Рождение Руси - Рыбаков Борис Александрович (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Положение усложнялось постоянными усобицами князей. Племянники Всеволода требовали у него то одной волости, то другой и по любому поводу брались за оружие: то для того, чтобы воевать в открытом поле, то для того, чтобы исподтишка вонзить саблю в опасного соперника, как это было с Ярополком Изяславичем, заколотым подосланным убийцей. Сильные князья слишком бесцеремонно пользовались своей силой; мир с половцами позволял им обращать эту силу против народа. Слабые князья непрерывно интриговали друг против друга и разоряли Русь своими усобицами.
К внутренним противоречиям добавились внешние факторы: в 1092 году была страшная засуха, "так что земля выгорела и многие леса загорались сами собой и болота". Вспыхивали эпидемии то в Полоцкой земле, то в Киевской, где количество умерших исчислялось тысячами.
Социальный кризис, обостренный этими внешними обстоятельствами, мог вылиться в восстание не в 1113 году, а на 20 лет раньше, но этому помешал еще один внешний фактор: новое грозное наступление половцев на Русь, может быть, тоже связанное как-то с ухудшением жизненных условий в степях и попыткой половецких ханов выйти из своего кризиса за счет ограбления Руси. В том же засушливом 1092 году "рать велика бяше от половець и отвсюду". Половцы штурмовали пограничную линию по Суле и захватили русские села как на левом, так и на правом берегу Днепра.
В этой обстановке умер в 1093 году одряхлевший и больной князь Всеволод, последний из Ярославичей. Открылась широкая возможность борьбы за великокняжеский стол – каждый из "Ярославлих внуков" считал себя претендентом на киевский престол. Ближе всех к киевскому престолу был Владимир Мономах, прибывший к больному отцу в Киев, однако он будто бы добровольно, не желая усобиц, отказался от великого княжения и ушел в свой Чернигов. Но дело обстояло, очевидно, далеко не так, как это обрисовал нам впоследствии придворный летописец Мономаха.
В Киеве сильна была боярская оппозиция, которую возглавлял уже знакомый нам по восстанию 1071 года богатый боярин Ян Вышатич. Интересы этой боярской группы отражает та часть летописи, где возводятся обвинения на Всеволода, пренебрегшего советами "смыс-ленных". Недовольное политикой Всеволода киевское боярство, очевидно, не захотело посадить в Киеве его сына Владимира Мономаха. Приглашен был Святополк, незначительный князь из Турова, но и он не оправдал надежд. Плохой полководец, неумелый политик, заносчивый, жадный до денег, подозрительный и жестокий, он быстро настроил всех против себя и своей политикой еще больше способствовал углублению кризиса.
Лицевое изображение великого князя киевского Всеволода Ярославича. Титулярник. 1672 г.
С этим самым Святополком, своим двоюродным братом, Владимир ссорился и воевал с первых же дней его вокняжения, и на них обоих прикрикнули знатные бояре: "Почто вы распря имата межи собою? А пога-нии губять землю Русьскую".
В 1093 году половцы жестоко разбили русские войска под Треполем и дошли до предместий Киева; Свя-тополк убежал с поля боя лишь с двумя спутниками.
Половцы хозяйничали во всей Южной Руси, "по-жигая села и гумна". Современник с ужасом пишет: "Все города и села опустели. Пройдем по полям, где раньше паслись стада коней, овец и волов, – мы увидим все бесплодным; нивы поросли бурьяном, и только дикие звери живут там". Половцы берут в рабство население сел и городов "и ведут в свои юрты к родичам множество народа христианского, людей страдающих, печальных, подвергаемых мученьям, оцепеневших от холода, мучимых голодом и жаждой, с распухшими лицами, почерневшими телами, воспаленным языком, бредущих по чужой стране без одежд, босиком, обдирая ноги о колючие травы".
В тяжелых условиях киевское боярство стремилось укрепить великокняжескую власть, предотвратить новые усобицы и устранить опасность небывалого половецкого натиска, угрожавшего всем слоям и классам Руси, от бедного смерда до князя. Вотчины многих киевских бояр были расположены в черноземной лесостепной полосе, которая стала ареной хищнических наездов половцев, и это делало "смысленных" особенно воинственными.
Их патриотизм не был бескорыстным, но объективно позиция боярства в тех конкретных условиях наиболее отвечала общенародным интересам, так как половецкий грабеж, сопровождавшийся сожжением сел, убийством и угоном в рабство, был, разумеется, страшнее конфликтов смерда или закупа с господином.
А князья "Гориславичи" между тем продолжали сводить свои династические и личные счеты, не считаясь с интересами родной земли и своего народа.
В 1095 году великий князь Святополк, заигрывая с могущественным половецким ханом Тугорканом, выдал за него свою дочь, но это не спасло Киев от половцев.
Олег Святославич, оттесненный при Всеволоде в далекую Тмутаракань, теперь решил использовать тяжелый для Руси момент. Снова, как и 16 лет назад, он шел на Русь во главе половецких полчищ. Осадив Мономаха в Чернигове, он сжег все предместья и монастыри, взял город, а половцев распустил воевать всю Черниговскую землю. Это было своеобразной платой им за военную помощь.
Современники возмущались корыстными действиями Олега: "Вот уже в третий раз натравливает он этих язычников-половцев на Русскую землю… Много христиан (русских. – Б. Р.) изгублено, многие уведены в рабство в далекие земли".
В последние три года Олег Святославич укрывал у себя половецких ханов, уклонялся от общерусских походов на половцев и явно показывал свое расположение к этим врагам Руси. Святополк и Мономах пригласили его в Киев для решения вопросов обороны Руси, но "Гориславич" ответил им крайне высокомерно, и в Киеве поняли, что князь Олег не променяет дружбу с ханами на союз с русскими князьями.
Началась война против Олега. Он бежал из Чернигова в Стародуб, оттуда в Смоленск, а оттуда, изгнанный смолянами, – в Рязань, Муром. Пока сам Мономах отражал на юге натиск Тугоркана и Боняка, его сыновья яростно сражались с Олегом, начавшим бесчинствовать в Северо-Восточной Руси.
Трехлетняя усобица завершилась тем, что Олег явился на княжеский съезд в Любече в ноябре 1097 году. Город Любеч, из которого вел свой род Владимир I, был, во-первых, родовым гнездом всех русских князей, а во-вторых, он уже принадлежал Олегу и сюда ему не зазорно было явиться на княжеский съезд.
На Любечском съезде был провозглашен принцип династического разделения Русской земли между различными княжескими ветвями при соблюдении ее единства перед лицом внешней опасности: "Отселе имеемся в едино сердце и блюдем Рускые земли; кож-до да держить отчину свою". Но все это было основано не на реальных интересах отдельных земель, не на действительном соотношении сил. Князья, глядя на Русь как бы с птичьего полета, делили ее на куски, сообразуясь со случайными границами владений сыновей Ярослава. Княжеские съезды не были средством выхода из кризиса. Благородные принципы, провозглашенные в живописном днепровском городке, не имели гарантий и оказались нарушенными через несколько дней после торжественного целования креста в деревянной церкви любечского замка.
Мы во всех подробностях знаем события, развернувшиеся в 1097-1098 годах после Любечского съезда, так как Мономах, враждуя со Святополком, озаботился составлением почти протокольных описаний заговоров, тайных союзов, кровавых расправ своего соперника. Князь-пират Давыд Игоревич убедил великого князя в том, что будто бы князь Василько Ростиславич Теребовльский вошел в заговор с Мономахом против него.
Люди Святополка схватили Василька и выкололи ему глаза. Началась длительная, полная драматических эпизодов усобица. Мономах, примирившись с Олегом, выступил против Святополка. В усобицу были втянуты и Польша, и Венгрия, и Половецкая земля, и десятки русских князей и городов. Завершилась она в 1100 году княжеским съездом в Уветичах (Витечеве), где судили князя Давыда, "ввергшего нож" в среду князей; обвинителем, во всеоружии летописных записей, выступал Владимир Мономах.
