Утверждение христианства на Руси - Брайчевский Михаил Юрьевич (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗

Как справедливо подчеркивал В. Г. Васильевский [127, с. 117— 118], фракийцами здесь названы греки, скифами — Русь, бывшими сообщниками против Руси — болгары, овладевшие скипетром, диадемой и пурпуром, то есть добившиеся государственной независимости. Иоанн Геометр точно описывает ситуацию в Болгарии, которая возникла в середине 80-х годов Х в. в ходе народно-освободительной борьбы, возглавленной Самуилом Комитопулом. Для нас важным является заявление, что Русь выступала противником болгар, а следовательно, — потенциальным союзником Византии. Очевидно, имеется в виду поход 985 г., в котором Владимир принимал личное участие. Этот конфликт открыл перед Василием II принципиально новые перспективы, указав неожиданный путь к спасению.

Заметки греческого топарха. Обратимся к чрезвычайно интересному документу, в котором ярко описывается социальная деструкция в северо-западной периферии Византийской империи. Это так называемые ”Заметки греческого (в другом варианте — готского. — М.Б.) топарха”, которые уже более 150 лет смущают воображение исследователей [126; 128; 133; 313; 315; 333; 334; 459; 578, с. 112—127; 836; 882; 884; 900].

Эти заметки, написанные на свободных страницах рукописной книги конца Х в., обнаружены и опубликованы в начале XIX в. ( 1818 г.) известным в то время византинистом К. Б. Хазе, в примечаниях к греческому тексту Льва Диакона. К сожалению, после первой публикации рукопись оказалась утраченной, все попытки разыскать ее остаются безрезультатными, что значительно снижает информативные возможности, которыми оперирует современная наука. Неизвестно, например, исчерпываются ли записи тремя опубликованными отрывками, и не было ли в книге еще каких-то других фрагментов, которые не привлекли внимания издателя. Невозможно проверить хронологическое определение рукописи, предложенное исследователем, и т. д.

Несмотря на то, что по поводу документа существует многочисленная литература, его содержание и характер еще не получили общепризнанной интерпретации. Ясно, что заметки принадлежат перу владельца книги, который жил во второй половине Х в. Их палеография, по утверждению публикатора, свидетельствует о более позднем времени, чем основной текст, но не выходит за границы Х в. Автором был византийский чиновник, которому пришлось действовать в экстремальных условиях. Его принято называть топархом, то есть начальником области, подчиняющимся стратигу фемы. Где находилась эта область, в тексте не отмечено. Так как в одном из фрагментов упоминаются ”Климаты”, большинство исследователей относили район деятельности топарха к Тавриде и связывали с Крымской Готией; отсюда и термин ”готский топарх”, который одно время широко применялся в литературе [197, с. 415—417; 313; 315; 381, с. 260—261; 578, с. 112—127; 884; 886; 900]. Однако тщательное изучение текста убедило многих, что речь идет о Подунавье [126; 333; 334, раздел VI]. Упоминания о самом Дунае, о городе Маврокастроне (локализуется где-то в низовье Днестра) как промежуточном пункте между Днепром и владениями топарха; народа мисян (то есть дунайских болгар); протекторат ”того, кто царит на север от Дуная”; наличие в Нижнем Подунавье города ???????? (Климаты), упоминаемого еще у Прокопия Кесарийского [Proc. De aldific., IV, 4], — все это в своей совокупности явно склоняет в пользу дунайского варианта.

Рассмотрим коротко содержание заметок. Первый фрагмент подробно рассказывает о тяжелой переправе вооруженного отряда, с которым был и автор, через Днепр. Неясно, то ли переправа осуществлялась с левого на правый берег, то ли наоборот. Происходило это в период ледостава, что угрожало гибелью челнам. И только благодаря крепкому льду, который внезапно сковал реку, посчастливилось преодолеть водную преграду. Путешественники прибыли в селение Борион, где несколько дней пережидали метель. Далее описывается невероятно тяжелое продвижение отряда через снеговые заносы до Маврокастрона, под угрозой нападения ”врагов” (ближе не названы).

Второй фрагмент рассказывает о чрезвычайно трудном положении на северных берегах Дуная, после внезапного нападения варваров. Более десяти городов и 500 селений были уничтожены. Когда опасность достигла владений топарха, последний, применив энергичные действия, отразил опасного врага и стал укреплять город, соорудив небольшую крепость.

Третий отрывок непосредственно продолжает второй и начинается сообщением о названной выше крепости и заселении города. К сожалению, начавшаяся война свела на нет все усилия топарха. Не имея возможности противостоять противнику, он созвал вече ”из лучших людей”, которые решили перейти под власть ”того, кто правит на север от Дуная”. Автор заметок немедленно поехал к этому правителю и заключил с ним вассальный договор. При этом новый властелин не только оставил за ними Климаты, но и предоставил ему ”целую сатрапию” и бенефиции в собственной стране.

В литературе очень живо обсуждались такие вопросы: а) кому подчинялся топарх с самого начала; б) кто те враги, которые угрожали его области; в) кем были подданные топарха, которые страдали от этих врагов и в конце концов решили отдаться под власть нового правителя; г) кто был этот северный правитель. Из перечисленных вопросов только последний никогда не вызывал серьезных сомнений или споров. На него всегда отвечали однозначно: речь идет о киевском великом князе (Святославе или Владимире) [26]. В последнее время практически решен и первый вопрос: автор заметок был подданным греческого императора. Популярная в свое время готская альтернатива не имеет надлежащих оснований, хотя и в наши дни находит приверженцев (А. Н. Сахаров).

Зато дискуссионными и поныне остаются второй и третий вопросы. Не выяснено, в частности, идет ли речь об одном народе, который волей судьбы был разделен на две конфронтирующие части, или же это два разных народа, противопоставленных друг другу. Во втором варианте ”врагами” пришлось бы признать одно из кочевых племен, в Х в. проживавших в Северном Причерноморье, — мадьяр или печенегов.

Не углубляясь в анализ текста, подчеркнем некоторые моменты, которые помогут нам сориентироваться в интерпретации событий, описанных в документе. Во-первых, ”подданные” топарха, которые ”держались нас (то есть византийцев. — М.Б.)”, не были греками. Они ”не беспокоились об эллинских обычаях”, ”не пользовались расположением императора”, ”стремились к независимости”. Вместе с тем это было оседлое земледельческое население, проживавшее в городах и селах. То есть не кочевники. Автор подчеркивает, что более счастливые и сильные соседи (то есть Русь) ”не отличались по своим обычаям” от подданных топарха. Последнее дает возможность усматривать в них славян.

Таким образом, автор описывает местные племена Нижнего Подунавья — славянские (но не русские), которыми во второй половине Х в. могли быть только болгары. ”Враги” в заметках названы мисянами. Данным термином византийцы называли тех же болгар; это свидетельствует о том, что речь идет об одном народе. Правда, этот этноним выступает в не совсем ясном контексте: ”враги задумали сделать из их [нашей] земли, как говорится, добычу мисян” [126, с. 158]. В. Г. Васильевский и некоторые другие исследователи предполагают, что выражение ”добыча мисян” имела в византийском литературном употреблении идиоматический характер [там же, с. 158]. По нашему мнению, ничто не противоречит и прямому толкованию. Интересно, что вначале в цитированном тексте было написано ”нашу землю”, а потом слово ”нашу” было вычеркнуто и вместо него написано ”ихнюю”. Таким образом, топарх после некоторого колебания признал ”врагов” хозяевами (и, возможно, местными жителями) Нижнего Подунавья. Поэтому считаем, что выражение ”можно сказать” относится не к имени мисян, а к слову ”добыча”, в контексте действительно не очень четком (может ли быть собственная страна ”добычей” своих же автохтонов?).

Вместе с тем автор заметок подчеркивает близость обеих конфронтующих сторон; он с удивлением пишет, что ”вместо того чтобы заботиться о благе подвластных городов и к собственной выгоде управлять ими в добром порядке, они (”враги”) решили покорить и уничтожить их”, что ”им (”врагам”) не была доступна какая-либо пощада даже в отношении к самым близким…”, что ”им сопутствовала несправедливость и бесправие, в отношении к подданным” и т. д. [там же, с. 153]. В. Г. Васильевский вполне справедливо приходит к выводу, что ”враги” топарха проявляли жестокость по отношению к собственному народу [там же, с. 156—158]. Действительно, в чужой стране подобное поведение было бы если не естественным, то во всяком случае понятным. Относительно же населения своей страны, оно вызывало удивление. Поэтому во ”врагах” топарха следует видеть тех же болгар.