Чернобыль. Как это было - Дятлов Анатолий Степанович (книги без регистрации .TXT) 📗
Реактор РБМК не безнадежно плох. Хотя по некоторым аспектам он принципиально не отвечает концепции безопасности. К примеру, его невозможно с приемлемыми затратами заключить в герметичную оболочку. Был он в 86 г. безнадёжен из-за просчетов физиков и конструкторов, вовсе не обусловленных конструкцией реактора. Г. Медведев пишет в своей повести, что положительный паровой эффект реактивности – самый существенный в уран-графитовых реакторах. Не так, и для уран-графитовых реакторов, как и для других, он может быть любым и по величине, и по знаку, т.е. и положительным, и отрицательным. Все зависит от состава компонентов активной зоны. Правильный расчет, корректировка по экспериментальным данным без особых затрат позволяли сделать РБМК в этом отношении вполне безопасным. А вот стержни СУЗ – просчет в чистом виде. Для изготовления приемлемых, скажем – правильных, стержней вообще никаких дополнительных средств не требовалось. Уже начальная эксплуатация реактора на первом блоке Ленинградской АЭС выявила практически отрицательные опасные свойства. Специалистами ИАЭ они были осмыслены, выданы верные рекомендации по их устранению. Нет у меня сведений, по каким причинам академик Александров не давал им ходу. И бог был милостив -на раскачку для принятия мер отпустил целых десять лет. Да, теперь, зная свойства реактора, какими они были до 1986 г., нужно не взрыву удивляться, а почему он раньше не случился. И не надо тех людей ругать, что они не настаивали на выполнении необходимой модернизации, некуда им было обращаться: к властям бесполезно – слушали Александрова, в газету – ни одна бы не напечатала. В лучшем случае выгнали бы из института. Даже после фактически случившейся катастрофы В.П. Волкова довели до инвалидности за его выступления. Откровенно говоря, берет страх, что «хозяева» в институтах все те же, кто изобрел не реактор, а ублюдка. Трудновато верить этим людям, если они в 1991 г. скопом в приведенном мной Отчете говорят, что СУЗ реактора отвечала всем требованиям, предъявляемым к таковой.
Будущее реакторов РБМК? Будущего они не имеют – это однозначно. Вопрос может ставиться только так: допустима ли их эксплуатация до выработки моторесурса или закрывать немедленно?
Я на этот вопрос ответить не могу. Безответственных заявлений достаточно, и добавлять туда своё не хочу. В одиночку на этот вопрос, думаю, никто не ответит. Да, реактор после модернизации во многих отношениях имеет приемлемые свойства, отвечающие нужным критериям безопасности. Но, к сожалению, его изначальные богатые аварийные возможности ещё не исчерпаны. Тяжелые аварии, может и не такие, как в Чернобыле, на этих реакторах не исключены, их можно представить отнюдь не гипотетически. Вероятность их возникновения должна быть оценена компетентными организациями. Только ли нашими, с привлечением ли международных, но никак решение этого вопроса нельзя отдавать на откуп авторам реактора. И по результатам оценки принимать решение.
Чернобыльская катастрофа – самая тяжелая, что может быть на станции. Неприемлемы аварии и менее тяжелые. По моему мнению, проект реакторной установки должен быть таким, чтобы таких аварий нельзя было представить в обычных условиях с учетом природных катаклизмов, свойственных данной местности.
Экологически чистых производств электроэнергии нет, и в ближайшее время не очень-то они видятся. Ни ветровые, ни солнечные станции не будут производить значимого количества энергии. Конечно, гидростанции в горных районах можно считать идеалом, но ресурс их по мощности недостаточен. А что дают гидростанции на равнинных реках? Возьмем Киевскую. Затоплено большое количество хороших пойменных земель, думаю, в будущем, и не таком далеком, придется эти земли рекультивировать. А мощности станции хватает только на открытие ворот шлюза. Ну, не в буквальном смысле, но никак вырабатываемая станцией энергия не стоит занятых земель. Затопленными землями влияние гидростанций на экологию не ограничивается. И влияние отрицательное. Это только неграмотные предки могли воздействовать на землю с пользой для себя и без особого или вовсе без вреда для земли. Мы другие. В Советском Союзе, пожалуй, не найти ни одного «преобразования», которое бы не вылезло боком для природы и людей.
Конечно, на территории бывшего Советского Союза большой резерв по экономии энергии, всякой, не только электрической. Структурная перестройка промышленности сколько может дать.
Металлических труб больше всех выпускаем и все мало, ещё и закупаем. Там, у них, при сокращении выпуска черных металлов увеличивали валовой национальный продукт, а наши экономисты, включая журнал «Мировая экономика и международные отношения», долдонили о кризисе забугорной металлургии. Академик Б. Патон, уважаемый человек, на XXVI-м съезде партии говорил об этом, никто не опровергал его, но и ничего не изменилось. Ноль. А если посмотреть на снующие туда-сюда пустые большегрузные машины? Много можно сэкономить, но все равно через какое-то время придётся увеличивать производство электроэнергии, ибо едва ли человек умерит свои амбиции. Разумного ограничения потребностей ожидать не приходится.
Я убежден, что любая тепловая электростанция экологически грязнее хорошей атомной. Реакторы РБМК будущего не имеют, и это не удивительно, ибо их конструкция исходит от сороковых годов. Применение их в энергетике стало возможным потому, что в силе были люди, по-другому уже не способные мыслить. Но ведь на этих реакторах свет клином не сошелся. Есть сейчас реакторы куда более надежные, и если отрешиться от гонений на ученых-атомщиков, дать им возможность нормально работать, будут реакторы со степенью надежности, удовлетворительной для человека по самым высоким критериям.
Ни в коем случае не скрывать от населения, что есть проблемы, ещё не имеющие удовлетворительного решения. Прежде всего это касается отработанного топлива. Вторая проблема – вывод станции из эксплуатации. И здесь реактор РБМК ставит более сложные вопросы, чем другие.
Уж, кажется, после Чернобыля убедились, к чему приводит ложь. Вполне достигли абсолютного недоверия не только к собственной, но и зарубежной науке. Любой неуч имеет куда больше шансов быть услышанным, чем добросовестный ученый. А уж если скажет, что работал на станции (кем – значения не имеет) и потрафит толпе, то доверие полное.
Вот как пишет Г. Медведев:
«У офицера и солдат респираторы не надеты, висят на шее. Безграмотность от плохо поставленного обучения… Ведь от этих молодых парней пойдет потомство. Даже 1 Р/г. дает 50 %-ную вероятность мутации…»
Это, конечно, ужасно, если бы было правдой. Весь мир работает из расчета пять бэр в год, для профессионалов. Но их же многие тысячи. Не все получают полную допустимую дозу. Но, к примеру, ремонтный персонал реакторных цехов практически весь за год эту дозу выбирает. При пяти бэр в год и мутации должны быть чаще, чем при одном. И что, никто этих аномалий не замечает, ни сами люди, ни врачи? Ничего удивительного, как и все другое, это утверждение Медведева высосано из пальца, действительности не соответствует.
Вот что пишет по этому поводу академик Н.П. Дубинин, по специальности генетик, судя по биографии, к конформизму не склонен:
«Научным комитетом по действию атомной радиации ООН с учетом ведущих специалистов мира по радиационной генетике принято, что удвоение частоты мутаций при остром облучении возникает при действии 30 Р. Если человек подвергается хроническому действию малых доз радиации в течение репродуктивного периода (30 лет), то суммарная доза радиации, способная удвоить частоту мутаций, равна 100 Р.
Любое повышение радиации влечет за собой то или иное поражение наследственности человека, соответствующее дозе радиации».
Не обращайте внимания на название единиц дозы: рентген, бэр, рад. При ?– и ?-излучениях они равны, с другими видами излучений обычный человек не сталкивается.
Итак, по заключению комитета ООН разовая доза в 30 Р или хроническая в 100 Р может удвоить частоту мутаций против природной. При естественном радиационном фоне около 70 новорожденных из тысячи имеют врожденные дефекты, вызывающие различные болезни. Таким образом, даже удваивающаяся доза не приводит к 50 %-ной мутации.
