Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков - Иннес Хэммонд (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗

Пора было поворачивать обратно, пора собирать армию и менять плащ первооткрывателя на латы завоевателя, ибо он уже совершил то, что задумал три тяжких года назад, высадившись в Перу. Более того, он неопровержимо доказал самому себе, что рассказанные в свое время Андагойе истории значительно уступают чудесной истине. То, что он увидел на протяжении 18° широты, могло бы воспламенить воображение самого скучного человека. Он видел дождевую зелень андских высокогорий, как будто парящую над засушливыми коричневыми предгорьями; перегоняемые ветром пески прибрежной пустыни, заходящие на высоту 6000 футов. Он видел яркую зелень орошаемых посевов в тех местах, где реки вырываются из ущелий, прорезанных в грозном нагромождении рассохшихся, разрушающихся скал; города с покрытыми золотом храмами, их дворцы, упорядоченную, цивилизованную жизнь и прекрасные дороги, проложенные, подобно дамбам, сквозь пустыню и через реки. И все это, как он узнал, всего-навсего периферия великой индейской империи; города на побережье – только пограничные крепости. На всем пути от Тумбеса до оазиса реки Сайта он выслушивал через своих переводчиков рассказы о короле инков, который правит сказочным миром Анд в городе из золота и серебра, далеком, как звезды, высоком, как горячий, затянутый дымкой, влажный купол небес. Король – бог Солнца! Писарро чувствовал, что этого достаточно, чтобы воспламенить всю Панаму энтузиазмом, доставить ему деньги и людей, необходимые, чтобы сделать этот сказочный мир своим. Торопясь вернуться в Панаму, он остановился на обратном пути всего несколько раз: в Сайте, в Тумбесе, где оставил Алонсо де Модину и еще нескольких человек, прельстившихся образом жизни индейцев и шармом индианок, и на Горгоне, чтобы подобрать двоих оставленных там больных, один из которых умер. Он вошел в Панаму после не шести-, а восемнадцатимесячного отсутствия; и он, и все его спутники были давно уже объявлены погибшими.

Тот факт, что Писарро удалось добиться столь многого с одним маленьким кораблем, в основном объясняется как раз тем, что его корабль не был перегружен солдатами. Кроме него самого и одиннадцати из тринадцати искателей приключений, переступивших вслед за ним проведенную мечом черту на песчаном берегу острова Гальо, да еще нескольких индейцев, на борту были только моряки, так что экипаж судна, скорее волей случая, нежели по расчету, как раз подходил для исследовательской экспедиции. Однако если Писарро рассчитывал, что стоит ему рассказать свою историю и показать привезенных из Тумбеса индейцев и лам, как вся Панама сбежится под его знамена, то он горько ошибался. Да, прибытие экспедиции было встречено с радостью, и каждый надлежащим образом оценил достижения ее участников; но когда Писарро и Альмагро предложили организовать полномасштабную экспедицию для завоевания Перу, ветераны решили, что возможностей колонии для этого недостаточно. Завоевание Мексики уже не воспринималось как чудо, но как установившийся факт: Мексика стала территорией Новой Испании, населенной тысячами испанцев. Уже забылось, что Кортес захватил и удержал город ацтеков всего с четырьмя сотнями солдат. А Педро де лос Риос отнюдь не принадлежал к породе конкистадоров. Его останавливала сложность задачи, ему вовсе не хотелось быть отозванным в Испанию по причине катастрофически неудачной экспедиции. Однако он был готов переложить груз ответственности на правительство метрополии. Когда Луке предложил обратиться непосредственно к королю, он не стал чинить препятствий.

Теперь Писарро и Альмагро поменялись ролями. Если в предшествующих случаях Писарро не прочь был оставаться на заднем плане, то теперь Альмагро не хотелось выступать в роли посла. Возможно, он чувствовал ограниченность своих возможностей. Альмагро представлял собой типичного испанского искателя приключений, гордого и хвастливого. Он мог развязно и убедительно разговаривать с губернатором колонии, но, вероятно, понимал, какой вид будет иметь при дворе, да еще с обезображенным потерей глаза лицом. У Писарро же явно прибавилось уверенности после долгого и очень успешного путешествия. Кроме того, как указал Альмагро, из них троих только Писарро мог рассказать о Перу как непосредственный свидетель. Весной 1528 года он оставил Панаму и по суше добрался до северного побережья, захватив с собой Педро де Кандиа, нескольких индейцев из Тумбеса, несколько лам, а также образцы перуанских изделий из золота и серебра и тонких тканей.

Миссия началась неудачно. Стоило Писарро ступить на землю Испании, как по заявлению его старого приятеля Энсизо его схватили и заточили в тюрьму »за долг, взятый в первые дни поселения на Дарьене. К счастью для Писарро, общественный протест поддержали и чиновники двора; теперь, когда вечно пустые денежные сундуки Карла стали пополняться огромными богатствами, привозимыми кораблями, один за другим приходившими из Вера-Круса, они стали очень внимательны ко всему, что касалось Нового Света. Поэтому администрация отнеслась с большой предупредительностью к человеку, привезшему, как говорили, вести о новой, еще более богатой стране. Писарро приказано было освободить, и его тут же привезли в Толедо, где пребывал в это время двор Карла (сам он готовился к отъезду в Италию для получения из рук папы короны Священной Римской империи).

Внешне Писарро представлял собой, вероятно, типичного колониального крестоносца нового стиля – по крайней мере, с точки зрения двора: необразованный, но несомненно бывалый, с повадками настоящего лидера, способного говорить прямо и завораживающе о том удивительном мире, о котором все они только читали в донесениях. Он удостоился королевской аудиенции, и в результате Писарро отправился в Кадис в весьма радужном настроении, которого, правда, хватило ненадолго: ведь теперь, несмотря на полученное благословение Карла, Писарро пришлось иметь дело с Советом по делам Индий, бюрократической машиной, давно паразитировавшей на энергии и тяжком труде других людей. Его партнеры в Панаме наскребли 15 000 песо для финансирования посольства. Деньги эти стремительно таяли, по мере того как росли связанные с волокитой затраты. И только 26 июля 1526 года, почти через год после высадки Писарро в Испании, королева, замещавшая тогда отсутствующего Карла, наконец официально подтвердила условия соглашения, назначавшего его губернатором и капитан-генералом еще одной испанской колоний за морем – Новой Кастилии.

Детали подписанных условий очень важны, ибо в них уже посеяны семена катастрофы и, в конце концов, гибели самого Писарро. Его назначили губернатором и капитан-генералом, adelantado и alguacil mayor, или главой полиции, пожизненно, с жалованьем в 750 000 мараведи на содержание служителей закона и оккупационного войска, с правом воздвигать крепости и раздавать имения, encomiendas. Но Альмагро при этом получил лишь губернаторство в Тумбесе, звание идальго и 300 000 мараведи на содержание необходимого гарнизона. Нет достоверных записей о том, пытался ли фактически Писарро продвинуть дело своего компаньона, но даже если пытался, то, вероятно, вполсилы. Целый год он сражался в одиночку в Джунглях испанского двора. Вероятно, он чувствовал, что заслужил то, что досталось ему. Ведь Альмагро не участвовал в последнем путешествии, послужившем базой для составления условий. Если Писарро и ощущал уколы совести, то их легко заглушала память о том, насколько похожим был результат, когда переговоры вел Альмагро, а сам он ждал в Чикаме.

Остальным товарищам Писарро повезло больше. Луке стал епископом Тумбеса и «защитником» всех индейцев Перу. Руис получил титул главного лоцмана Южного океана с жалованьем под стать напыщенности титула. Кандиа стал коммандером артиллерии, а одиннадцати [40] остальным были пожалованы титулы идальго или кабальеро, хотя есть некоторые основания предполагать, что Писарро слегка подтасовал имена. Это соглашение, выглядевшее на бумаге весьма внушительно, вступало в действие лишь после сбора надлежащим образом экипированного войска численностью в двести пятьдесят человек, из которых сто должны были набираться в колониях; правительство же Испании предложило ему лишь достаточно символическую финансовую поддержку. Иными словами, экспедиция должна была финансироваться самостоятельно; Испания получала все преимущества завоевания новых территорий, почти не поступаясь ни своей казной, ни солдатами.