«Она утонула...». Правда о «Курске», которую скрывают Путин и Устинов Издание второе, перерабо - Кузнецов Борис Григорьевич
Николаев: Вопрос к судебно-медицинскому эксперту Виктору Колкутину, которому мы накануне этой передачи отдали все необходимые материалы по омскому случаю. Скажите, может быть, просто врачи столкнулись с какими-то непредвиденными трудностями во время операции?
Колкутин: Если и можно в данном случае сказать о столкновении врачей с непредвиденными трудностями, то тут же надо оговориться: в их задачу как раз и входило выявить эти трудности и избежать тех последствий, которые имеют место в настоящее время. Более того, все необходимое и достаточное у них для этого было.
И поражает в данной ситуации то противоречие, которое уже прозвучало здесь и которое присутствует в заключении экспертизы. С одной стороны, комиссия экспертов добросовестно выявляет все ошибки, изумительно по качеству представляет их на суд читателя, а последним абзацем делает совершенно фантастический вывод, что, оказывается, все эти ошибки не находятся в причинной связи с наступившими ухудшениями у данного пациента, следовательно, квалифицировать их как вред здоровью нет оснований. Где тут логика, я не понимаю.
Николаев: Вы же все медики, судебно-медицинские эксперты, хирурги, клиницисты. Есть вот на этом уровне корпоративность изначально? Поймите правильно мой вопрос. Поэтому можно считать, что и заключение судебных медиков в данном случае, ну, такое, достаточно «круглое», что называется, дабы не подставлять своих коллег?
Колкутин: (…) В данном случае, если говорить о конкретном заключении, повторюсь — своих коллег, то вообще все выводы «по уму» надо было бы строить иначе. Надо было бы нивелировать каждую ошибку, выводить ее на уровень казуса…
Николаев: Ну, не надо, не учите их, а то они еще воспользуются. Хорошо (…)
Колкутин: Но так, как это сделано, вот так, как это (…).
Мой комментарий:
Сначала Колкутин возмущается заключением судебно-медицинской экспертизы, а потом вдруг начинает учить, как этот документ «по уму» нужно было сфальсифицировать. Причем так квалифицированно, что ведущий попросил этого не делать, дабы никто не воспользовался. «Но так, как это сделано…» — продолжал сетовать Колкутин на «непрофессионализм» товарищей.
То, чему Колкутин пытался научить своих коллег на телевизионном экране, спустя несколько лет он с успехом использовал при проведении экспертизы по «Курску». И здесь тот же подход: выводить на уровень казуса. Казус в данном случае касается применения метода определения времени морфологических и биохимических изменений в организме умерших 2,5 месяца назад моряков.
Много лет назад, после очередного исключения из коллегии адвокатов, меня пригрел Институт биологических проблем Севера Академии наук СССР, где возглавляемая мною группа экологической экспертизы, ученые института и привлеченные специалисты похоронили несколько грандиозных строек коммунизма, включая проект строительства Амгуэмской ГЭС на Чукотке. По поручению ученого совета института я участвовал в служебном расследовании фактов научной подтасовки результатов исследований, которую допустил один из видных биологов, свято веривший в одну из собственных теорий. А поскольку отдельные результаты полевых исследований никак не вписывались в эту теорию, он пошел на подлог. Несмотря на высочайший авторитет в научном мире, в институте он больше работать не смог, ушел на пенсию и уехал с Севера «на материк».
Если ученые создадут такую же атмосферу вокруг судебно-медицинского эксперта Виктора Колкутина, ему придется проделать обратный путь — с «материка» в солнечный Магадан.
Все эти передачи и пресс-конференции, никчемные обвинения и оправдания экспертов в погонах позволили мне в очередной раз убедиться в том, что на головах некоторых адмиралов, военных прокуроров и экспертов «фуражки горят».
К предателям я отношусь спокойно — как к данности, по знаменитому изречению Бруно Ясенского [65] из «Заговора равнодушных»:
«Не бойся врагов — в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей — в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных — они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия на земле существует предательство и убийство».
Я предателей не боюсь. Я их… не люблю.
Был у меня друг — Игорь Курдин, капитан I ранга, бывший командир атомного подводного крейсера, председатель Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников. У нас были схожие взгляда на состояние флота, на морские трагедии, примерно одинаково мы оценивали позиции политических и общественных деятелей, руководителей флота разных времен. Познакомились мы с ним за круглым столом на одной из демократических тусовок. Его комментарии были профессиональны и убедительны. Именно Игорь Курдин предложил мне взять на себя защиту семей, погибших на «К-141» [66]. Он полностью разделял мои взгляды на причины гибели корабля и экипажа, на роль руководства флота и ВМФ, следователей и экспертов, а также на мою книгу.
Привожу дословно слова Курдина на «Радио Свобода» с ведущим Владимиром Кара-Мурзой 14 ноября 2011 года в передаче «Следует ли возобновить расследование гибели экипажа подводной лодки „Курск“?» В этой передаче участвовал и я.
Курдин: По этому поводу хорошо сказал Борис Аврамович, если я не прав, он поправит. Он высоко оценил в своей книге, которая носит такое же название со слов президента «Она утонула», качество проведенного следствия. Я тоже был ознакомлен со многими материалами дела и могу это только подтвердить. Однако выводы совершенно не соответствуют материалам следствия. И когда, казалось бы, прочитал информацию, а никто не виноват. К сожалению, и мы всегда говорили об этом, и мы, и родственники, никто не требовал кого-то обязательно посадить, расстрелять, привлечь к ответственности. Но закономерно было бы, закончив следствие, провести не показательный, как в 1930-х годах, судебный процесс, а нормальный судебный процесс, который помог бы выявить недостатки, которые есть в Военно-морском флоте. Потому что главная польза, как это ни странно звучит, которую можно извлечь из трагедии «Курска», — это сделать так, чтобы такого не повторялось.
Еще раньше он не раз выступал с оценкой моей книги, сравнивал ее с устиновской. (Приложение № 12).
После моего побега из России Игорь «потерялся». Не он один. Ничего удивительного в этом нет, люди живут в России. А чтобы выжить, нужно сотрудничать с властью, контакты со мной — с «государственным преступником» — могут их скомпрометировать. Что говорить о друзьях, если близкие люди, в которых я вложил душу и, не скрою, деньги, которые использовали и меня, и мое имя для собственного благополучия, от меня отказались.
В газете «Санкт-Петербургские ведомости» (№ 149 от 12.08.2010) появилось интервью Игоря Курдина корреспонденту Наталье Орловой. Цитирую его фрагмент:
Орлова: Но кроме этого клуб (Санкт-Петербургский клуб моряков-подводников. — Б.К.) еще попытался юридически защитить интересы родственников погибших..?
Курдин: Не совсем так. Мы всего лишь нашли адвоката Бориса Кузнецова, который взялся представлять интересы родственников в уголовном деле. Он действительно сделал все, что необходимо, чтобы трагедия была расследована. Его целью было доказать, что имела место преступная задержка в объявлении лодки аварийной, что и привело к гибели всего экипажа. Когда в 2003 году Военная прокуратура РФ окончательно закрыла уголовное дело, не найдя в действиях должностных лиц состава преступления, Кузнецов дошел до Страсбургского суда…
