Ленинград действует. Книга 2 - Лукницкий Павел Николаевич (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗

Самолет Никитина забрал почту, поврежденную, и в тот же день доставил по назначению.

– Да! – подавив вздох, произнес Мацулевич, порывисто встал, подошел к патефону, поставил иглу на виток, пустил ее…

Штраусовский вальс прорвал воцарившуюся в избе тишину. Все молча и терпеливо, не шелохнувшись, выслушали вальс. Игла выскочила на эбонитовый центр пластинки, взвизгнула. Мацулевич снова встал, скинул мембрану с пластинки и, обращаясь к ветке черемухи, склонившейся над окном и распространяющей пряный запах, сказал:

– А что можно сделать на невооруженной учебной машине при встрече с двумя «мессершмиттами»?..

– Что можно сделать на невооруженной учебной машине при встрече с двумя «мессершмиттами»? Гроб? Ничего подобного! – прервав общую долгую паузу, раздумчиво сказал Иван Семенович Миронов. – Прежде всего как это так: невооруженная? Конечно, ни бомбить врага [16], ни сражаться с его истребителями нам не положено и по штату. Наше дело доставить срочный пакет, сбросить радиостанцию или продукты части, действующей во вражеском тылу, или вот бережно перенести по воздуху какого-нибудь командира, чье донесение может быть передано только из уст в уста… А все прочее, происходящее на воде, в воздухе или на суше, нас не касается, вернее, мы сами не должны касаться его… А вооружение наше – камуфляж, птичья изворотливость и спокойствие. Так?

– Так! – согласился лейтенант Мацулевич. – А только скажи, было у тебя спокойствие, когда ты с елкой в плоскостях на аэродром приехал? Мы смотрим снизу, не понимаем, что за диво, что за машина такая?

– У меня? – засмеялся Миронов – Это-то я знаю сам, а вот у пилота моего тогдашнего, у лейтенанта Кобешевидзе, спокойствие было. Понимаешь, когда мы наскочили на одинокую елку, верхушка ее отлетела, низ остался стоять на земле, а середина так и поехала, стоя между двумя плоскостями; я думаю: «Ну, гробанулись!», – на сорок пять градусов вправо повернуло нас, крепко рубанул Гриша эту елку плоскостью! Повернулись мы вокруг нее…

… На этот раз я было не поверил Миронову. Но он не шутил, он тут же, очень деловито, вырисовал в моей полевой тетради и эту елку и самолет, а точность его рассказа мне подтвердили другие летчики.

… – Летели мы в тот раз в Шоссейное из Любани, на бреющем полете – метров десять, пятнадцать над болотом. В августе это было…

– В июле это было! – перебил Горлов. – Когда немцы занимали Любань, уже заняли. А наш аэродром в трех километрах был, мы кто на автомашинах утекать стали – в Поречье, к Рыбинской железной дороге, а кто – на самолетах, впрочем, задания выполняя…

В Поречье дней восемь стояли мы, – вмешался Мацулевич. – Сорок восьмая армия драпала, а мы дожили до того, что немецкие мотоциклисты уже в Поречье, а мы еще и самолеты – на аэродроме, а технический состав и прочее на другом конце деревни. Мы ушли вечером, а самолеты уже в четыре часа утра перелетели. И мы с Поречья на Назию, Путилово, Шум – пешком. В Шуме остановились…

– В августе это было! – спокойно утвердил Миронов, – К Любани немцы подошли двадцать шестого августа, а вы, лейтенант Горлов, хоть и поправляете меня, а память, извините, у вас неважная… Так вот, сделав разворот на сорок пять градусов, самолет полетел дальше. А Кобешевидзе после удара только усмехнулся и – в трубку мне: «Ваня! Хорошая у нас теперь маскировка?» Я ему: «Гриша, попилотируй как следует, – отвалятся плоскости, так надо садиться, не отвалятся – полетим на аэродром!» Ну, и прилетели, только с перкалием продырявленным да с тремя поломанными нервюрами. Летели, конечно, с креном, но зато «хорошая маскировка»!.. А помните, чей-то чужой У-2 прилетел к нам однажды в Шум с двумя отрезанными плоскостями?

– При мне это было! – заговорил штурман второго звена Репин, до этого не вмешивавшийся в общую беседу. – Это ему отрезали зенитки противника. Прилетел, сделал нормальную посадку. А когда летел, мы смотрели: что такое за самолет? И летчика, представьте себе, не ранило. А почту, находившуюся в горгроте, в пух разбило!..

А вот тут Миронов, конечно, шутит. С двумя отрезанными плоскостями – не прилетают, а гибнут сразу. Но никто и не подумал здесь понимать Миронова буквально, – оторваны были, вероятно, только концы плоскостей. Мне, однако, не хочется прерывать рассказчика, уж очень жива и интересна наша беседа.

Я приглядываюсь к штурману Мурзинского Репину – загорелому, сероглазому, красивому парню, с правильными чертами лица. Небольшого роста, торопливый в движениях, он всегда держится скромно, старается услужить товарищам: то папиросы принесет, то сходит на кухню за чайником. Сейчас он сидит в защитной гимнастерке с голубыми петлицами, в синей суконной пилотке и курит – больше всех курит…

– Что такое горгрот? – спрашиваю его.

– Часть фюзеляжа за кабиной, – отвечает Репин и обращается к Шувалову, только несколько дней назад переведенному в эскадрилью связи. – Слушай, Шувалов! Миронову уже надоело об этом рассказывать, я тебе расскажу о нем. Можно, Иван Семенович?

– Давай! – миролюбиво соглашается Миронов.

– Летел он с капитаном Макаровым! – торопливо заговаривает Репин. – Сергеем Михайловичем. Сам спокойный, а Макаров еще в десять раз спокойней его. Пакет срочный, доставка из Янина в Плеханово немедленная. Октябрь. Число, если не ошибаюсь, двадцать второе. Десять утра. Погода пасмурная, облачность – метров четыреста. Только пересекли озеро, видят: сзади два самолета. В низких облаках их чуть видно. Сначала думали: «миги»…

Я еще говорю Макарову, – кладет ладонь на плечо Репину Миронов, – смотри, нас «миги» сопровождать будут. А эти, так сказать, «миги» вдруг разворачиваются да заходят с хвоста…

– И ты крикнул ему, – не удерживается Репин: – «Сережа! Не наши!» А он тебе: «Ну давай тогда пристегнемся ремнями!» И спокойно подпускает «мессеров» на триста метров, с этой дистанции те обычно начинают стрелять… Затем сразу – резкий поворот влево со скольжением на плоскость и пикированием метров до четырех над болотом. «Мессеры – сто девятые» с ярко накрашенными крестами, тарахтя пулеметными очередями, пронеслись мимо один за другим: на таком ходу им «не успеть» задержаться… Что ты сказал тогда, Миронов?

– Я сказал в трубку: «Вот так «миги»!» А Макаров – я даже удивился тогда – повернулся ко мне и смеется!

– Он такой. Ему все нипочем! – продолжает Репин. – «Мессеры» стали заходит в лоб. Для лучшего маневра Макаров набрал высоту до стапятидесяти метров и пошел на таран – для обмана. Только сблизились на дистанцию огня, Макаров ласточкой вниз: резкий разворот, скольжение на крыло и пике. И опять «мессеры» мимо, с длинными очередями…

– Неприятно! – замечает Миронов. – Мы даже головы наклоняли! Макаров опять смеется, кружа на болотной прогалинке между лесом: «Ваня, не задело тебя?» – «Нет, а тебя?» – «И меня – нет! Давай еще раз, смотри – снова заходят!..»

– И так, понимаете, – перебив Миронова, обращается ко мне Репин, – Макаров с Иваном Семеновичем до трех раз, пока не нырнули в глубокий овраг реки Лавы, у Городища, завиляли по оврагу, и «мессеры» их потеряли из виду… Ну, и полетели на аэродром… Так?

– Точно рассказал! – улыбается Миронов. – Так и было. В пути я Макарова спрашиваю: «Неужели никакого ощущения, что смеялся так?» А Макаров отвечает: «Подожди, когда домой прилетим, тогда, наверное, будет и «ощущение»!..» Ну, и в самом деле, когда стали в Плеханове машину осматривать – шестнадцать пробоин в хвостовом оперении, две – в фюзеляже, между кабинами штурмана и пилота – одна и за кабиной штурмана – одна, в десяти сантиметрах от спины. Была перебита одна стойка разрывной пулей. Сдали мы пакеты, получили новые и пошли обратно в Ленинград… Кто скажет, что мы не выиграли бой? А тут кто-то доказывал: невооруженная!

– Наше дело пакет доставить! – обратился Репин ко мне. – Задание выполнить! И не было случая, чтобы мы не выполнили его!