Над Курской дугой - Ворожейкин Арсений Васильевич (книги бесплатно без txt) 📗
Пока я раздумывал об этом, техник Мушкин вместе с мастером по вооружению пополняли мой самолет снарядами и патронами.
— Сколько израсходовано за вылет боеприпасов? — спросил я техника.
— Немного больше половины. Задержек не было?
— Нет, оружие работало хорошо.
Четыре очереди — четыре сбитых вражеских самолета. Последняя стрельба неудачная: «мессершмитта» не уничтожил. Правда, подбил его, может, он и не долетит до своего аэродрома, где-нибудь сгорит или упадет, а все равно стрелял по нему плохо. Ведь мог уничтожить, как и первых четырех, с одной очереди. Погорячился. Следовательно, запаса снарядов и патронов на «яке» вполне хватает на уничтожение девяти самолетов противника. Нужно только уметь воевать.
«Берите пример с Горовца», — пришли на память слова командира корпуса генерала Галунова.
Раздумье нарушил посыльный. Смахивая рукой крупные капли пота, катившиеся по румяным щекам, он торопливо выпалил:
— Вас вызывает командир полка… Срочно.
Майор Василяка с капитаном Рогачевым стояли на опушке рощи у радиостанции. Командир только что выпустил на задание новую группу истребителей.
— Что, растерял эскадрилью? С кем теперь воевать-то будешь? — встретил меня Василяка.
Потом голосом, в котором больше чувствовалось сожаление, чем упрек, добавил:
— Не надо залетать далеко в тыл к врагу. Старайтесь вести бой над своей территорией. А то вот оба летчика, если не разбились при приземлении, наверняка попали в плен.
Трудно было принять такой совет. Он почти исключал инициативу, заставлял пассивно ожидать противника в районе своего переднего края и, фактически, вести только оборонительные бои.
— Чем дальше от нашего переднего края перехватишь «юнкерсов», тем лучше, — заметил я. — Им не удастся бомбить наши объекты.
— А я имею в виду бои с истребителями, — уточнил Василяка. — Драться с ними над их территорией — ненужный риск, неизбежны лишние потери. Дома, говорят, и стены помогают.
«Всегда ли?» — подумал я.
Командир полка заинтересовался, почему мы считаем, что пеленг пары устарел и наступила пора летать строем фронта. Рогачев повторил то, что об этом уже было сказано во время разбора боя.
— Но ведь фронт пары не предусмотрен никакими положениями? А потом при таком порядке ведущему придется меньше смотреть за воздухом, а больше за ведомым, — высказал свое сомнение Василяка.
— На войне боевые порядки диктует обстановка, — заметил Рогачев. — Официальные подтверждения появятся уже на основе опыта.
— Фронт пары ни в коем случае не ухудшит ведущему наблюдение за воздухом, — дополнил я. — Ведущий обязан непрерывно крутить головой во все стороны, и ведомый никогда у него не исчезнет из поля зрения. Только в момент атаки командир весь сосредоточивается на противнике, а ведомый охраняет его, находясь сзади и в стороне.
— Это все логично, — согласился командир полка. — А если будем зря терять ведущих? Чуть ведомый зазевался, обоих разом собьют… Командиров надо беречь, недаром ведомый называется щитом ведущего, а ведущий — мечом.
Такое функциональное распределение задач летчиков было неправильным, принижало роль ведомого, ослабляло пару. Я попытался возразить:
— Тут кто-то позаимствовал идею из рыцарских времен. Получается вроде того, что у одного грудь в крестах, а у другого голова в кустах. Сила папы — во взаимодействии летчиков, поэтому и места в бою в зависимости от обстановки должны меняться. Ведущий тоже может быть щитом для ведомого.
Василяка не противился.
Конечно, ведомые всегда должны охранять жизнь командиров, не щадя себя. Раньше, когда были тихоходные самолеты, это обеспечивалось даже самим построением боевого порядка. Будучи впереди плотного строя, командир прикрывался, как стеной сзади летящими самолетами. Атаки же по нему снизу и сзади из-за малых скоростей исключались. Чтобы напасть на ведущего, нужно было прежде всего отогнать ведомых, а это требовало много времени. притом фактор внезапности исключался. С возрастанием скоростей боевые порядки становятся все более разомкнутыми. Это дало возможность нападать одновременно и на ведущего и на ведомого, причем внезапно и быстро. Значит, летчики в паре должны взаимно оберегать себя, верить друг другу. Сила пары — в боевом порядке «фронт». Строй пеленга устарел.
Новая техника рождала и новые тактические приемы. Но майор Василяка с начала Курской операции почти не летал, руководил полетами с земли. Потому-то он и затруднялся сказать по этому поводу что-либо определенное. Хорошо уже то, что не мешал летчикам в поисках организации воздушного боя.
— Делайте, как лучше, — сказал он в конце нашего разговора.
Солнце палило нещадно. Пока я шел до самолета, взмок и почувствовал приятную усталость, как это бывает после хороших трудов. Роща манила зеленой свежестью. Выбрав удобное местечко, лег прямо на землю, под тень листвы. Большие деревья плотно стояли кругом, наглухо отделив меня от тревожной аэродромной жизни.
Единение с природой вытолкнуло из меня все, что только волновало: бой, запахи бензина и пороховой гари. Лесная свежесть наполняла тело необыкновенной легкостью, и, наслаждаясь отдыхом, я закрыл глаза. Не знаю, успел ли задремать, только громкий, шумливый голос Мушкина мгновенно заставил вскочить на ноги.
— Не зря намедни сорока крутилась. Вот вам письмо.
Письмо было из деревни, от брата Степана, который после тяжелого ранения на Волге находился в отпуске и теперь снова уезжал на фронт.
В конце письма слова мамы, написанные под диктовку (она неграмотная): «Сынок, береги себя, не поддавайся проклятому антихристу Гитлеру. Да зря не рискуй собой. Помнишь, как по глупости своей спустился в колодезь?..»
Как не помнить! Мне тогда было лет восемь-девять. Стояло жаркое лето. Оборвалась бадья, которой с пятидесятиметровой глубины доставали воду. Что делать? Собрались мужики. Спускаться за бадьей никто из взрослых не решался: не было надежной веревки. Тогда и надумали спустить кого-нибудь из мальчишек. Выбор пал на меня. Не представляя опасности, я с превеликой радостью согласился. Доверие взрослых и мальчишеское любопытство взяли верх над страхом.
