Воскресшая из пепла. Россия. Век XVII - Золотарев Владимир Антонович (полная версия книги .txt) 📗
Келарь же, паче укрепляя их, и дерзости повелевает, и звати чюдотворца Сергия, «и зрите», рече, «славу божию». Егда же прииде старец близ Москвы реки против церкви святого христова мученика Никиты [122], у реки же множество казаков идяху в станы своя, и медляще прехода ради реки, келарь же многа молив их со многими слезами, якоже прежде. Слышавше же сия все многочисленное воинство казаков, внезапу умилившеся, внидеша в страх божий, и вси скоро устремишася ко врагом из бой, и не дошедше станов своих яко ни единому не остатиса от них друг друга понуждающе, глаголаху: «поскорим, братие, пострадати за имя божие и за православную истинную христианскую веру». Прочие же казаки, стоящие за рекою у церкви святого великомученика Никиты, видеша, яко братия их вскоре возвратишася на бой, и не даждавшеся келаря, противу ему грядяху чрез реку, свии бродяху, инии же по лавам идуще; келарь же и тех умолив и много поучив от божественных писаний; они же с радостию скоро поидоша на бой, бога в помощи призывающе и чудотворца Сергия, единогласно кличуще: «Сергиев! Сергиев!» Егда же прииде келарь в станы казачьи, и ту обрете их многое множество, овых пиющих, а иных играющих зернию [123]. Келарь же сих множае перваго поучив, казаки же все озъидоша из станов своих со орудием и повелеша звонити, кличуще: «Сергиев! Сергиев!» и поидоша вси на бой.
Приспевши казаком ко обозу у великомученицы христовы Екатерины, и бысть бой велик зело и преужасен; сурово и жестоко нападоша казаки на войско литовское; овии убо, боси, овии же нази, токмо едино оружие имуще в руках своих и мечь при бедре своей, побивабще их немилостиво, и обоз у литовских людей разорвали и запасы поймали и в остроге литовских людей всех побили; от множества бо тогда вопля и кричания сбою страну не бе слышати пищального стуку; но токмо огнь и дым восходящь, отдыму же темну облаку нашедшу и покрывшу войск все, инии же пришедше ко рву и литовских людей всех изо рву выгнаша, на них же приспевшым воеводам со множеством конник, и бысть врагом велика погибель, и станы их в разграбление взяша, прочая же в воздух дымом разлияшася. Гетман же Хоткеевичь, видя своих избранных множество побиенных от воинства православных, убоялся, пометав вся своя, побеже. Православии же гнавше по них, многих избиша и возвратившеся с великою победою, вземше вся запасы их и оружия и вся имения их пограбивше, во своя станы внесоша. А гетман о оставшими, своими ротами ста на Воробьеве горе.
ПРИЛОЖЕНИЕ 4
Запись Посольского приказа о приеме в Москве посланцев запорожского гетмана П. Сагайдачного, сообщивших о желании всего Войска Запорожского служить русскому правительству 1620 г. февраля 26
Оригинал текста и транскрипция оригинала сохранены.
ПРИЛОЖЕНИЕ 5
Конрад Буссов. Московская хроника
Печатается по кн.: Буссов К. Московская хроника 1584–1613. М.-Л., 1961.
Смутное состояние Русского государства в годы правления царей Федора Ивановича, Бориса Годунова и в особенности Димитриев и Василия Шуйского, а также избранного затем принца королевства Польского Владислава, от 1584 до 1613 г., год за годом без пристрастия описанная в весьма обстоятельном дневнике с такими подробностями, какие нигде более не приводятся, одним проживавшим тогда в Москве немцем, свидетелем большинства событий, господином Конрадом Буссовым, е. к. в. Карла, герцога Седерманландского, впоследствии Карла IX, короля Шведского, ревизором и интендантом завоеванных: у Польской короны земель, городов и крепостей в Лифляндии, позже владетелем поместий — Федоровское, Рогожна и Крапивна в Московии.
В том же 1606 г., 24 мая, — это был 8-й день после измены и убийства, — князь Василий Шуйский, тот, что прошлой осе-нью побывал в руках палача, был раздет его подручными и уже положил голову на плаху, ибо ему на месте публичных казней должны были топором запретить заниматься изменами без ведома и согласия Земского собора, одною только волею жителей Москвы, столь же почтенных его сообщников в убийствах и предательствах, всех этих купцов, пирожников и сапожников и немногих находившихся там князей и бояр, был повенчан на царство патриархом, епископами и попами, и присягнул ему весь город, местные жители и иноземцы. Сразу после этого некоторые из находившихся в Москве вельмож и дьяков были отправлены по стране, чтобы привести к клятве и присяге весь простой народ и все дворянство, все города и общины. Став царем, Шуйский первым делом отправил посольство к польскому королю и обвинил его величество в том, что не было соблюдено заключенное в свое время перемирие, и присовокупил к этому просьбу прекратить нападения на рубежи и придерживаться добрососедских отношений. При этом он послал королю всевозможные великолепные подарки и подношения и, заметая за собой следы, сообщил его королевскому величеству, как его подданные, люди воеводы Сандомирского, издевались над жителями Москвы и тем вызвали мятеж, во время которого было убито столько поляков, но королевскому послу не было причинено никакого зла, ибо он, Шуйский, сам лично его охранял и в будущем отпустит обратно в полном здравии.
Король Сигизмунд III тоже послал новому царю Шуйскому привет и отозвал своего посла, который был отправлен к Димитрию. Касательно убитых его величество отвечал, что поляки свободные люди, они могут ездить и служить, где и кому им вздумается, что они по собственной воле поехали с воеводой Сандомирским и его дочерью на свадьбу, и если они там что-то натворили и за это им, в свою очередь, досталось, то до этого его королевскому величеству дела нет и потому он этим заниматься не станет, а что будут делать родственники убитых, то тут его величество ничего поделать не может. Они, польские вельможи, — вольные люди, если они захотят отомстить, то его величество не может им запретить этого. Присланных подарков его величеству было не надобно, и он отослал их все обратно, требуя только возвращения своего посла, который вскоре после этого и был туда отпущен.
Всех других поляков Шуйский посадил в тюрьмы в разных концах страны и так очистил христианский город Москву от нехристей (как они называют всех иноземцев), что там остались только истинные христиане и благочестивые люди (как же!).
23 июня он выгнал из Москвы четырех докторов медицины, с которыми много общались поляки Димитрия и люди воеводы Сандомирского, потому что он им уже не доверял. Пятого доктора, Давида Фасмара из Любека, который всегда жил уединенно и тихо и с теми поляками никаких особых дел не имел, он оставил своим лекарем. Так как в это время широко распространилась выдумка о спасении Димитрия, московиты были сильно сбиты с толку таким странным известием и скоро перестали уже понимать, во что и кому им верить.
