. Кинан), «письмо Курбского» было написано кем-то другим.
Отмеченные американским исследователем совпадения весьма различны по своему объему, характеру и происхождению. В текстах посланий Курбского и «Плача» Исайи все сходство исчерпывается одной неполной фразой, которая не заключает в себе никакой серьезной биографической информации. Совпадение исчерпывается сравнительно небольшой богословской цитатой. Оба писателя обращаются к трафаретному образу справедливого Бога, воздающего мзду даже за чашу студеной воды. Опосредованно этот образ восходит к евангельскому тексту Матфея: «…аще напоит… сих чашею студены воды… не погубит мзды своея» (Матф. X, 42). В соответствии с литературными канонами своего времени не только духовные, но и светские писатели обильно оснащали свои писания ходячими богословскими цитатами и стихами, которые они знали наизусть и постоянно держали на кончике пера.
Образованные люди средневековья могли цитировать приличные случаю тексты большими отрывками. Почему же тогда Исайя и Курбский не могли процитировать по памяти три неполные строки? Курбский, будучи на свободе, имел возможность сверять цитаты по книгам. Исайя сочинил свое произведение при иных обстоятельствах. Он, по его собственным словам, написал «Плач» в ростовской тюрьме. Скорее всего, узник воспроизвел цитату о Христе-мздовоздателе по памяти.
Сходство неполной фразы о Боге-мздовоздателе в «Плаче» Исайи и «Послании» Курбского царю носило скорее всего случайный характер и объяснялось тем, что оба писателя были православными начетчиками.
Совершенно иной характер носят совпадения в тексте «Послания» Курбского и «Жалобы» Исайи. Наличие комбинации из пяти фраз и фрагментов, а равно наличие важной биографической информации в сходных местах исключают случайное совпадение. Один из писателей явно заимствовал текст у другого.
Э. Кинан полагает, что Исайя написал «Жалобу» в 1566 г. Анализ переписки Исайи обнаруживает ошибочность такой датировки.
Письма Исайи (пять текстов) отложились в рукописном сборнике, который хранится в Государственной Публичной библиотеке в Петербурге. Названные тексты располагаются в сборнике в следующем порядке: 1) «Послание» (1567); 2) «Плач» (1566); 3) «Жалоба»; 4) «Объяснение»; 5) «Предсказание».
По словам Э. Кинана, все пять названных текстов являются отдельными произведениями, написанными в разное время, различными стилями и для различных целей.
Но это не так. Три последних отрывка — «Жалоба», «Объяснение» и «Предсказание» — являются частями одного и того же письма. Они объединены одной темой. Эта тема — поездка Исайи в Московию, приведшая его в тюрьму. В «Жалобе» Исайя объяснял причины своей опалы в Московской земле. В «Объяснении» доказывал, будто он поехал на Русь за церковными книгами и его поездка имела благочестивые цели. В «Предсказании» монах утверждал, что еще в Вильнюсе ему предсказали беды, случившиеся с ним в Москве. Три фрагмента написаны как бы по единому летописному плану. Первый из них начинается словами: «От Рождества Христова 1561 августа 1».
Второй фрагмент просто не мог быть написан отдельно от первого, поскольку в начале его значится: «Того же року (года) 1561». Из всех трех текстов лишь первый имеет заголовок и лишь последний — концовку «Аминь!».
