Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну - Нарочницкая Наталия Алексеевна (книги онлайн без регистрации txt) 📗

2. Серьезно ли был обоснован так называемый Освободительный поход Красной армии 17 сентября 1939 г.?

От ответа на эти вопросы зависят правовые оценки значения Народных собраний Западной Украины и Западной Белоруссии, а также правовые обоснования вхождения бывших западных земель Второй Речи Посполитой в состав соответствующих советских республик.

За несколько лет до распада СССР советский историк Л. Безыменский обнародовал секретный протокол к пакту Риббентропа-Молотова и сделал вывод: «Можно констатировать, что, по содержанию, ни один из пунктов не выходил за рамки широко распространенной в те времена практики. Аналогичные секретные договоренности имелись у демократий с Англией, Италией, Германией, а также с Польшей. Но именно аналогия заставляет отнестись с дополнительной строгостью к тексту, известному только в копии. Все ли в нем верно передает оригинал, если бы он существовал?» [265] Тезис не вызвал возражений у присутствующих на круглом столе светил советской науки — В. Фалина, О. Ржешевского, В. Малькова, В. Сиполса, А. Искандерова.

Непредвзятый анализ текста секретного протокола, как и отсутствие твердости советской позиции в первой половине сентября 1939 г., не дают оснований считать, что Риббентроп и Молотов в августе 1939 г. согласовали «четвертое разделение Польши» де-юре. Стороны договорились о «сфере интересов», то есть те территории, на которых сторона-контрагент не должна в будущем проявлять свою активность (концессии, капиталовложения, влияние на правящие органы, поддержка повстанческих движений и т. д.) — при любом развитии событий. Советский Союз не брал на себя обязательств осуществить военную операцию против Польши и тем самым нарушить действующие с этой страной двух- и многосторонние международно-правовые договоренности.

Однако, в декабре 1989 г. II съезд народных депутатов СССР, вслед за генеральным секретарем КПСС М. Горбачевым, обвинил секретный протокол и объявил его «недействительным с момента подписания».

Подобная практика существовала и ранее. Например, во время становления Советской власти В. И. Ленин опубликовал и объявил «безусловными и срочно отмененными» тайные договоры царской России [266], в том числе договор с Японией 1916 г. об общих колониальных действиях в Китае, договор 1916 г. между Россией, Великобританией и Францией о разделе Турции, российско-британский тайный договор и конвенцию 1907 г. о сферах влияния в Иране, Афганистане и Тибете и др. Но ему и в голову не могло прийти объявить указанные договоры «недействительными с момента подписания».

Причиной запоздалого заявления М. Горбачева о «недействительности» секретного протокола послужило якобы противоречие советско-нацистских договоров принципам jus cogens, то есть общепринятым в международном праве нормам.

Заметим, что в современном международном праве, в частности Венской конвенции по праву международных договоров 1969 г. (ст. 64), утверждается, что хотя с появлением новой императивной нормы, договор, заключенный с ее нарушением, приостанавливается и становится недействительным, новая императивная норма не имеет обратного действия относительно уже совершенных актов. Так, например, договоренности, имеющие отношение к территориальным вопросам, заключенные и приведенные в действие в период, когда они не противоречили действующему на то время международному праву, не подлежат повторному рассмотрению (Tempus regit actum). Например, КНР была вынуждена уважать договоры по «аренде» Гонконга и Макао, которые в свое время были продиктованы Китаю с нарушением ныне общепринятых принципов равноправности субъектов международного права.

Более того, общим правилом принято, что нормы международного права не имеют обратного действия, их действие распространяется лишь на те отношения, которые появились после этих норм. Что является еще и основополагающим принципом права (Lex prospicit, non rescipit; Lex retro non agio). В случае же с договорным правом понятие «отсутствие обратной силы» закреплено в ст. 28 Венской конвенции 1969 г. о праве международных договоренностей.

Императивный принцип уважения территориальной целостности и политической независимости стран другими субъектами международного права в его современном правовом понимании сложился не раньше 1945 г., когда он был сформулирован в Разделе 1 Устава Организации Объединенных Наций. В межвоенный период международное право было не настолько категоричным.

Пытаясь избежать ответственности на процессе в Нюрнберге, подсудимый Риббентроп поставил вопрос о привлечении к суду И. Сталина, поскольку «за такой акт [267] ответственны оба партнера» [268]. Тогда это предложение было отклонено всеми судьями как надуманное.

В современных же научных кругах популярным стал тезис, сомнительное авторство которого принадлежит немецкому министру иностранных дел, о том что, заключив пакт с Гитлером, Сталин тем самым «поставил себя на одну доску с нацистами». Эта концепция полностью несостоятельна. Само по себе стремление изменения границ в свою пользу и практические шаги по осуществлению поставленной задачи не были и не являются нарушением международного права как современного, так и межвоенного времени. Вопрос упирался в допустимые и недопустимые, учитывая нормы международного права, формы и способы достижения поставленной цели.

Под влиянием Германии, Италии и Венгрии Великие державы вполне допускали на практике не только возможность изменения существующих европейских границ (Мюнхен, Венские арбитражи), но и проведение таких изменений под влиянием угроз силой, несмотря на желание заинтересованной стороны. Французский историк международного права Ж. Барьети справедливо писал, что «после Локарно в Европе существовало два вида границ: западные границы, которые необходимо было уважать, и восточные, которые (как это тайно признавалось) могут быть пересмотрены» [269].

Даже так называемые миролюбивые страны допускали легитимность силового давления и недобровольного изменения границ, если при этом поддерживались определенные формальные правила. Другая группа стран, во главе с Германией, Японией и Италией, нисколько не сомневалась в своем праве устанавливать «справедливые» границы, отличные от тех, которые сложились в мире, и, в частности, Европе в результате Версальской конференции.

Вторая Речь Посполитая, как и польское правительство в эмиграции, в 1938–1939 гг. неоднократно играла целиком по «гитлеровским» правилам: первый раз, когда в согласии с Третьим рейхом приняла участие в расчленении ЧСР (Тешинская Силезия), второй раз — осенью 1938 г., когда активно поддерживала идею аннексии Карпатской Украины Венгрией. После сентября 1938 г. (Тешин), после марта 1939 г. (польское торжество по поводу угорской оккупации Закарпатской Украины) правительство Второй Речи Посполитой поставило себя на одну планку с Гитлером и стало носителем идеи правового санкционирования использования силового давления в международных отношениях для изменения существующих государственных границ.

Можно возразить, что кроме этих «обычных» норм, существовало еще и писаное международное право (les scriptum).

Но нарушал ли договорные нормы Советский Союз в августе и сентябре 1939 г.?

В современной историографии принято считать, что специфическая форма советско-нацистских документов, подписанных в Москве 23 августа 1939 г., была предложена Сталиным.

В таком случае мы должны отдельно отметить, что секретный протокол о разделе сфер влияния между нацистской Германией, с одной стороны, и Союзом ССР, с другой, был составлен так, что формально не нарушал принятой на то время практики составления международно-правовых документов.

Процитируем полный (без купюр) текст:

«1. В случае территориально-политической перестройки областей, которые входят в состав прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является чертой сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы относительно Виленской области признаются обеими сторонами.