Крестовый поход на Россию - Сборник Сборник (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
Рост недовольства в стране, огромные потери румынской армии на фронте, решение правительства Антонеску продолжить посылку войск на Восток в 1942 году заставили забеспокоиться лидеров так называемых исторических партий, еще не так давно благословивших участие фашистской Румынии в «крестовом походе» Гитлера. Председатель национал-царанистской партии Ю. Маниу в письме на имя Й. Антонеску от 8 ноября 1941 года, одобряя захват советских территорий до Буга, вместе с тем сожалел «об ослаблении румынской военной мощи» в результате потерь на фронте. Руководитель национал-либеральной партии Д. Брэтиану в письме, адресованном Й. Антонеску 24 ноября 1941 года, сокрушался по поводу того, что фронт поглотил «более 100 000 молодых рабочих рук»139.
Лидеры «исторических» партий считали, что после завоевания Одессы и территории до Буга все свое внимание правительство должно уделить вопросу о Трансильвании. Они упрекали Й. Антонеску в том, что он не заручился письменными гарантиями Германии об отмене решений венского диктата и выражали сомнение в готовности ее пересмотреть эти решения. Д. Брэтиану, как явствует из упомянутого его письма от 24 ноября 1941 года, был склонен думать, что в случае германской победы Трансильвания будет объявлена автономной областью под немецким протекторатом. По сообщениям тайных агентов сигуранцы, в кругах, близких к Г. Брэтиану, говорили, что «преждевременно питать чрезмерно оптимистические надежды» относительно обещаний гитлеровцев о том, что «Румыния будет играть ведущую роль в Юго-Восточной Европе», тем более что «не уточняется даже, как будет решена в конце войны проблема Трансильвании»140. Агенты также доносили, что на состоявшемся заседании руководства НЦП в феврале 1942 года высказывались подобные же сомнения141. Даже такой ярый сторонник политики диктатуры Антонеску, как К. Арджетояну, в узком кругу своих приближенных выразился: «Наше положение отличное, мы пользуемся доверием фюрера благодаря искренним отношениям г-на маршала Антонеску, но в вопросе о Трансильвании Венгрия имеет полную поддержку национал-социалистической партии… Симпатии же фюрера носят для нас платонический характер».
Лидеры «исторических» партий выражали сомнение в том, что посылка больших контингентов войск на советско-германский фронт склонит Гитлера к пересмотру венского «арбитража». Они полагали, что войны с Венгрией из-за Трансильвании не миновать. Между тем соотношение сил в венгеро-румынском конфликте складывалось не в пользу Румынии. «Вклад» последней в антисоветскую войну, а следовательно, и ее людские и материальные потери были значительно больше, чем у хортистской Венгрии142. Поэтому дальнейшую отправку войск на советско-германский фронт Ю. Маниу и Д. Брэтиану считали опасной для своей страны. Маниу, по сообщению секретных служб, полагал, что после завоевания Одессы Румыния «должна участвовать в антибольшевистской войне символически, посылая только части, укомплектованные легионерами»143. Король Михай придерживался мнения, что войска можно послать только в том случае, если Румынии будет гарантировано возвращение Северной Трансильвании144. Против отправки новых контингентов румынских войск на Восточный фронт высказался 8 января 1942 года начальник штаба румынской армии генерал И. Якобич145. В результате он был отстранен от должности, и его место занял генерал Штефля. Министром обороны кондукэтор назначил верного ему генерала Пантази.
Разногласия, появившиеся между кликой Антонеску и лидерами «исторических» партий относительно степени дальнейшего участия румынских войск в боях на советско-германском фронте, не вызывали беспокойства у правительства. Кондукэтор спокойно взирал на то, что Маниу и Брэтиану копии своих писем, направленных ему, распространяли среди своих сторонников в Румынии и определенных кругов в Англии и США, понимая, что все это делается для создания видимости оппозиции нынешнему курсу. Знал он и то, что Маниу поддерживал тесные контакты с легионерами. Как отмечалось в отчетах тайной полиции – сигуранцы, в начале 1942 года Маниу, завязал переговоры с «умеренными легионерами» о сотрудничестве в вопросе об отмене венского «арбитража». В качестве условия для сотрудничества легионеры потребовали, чтобы Маниу «не был против Германии».
Разъясняя свою позицию, председатель национал-царанистов заявил, что «его действия не носят антигерманский характер, а лишь направлены на возвращение Трансильвании, потерянной по воле держав оси в результате венского диктата, и он первый был бы всецело на стороне держав оси, если бы Германия вернула Трансильванию».
Маниу заверил железногвардейцев, что «не будет поддерживать акции правительства против легионеров»146. Несколько позже он встретился с руководителями железногвардейцев Думитреску-Зэпадой и Казаку Василе, «с которыми, – как сказано в донесении сигуранцы, – обсуждался вопрос о возможности включения определенных легионерских элементов в состав национал-царанистской партии»147.
В связи с появившимися в среде господствующей верхушки, в том числе генералитета, разногласиями по вопросу о степени дальнейшего участия в антисоветской войне Й. Антонеску созвал в феврале 1942 года командный состав армии, чтобы заручиться его поддержкой. На совещании было доложено о политике правительства148. Как отмечается в февральском 1942 года обзоре Генеральной дирекции полиции о внутреннем положении, в кругах «оппозиции» сам факт созыва такого совещания был расценен как признак «очень тяжелой ситуации внутри армии», «наличия сомнений и признаков недовольства»149.
Проводилась и усиленная идеологическая подготовка для оправдания посылки новых контингентов румынских войск на советско-германский фронт. 19 марта 1942 года перед представителями духовенства во главе с патриархом Никодимом, университетской профессуры, преподавательского состава школ выступил М. Антонеску. Назвав свой доклад «Румыния в завтрашней Европе», румынский вице-премьер старался обосновать необходимость дальнейшего широкого участия страны в антисоветской войне. Повторив все старые доводы, он на сей раз основной упор делал на «долг» помочь Гитлеру и Муссолини в их «великой миссии по уничтожению большевизма» и «защите европейской цивилизации», «частной собственности», на роль фашистской Румынии в создании «новой Европы», в «установлении политического равновесия». «Без этого Европа провалится, без этого Европа ославянится, без этого Европа – носительница вечного факела – окунется в царство тьмы!»150.
М. Антонеску заверял, что Румынию ожидает в «новой Европе» блестящее будущее, что она станет «воротами против восточных славян, воротами, через которые богатства немецкой Центральной Европы будут связаны с румынским Черным морем». «Через Северные Карпаты, – продолжал он, – мы проложим мост к великой немецкой массе. Через Львов мы свяжемся с Балтийским морем, через нас будут стекаться богатства европейского севера на юг и восток Европы; благодаря Дунаю мы принадлежим к Центральной Европе, мы кроны Балкан, а через Черное море мы протягиваем нашей сестре Италии руку вечной латинской веры»151. М. Антонеску призывал всех, в первую очередь молодежь, следовать по пути, начертанному королем и маршалом, принести на алтарь антисоветской войны новые жертвы.
Вице-премьер затронул также волновавший румынскую общественность трансильванский вопрос и, чтобы успокоить ее, резко отозвался о венгерских «союзниках», уверяя, что не забыта отторгнутая часть Трансильвании.
Но речь М. Антонеску не вызвала в стране ожидаемого энтузиазма. Даже в профашистских кругах ее оценили, согласно донесениям тайной полиции, как «анестезирующее средство для успокоения общественности в канун большой мясорубки на Востоке, в которой Румыния будет участвовать вовсю»152. Лидеры национал-либералов выразились, что речь «вызвана только стремлением стимулировать энтузиазм общественности и обосновать участие в войне на Востоке»153. Национал-царанисты усмотрели в ней попытку «вызвать фальшивый оптимизм», эта речь лишь подтвердила, что у Румынии «нет никаких заверений от Германии относительно возвращения Трансильвании»154.
