Романтические рассказы - Дойл Артур Игнатиус Конан (мир книг .txt) 📗
Спустя три года после исчезновения Хёксфорда старая бабушка умерла, и Мэри осталась совершенно одинокой. Убитая горем, она с грехом пополам жила на маленькую ренту, которая перешла к ней по наследству, с глубокой тоской раздумывая о тайне, которая окутала судьбу ее возлюбленного.
Но для провинциальных соседей давно уже не существовало никакой тайны в этом доме. Хёксфорд благополучно прибыл в Канаду - доказательством чего было письмо. Если бы он умер внезапно во время поездки из Квебека в Монреаль, то было бы произведено официальное следствие, а личность его можно было установить по багажу. Делали запрос канадской полиции, и она дала положительный ответ, что не было никакого следствия и не найдено никакого тела, которое можно было бы принять за тело молодого англичанина. Казалось, оставалось только одно объяснение: он воспользовался первым случаем, чтобы порвать все старые связи, и скрылся в девственные леса или в Соединенные Штаты, чтобы начать новую жизнь под другим именем. Никто не мог сказать, зачем ему было делать это, но судя по фактам, предположение это казалось весьма вероятным, Поэтому из уст мускулистых рыбаков часто вырывался ропот справедливого гнева, когда Мэри, бледная, с печально опущенной головой, шла по набережной за покупками. Более чем вероятно, что если бы Хёксфорд вернулся в Бриспорт, его встретили бы грубыми словами, а может быть, кое-чем и похуже, если бы он не смог привести каких-нибудь вполне уважительных причин своего поведения. Это общепринятое объяснение молчания Джона, однако, никогда не приходило в голову одинокой девушки с простым доверчивым сердцем. Шли годы, но к ее горю и недоумению никогда ни на одну минуту не примешивалось сомнение в честности пропавшего человека. Из молодой девушки она превратилась в женщину средних лет, затем достигла осени своей жизни, терпеливая, кроткая и верная, делая добро, насколько было в ее власти, и покорно ожидая, когда судьба в этом или другом мире возвратит ей то, чего она так таинственно лишилась.
Между тем ни мнение, поддерживаемое меньшинством, что Джон Хёксфорд умер, ни мнение большинства, обвинявшее его в вероломстве, не соответствовали действительному положению дел. Все еще живой, он был жертвою одного из тех странных капризов судьбы, которые так редко случаются и настолько выходят из области обыкновенного опыта, что мы могли бы отвергнуть их как невероятные, если бы не имели самых достоверных документов из случайной возможности. Высадившись в Квебеке с сердцем, полным надежды и мужества, Джон занял плохонькую комнату в одной из отдаленных улиц, где цены были не так непомерно дороги, как в других местах, и перевез туда два сундука со своими пожитками. Поместившись, он решился было переменить ее, так как хозяйка и жильцы пришлись ему очень не по вкусу; но почтовая карета в Монреаль отправлялась через день или два, и он утешал себя тем, что неудобство продолжится только это короткое время. Написав письмо Мэри, чтобы дать знать о своем благополучном прибытии, он решился заняться осмотром города, сколько успеет, и гулял целый день, вернувшись в свою комнату только ночью.
Случилось, что дом, в котором остановился несчастный молодой человек, пользовался дурной славой из-за дурной репутации его жильцов. Хёксфорда направил туда человек, который только тем и занимался, что шлялся по набережным и заманивал в этот вертеп вновь приехавших. Благодаря благообразному виду и учтивости этого человека наивный английский провинциал попал в расставленные сети, и хотя инстинкт подсказал Хёксфорду, что он в опасности, но, к несчастью, он не привел в исполнение принятого было намерения сразу спастись бегством. Он удовлетворился тем, что целые дни проводил вне дома и избегал, насколько возможно, общения с другими жильцами. Из нескольких оброненных им слов, содержательница гостиницы вывела заключение, что он иностранец, о котором некому было справляться, если бы с ним случилось несчастье.
Дом имел дурную репутацию за спаивание матросов, которое совершалось не только с целью ограбления их, но также и для пополнения судовых команд отходящих кораблей, причем людей доставляли на корабль в бессознательном состоянии, и они приходили в себя, когда корабль был уже далеко от Св. Лаврентия. Презренные люди, занимавшиеся этим ремеслом, были очень опытны в употреблении одуряющих средств. Они решили применить эти знания к одинокому жильцу, чтобы обшарить его пожитки и посмотреть, стоило ли тратить время на их похищение. Днем Хёксфорд всегда запирал свою комнату на ключ и уносил его в кармане. Если бы им удалось привести его в бессознательное состояние, то ночью они могли бы осмотреть его сундуки на досуге и затем отречься, что он вообще когда-либо привозил с собою вещи, которые у него пропали.
Накануне отъезда Хёксфорда из Квебека, он, вернувшись на свою квартиру, увидел, что его хозяйка и ее два безобразных сына, которые помогали ей в ее промысле, поджидают его за чашею пунша, который они любезно предложили ему разделить с ними. Была страшно холодная ночь; горячий пар, поднимавшийся от пунша, рассеял все сомнения, какие могли быть у молодого англичанина. Он осушил полный стакан и затем, удалившись в свою спальню, бросился на кровать, не раздеваясь, и тотчас же впал в сон без сновидений; в этом состоянии он все еще лежал, когда заговорщики прокрались в его комнату и, открыв сундуки, начали исследовать его пожитки.
Может быть, быстрота, с которою подействовало снадобье, была причиной эфемерности его действия, или крепкое сложение жертвы дало ей возможность с необычайной быстротой стряхнуть с себя опьянение. Как бы то ни было, Джон Хёксфорд внезапно пришел в себя и увидел гнусное трио сидящих на корточках над добычей, которую они делили на две категории: имеющую ценность и не имеющую никакой. Первую грабители намеревались взять себе, вторую же оставить ее владельцу. Одним прыжком Хёксфорд соскочил с кровати и, схватив за шиворот того из негодяев, который был к нему ближе других, вышвырнул его в открытую дверь. Его брат бросился на Джона, но молодой девонширец встретил его таким ударом по лицу, что тот покатился на пол. К несчастью, стремительность удара заставила Хёксфорда потерять равновесие и, споткнувшись о своего распростертого антагониста, он тяжело упал лицом вниз. Прежде чем он смог подняться, старая фурия вскочила ему на спину и вцепилась в него, крича сыну, чтобы он принес кочергу. Джону удалось стряхнуть с себя их обоих, но прежде чем он смог принять оборонительное положение, он был сшиблен с ног страшным ударом железной кочерги сзади и упал без чувств на пол.
- Ты ударил слишком сильно, Джо, - сказала старуха, смотря вниз на распростертую фигуру. - Я слышала, как треснула кость.
- Если бы я не сшиб его с ног, нам бы не справиться с ним, - угрюмо проговорил молодой негодяй.
- Однако ты мог сделать это и не убивая его, пентюх, - сказала мать. Ей приходилось часто присутствовать при таких сценах, и она знала разницу между ударом только оглушающим и ударом смертельным.
- Он еще дышит, - сказал другой, осматривая его, - хотя задняя часть его головы похожа на мешок с игральными костями. Череп весь разбит, он не сможет жить. Что мы будем делать?
- Он больше не придет в себя, - заметил другой брат. - И поделом ему. Посмотрите на мое лицо! Кто дома?
- Только четыре пьяных матроса.
- Они не обратят внимания ни на какой шум. На улице тихо. Отнесем его вниз, Джо, и оставим там. Он может там умереть и никто не припишет нам его смерти.
- Выньте все бумаги из его кармана, - сказала мать, - они помогут полиции установить его личность. Возьмите также часы и деньги - три фунта с чем-то; лучше, чем ничего. Несите его тихонько и не поскользнитесь.
Братья сбросили сапоги и понесли умирающего вниз по лестнице и вдоль по пустынной улице на расстоянии двухсот ярдов. Там они положили его в снег, где он был найден ночным патрулем, который отнес его на носилках в госпиталь. Дежурный хирург, осмотрев его, перевязал раненную голову и высказал мнение, что он проживет не больше полусуток.
