Генерал Скобелев. Казак Бакланов - Корольченко Анатолий Филиппович (книги без регистрации .TXT) 📗
— Немедленно еду, — решил Михаил Дмитриевич. — Где парадный мундир?
Облачившись, потребовал любимую шпагу. Денщик подал.
— А это что-о? — глаза у генерала округлились. На ножнах темнели пустые гнезда от пяти крупных бриллиантов. — Где камни?
Отшвырнув оружие, он переводил взгляд на находившихся в комнате.
— Кто осмелился на такую гнусность?
Растерянно моргал казак-ординарец Дубасов, в страхе застыл денщик: он совсем решился речи. В полном недоумении смотрели офицеры штаба.
«Кто сделал? Кто посмел покуситься на дарственное оружие?» — терялись все в догадках.
Шпагу с надписью на эфесе «За храбрость» генералу вручили за походы в Туркестане в 1876 году. Он ею дорожил, носил в редких случаях.
— Ваше высокопревосходительство, — подал голос поручик Марков. — Позвольте заняться поиском злоумышленника? Не может того быть, чтобы не найти наглеца.
— Ищите, — махнул тот и вышел из комнаты.
Поручик не стал терять время. Вместе с переводчиком поехал в недалекое местечко Сан-Стефано, обошел ювелиров, связался со скупщиками драгоценностей, побывал в полицейском участке, где заявил о пропаже. Оттуда направился в Константинополь.
Проходили дни, и таяли надежды на успех поиска.
И вот в конце недели Марков возвратился — и сразу к генералу:
— Нашел!
— Что? Бриллианты?
— Нет, вора. Скупщик описал приметы человека, который их принес.
— Кто же он?
— Узатис… Алексей Узатис.
Генерал изменился в лице.
— Не может офицер, да еще Георгиевский кавалер, совершить такое, — высказался он строго. — Не клевещите!
— Он! Турок его описал, а я не мог ошибиться.
— Немедленно Узатиса ко мне! — приказал генерал.
Тот не заставил себя ждать.
— Сразу повинишься или попробуешь отпираться? — глаза генерала стали зелеными. Они всегда были такими, когда им овладевал гнев.
— Все скажу! Все! Ничего не утаю! Только простите! — И Алексей Узатис опустился на колени.
— Что ты! Что ты! Изволь подняться! Сам творил? Или брат помогал?
— Николай только показал, где хранится шпага…
На следующий день братьев отчислили из штаба: младший пошел в строй, а Алексей принял роту в пехотном полку.
О том случае Михаил Дмитриевич не стал распространяться, не поведал о том матери.
И вот судьбе угодно было, чтоб произошла трагическая встреча с тем, кого Ольга Николаевна называла сыном…
Накануне того печального июльского дня капитан полиции Алексей Узатис зашел в сопровождении охранника в таверну на окраине Филиппополя. Внимание привлекли сидевшие в закутке трое подозрительных.
— Кто таковские? — спросил он их и потребовал документы. Форма и стоявший за спиной охранник с ружьем вселяли уверенность.
— Торговцы мы, — ответил усач. — Ездим по селам, да маленько торгуем.
— Чем торгуете? Где товар?
— Торгуем, чем придется. Кому что нужно, то и продаем. А товар в повозках лежит…
— Вы бы, господин офицер, выпили с нами. В такую жару потребить кружку белого да холодного — одно удовольствие, — предложил лысоватый, с бегающими глазками.
— Ладно, попробую, — не заставил себя упрашивать Узатис.
Вино развязало язык, сделало всех словоохотливыми. Незнакомцы сообщили, что они — его земляки, черногорцы.
— Да отпусти охранника! — предложил усач. — Кому он здесь нужен?
И Узатис отпустил, продолжив бражничать с земляками. Зашел разговор о деньгах, о богатстве, о том, что жизнь невмоготу тяжела, и каждый из них не отказался бы от лишней толики.
— Мне ведомо, где лежит такое богатство, — заявил усач. — И неподалеку. Только надобна смелость.
— Ты о чем? — насторожился Узатис. От выпитого вина он захмелел. — Какое богатство? Где оно?
— А рядом, в пяти верстах отсюда. — Усач как бы испытывал полицейского начальника. Остальные молчали. — Богатство в Чирпаке. И немалое…
— В этой деревне? Да какое там богатство? Мне там каждый дом ведом. Всех хозяев наперечет знаю, — усомнился Узатис.
— А туда сегодня приехала русская барыня. При ней казначей и солдат. Она намерена храм у нас строить, — объяснил усач. — А для этого нужны деньги. И немалые.
— А может, их нет, — предположил Узатис.
— Как нет! Зачем же казначей? Зачем солдат? Ясное дело, чтобы охранять.
— А мы-то при чем?
— Да пойми же, твердая голова! Их двое, не считая бабы, а нас четверо! Управимся в два счета — и деньги наши! Что скажешь?
— Надо подумать.
— И думать нечего.
Перед тем как лечь спать, Ольга Николаевна пожелала покойной ночи Семену и чиновнику, расположившимся в отдельной комнате сельской гостиницы, помолилась.
Среди ночи она проснулась от подозрительного шороха.
— Кто там? — испуганно воскликнула женщина, в предчувствии недоброго.
Сильная рука схватила за горло, что-то навалилось всей тяжестью.
— Где деньги? Куда спрятала?
Она попыталась позвать на помощь, но рука сдавила горло железной хваткой.
— Деньги!.. Деньги давай!..
Тело женщины обмякло, безжизненно упали руки.
На столике лежат матово поблескивающие бусы, кольцо, еще одно. Бандит сгребает их, сует в карман. Тут же сумочка, источающая тонкий аромат духов. В ней несколько ассигнаций. И их — в карман.
Саквояж… Но в нем только дорожные предметы — и ничего более. Взгляд его падает на женщину… «Да она ж умерла!..»
Им вдруг овладевает страх, заставляющий забыть обо всем. Едва не сбив стул, грабитель бросается к окну и бежит от дома прочь. Он не помнил, как добрался до своего дома, не раздеваясь повалился на кровать.
Его разбудил испуганный голос охранника.
— В Чирпаке убийство: кто-то задушил женщину и убил русского чиновника. Там был еще солдат, он отбился, убежал. Теперь сидит в полицейском управлении.
— Да… Сейчас… Мигом, — произносит Алексей Узатис.
События ночи всплывают перед ним. Комок застревает вдруг в горле и душит. Он садится на кровать, не в силах стоять.
— Может, испить водицы, — предлагает полицейский.
— Нет, не надо. Пройдет.
— А женщина-то — мать Скобелева, — продолжает сообщать полицейский. — Ехала в город.
— Какая мать?.. Какого Скобелева? — с трудом спрашивает Узатис.
— Да нашего генерала Скобелева, который Шипку брал да Шейново…
— Так это была его мать?
— Она… Она… Лежит мертвая…
— Иди, — с трудом выдавил Узатис, отправляя полицейского. — Скажи… Сейчас приду…
Он не пришел. Тело Алексея Узатиса обнаружили в той комнате.
Такие события произошли 6 июля в небольшом болгарском селении Чирпаке…
И вот из далекой Болгарии пришла горькая весть. Догнала в жарком Туркестане в темную ночь.
Он сидел у стола, устало уронив руки, а перед ним лежал этот несчастный бланк со строчками печального текста.
— Я пойду, Михаил Дмитриевич, — сказал Гродеков.
— Да, да, идите. Я побуду один.
Ах, как ныне беспощадна к нему судьба! Она безжалостно наносит удары, словно в отместку за прежние ратные успехи, будто испытывает его на прочность.
Время славы сменилось горькими днями неудач в его личной жизни. Сколько их выпало за эти годы! Разлад и окончательный разрыв с женой… Смерть отца… Уход из жизни Жирардэ, который оставался его добрым наставником до последних дней… И вот ужасная смерть матери. Что может быть горше? Но такова жизнь, и никуда от нее не скроешься.
Зной летнего дня сменился благостной ночной прохладой, и степь, соседствующая с огромной жаркой пустыней, как бы ожила. Крупные яркие звезды сияли и перемигивались в черном бархатном небе.
Крепость Геок-Тепе
Скобелев спешил с походом к Геок-Тепе и штурмом крепости. Он делал все возможное, чтобы завершить экспедицию до зимней стужи, решительным ударом разрубить тугой Ахалтекинский узел противоречий и установить в крае спокойствие. Подстегивало и желание вырваться на родину, к могиле матери.
После мрачной вести о гибели Ольги Николаевны он изменился: на лице залегли морщины, засеребрились виски. Однако чувство долга и ответственности не изменяло ему. Он по-прежнему оставался строгим и твердым в делах и таким же горячим. Не раз Гродекову приходилось выступать в роли хитрого дипломата, чтобы избегать конфликтов.
