Последнее сражение. Воспоминания немецкого летчика-истребителя. 1943-1945 - Хенн Петер (онлайн книга без TXT) 📗
Приблизительно на высоте 3000 метров в нашем направлении летело звено Яков. Они возвращались домой после патрулирования в нашем тылу. Возможно, они не увидят нас. Боже, позволь нам проскользнуть незамеченными! Мое сердце отчаянно и глухо колотилось. Мои два парня ничего не замечали. У меня едва бы хватило сил, чтобы развернуться. Я должен был лететь по прямой линии на север и ждать, пока не достигну наших позиций, чтобы приземлиться. Я помнил, что расстояние от цели до линии фронта предполагало четверть часа полетного времени.
Мой двигатель держался. Я должен был делать то же самое, если не хотел быть сбитым и не попасть в руки к русским. Они забьют тебя насмерть прикладами винтовок. Во всяком случае, так говорили. Два новичка держались за моим хвостом, крылом к крылу, как их учили. Они продолжали смотреть на меня, ожидая распоряжений. Я чувствовал их глаза, прикованные к своей шее, но не мог повернуть голову.
Я должен был довести их до нашей территории; только над ней они могли чувствовать себя уверенно. Это был их первый вылет. Если я не сделаю этого, то они будут потеряны. А я обещал позаботиться о них. Я не должен позволять носу своего самолета опускаться. Я должен приклеиться к креслу и удерживать ручку управления. Больше не было необходимости использовать дроссель. Он был полностью открыт. Через несколько минут я должен быть над нашими позициями.
В этот момент я увидел снарядные разрывы, потянувшиеся в моем направлении. Трассеры приближались, пытаясь поймать меня. Я подумал, что в меня стреляют наши собственные зенитчики. Я предполагаю, что они считали, что все самолеты, прилетающие с другой стороны, должны были иметь красные звезды. Какого черта они не откроют глаза? Если бы они стреляли так же, как их коллеги с противоположной стороны в Гёдинге, то моя смерть была бы на их совести.
Снова та же черная пелена, и моя голова начинает кружиться. Я должен немедленно сесть. Закончить все это. Я дошел до предела. Мне придется аварийно сажать свою последнюю машину так же, как и три предшествующие ей «желтые двойки». Теперь новички были в безопасности. Они могли найти дорогу обратно к аэродрому.
Я прикладывал усилия, чтобы мыслить ясно и контролировать свои нервы. Я должен в течение нескольких минут сохранять четкость мыслей и держать себя в руках. Это было мое последнее приземление после тысяч других. Я должен обдумать все движения, которые надо сделать, спокойно и хладнокровно. Я должен работать ручкой управления одной рукой.
Моя правая рука дрожала, но я вцепился в ручку управления, словно утопающий. Жизнь, казалось, постепенно возвращалась в мои ноги. Я мог почувствовать циркуляцию крови. Она немного пульсировала, но если судить по внешним признакам, не было ничего серьезного. И все же я не мог поставить свои ноги на педали руля направления, хотя Бог знает, как я хотел этого. Я нажал на рычаг выпуска закрылков, чтобы снизить скорость. Внезапно машина перевернулась через крыло, и я дернул рычаг обратно.
Правый закрылок, должно быть, был поврежден, и его заклинило. Не было никакой возможности затормозить. Я должен был садиться на полной скорости. Вышел один левый закрылок, что было неправильно. Это объясняло переворот через крыло на высоте 30 метров.
Посмотрев вниз, я увидел поле, плоскую зеленую полоску земли. Я не знал, что в этом месте Красная армия вклинилась в наши позиции и что я снижался на русскую территорию. Я передвинул назад рычаг дросселя.
Два моих парня начали стрелять в цели, которые я не мог увидеть.
Я еще раз услышал их голоса по двухсторонней связи:
– Что случилось?
Я должен был сесть. Мои глаза начал заволакивать туман, перед ними начинали плясать красные огоньки. Я задыхался. Моя голова моталась из стороны в сторону, руки тряслись, глаза болели. Я должен поднять нос самолета. Какая у меня скорость? Почти 320 км/ч. Очень много. Я должен затормозить машину. На другом конце поля был лес. Левой рукой я вырвал ключ зажигания. Двигатель закашлялся. Затем последовал удар.
Я почувствовал, как меня вырвало из кресла и швырнуло вперед. Сильный скрежет, серия щелчков – и ничего больше. Неспособный открыть фонарь, я нажал на кнопку его отстрела, и он отлетел.
Большими глотками я вдыхал свежий воздух, заполняя легкие. Внезапно меня охватила сильнейшая паника, как это уже однажды было в Неттуно. «Я должен выбраться. Быстрей наружу».
На этот раз ноги не слушались меня. Я не мог встать со своего кресла. Вытянув руки, я схватился за край кабины и попытался приподняться. Внезапно острейшая боль пронзила мой мозг.
«Наступил момент сделать последнее отчаянное усилие. Твоя жизнь зависит от того, сможешь ли ты сделать хороший рывок. Если ты не хочешь зажариться в своем пылающем самолете, подтянись и напряги все свои мускулы. Не так. Сильнее. Еще сильнее».
Нечто подсказывало мне: «Ты слишком близко, слишком близко, если твой «ящик» взорвется. Прочь. Прочь».
Я осмотрелся вокруг. Приблизительно в 20 метрах на краю канавы рос кустарник. Он, казалось, взывал ко мне: «Ползи ко мне, я укрою тебя». Из последних своих сил я приподнялся и, упираясь локтями, медленно пополз. Кустарник все еще, казалось, звал меня.
«Давай, взбодрись немного. Подними свою голову. Чем это пахнет? Это – бензин, не так ли? Капля за каплей он стекает по корпусу двигателя. Наполовину зарывшись в землю, он курится, словно бенгальский огонь. Достаточно одной капли, ты это знаешь. Помнишь, что случилось с Гербертом в Неттуно. Это не шутки. Ты должен повиноваться. Здесь командую я. Волочи свои ноги… волочи ноги и ползи на животе, как животное. Они болят, да? Так что. Главное в том, чтобы спасти свою шкуру, пока еще есть время. Дальше… еще дальше – ты все еще слишком близко к тлеющей машине. Что случится, если баки взорвутся? Перед тобой есть канава, там ты будешь в безопасности».
Я дошел до предела. У меня было лишь одно желание: уткнуться лицом во влажную землю, как американец в Тускании, и заснуть. Приподняв голову, я увидел на расстоянии вытянутой руки канаву. Опираясь на локти, сначала – на один, а потом – на другой, я перевалился в нее и покатился вниз по склону. Мои руки сжатыми кулаками заколотили по воздуху, и черная пелена заволокла глаза.
Над головой мирно шелестел кустарник. Сквозь его ветки я мог видеть дождливое небо с плывущими по нему облаками. Внезапно раздался взрыв, от которого мои барабанные перепонки едва не лопнули. «Фокке-Вульф» только что взлетел на воздух. Я прижал голову вниз. Со свистом пролетали куски металла, дождем посыпались комья земли, сопровождаемые раскатами взрывов детонировавших боеприпасов.
Казалось, я слышал шепот кустарника: «Ты видишь, я был прав. Как тебе повезло, что ты встретил меня на своем пути, меня и канаву, которую я укрываю. Если бы нас не было, тебе настал бы конец. Теперь отдыхай. Больше с тобой ничего не может случиться. Ты думаешь, что русские видели, как ты упал и переполз ко мне? Нет. Поблизости нет ни одной живой души. Все бежали. Мы находимся на ничейной земле».
Листья качались на ветру символами спокойствия, мира и безмятежности. На ветку села птица. Увидев меня на дне канавы, она издала крик и улетела. Я смотрел в небо…
Увидев облако дыма лишь в полутора километрах от себя, русские артиллеристы нацелили свои пушки на этот сектор. Несколько минут спустя раздались первые залпы, которые разнесли пылающие останки «Фокке-Вульфа».
Я опять потерял сознание.
Позже, много позже, на мягкой земле кукурузного поля появились борозды от гусениц русских танков…
