Выстрелы в Сараево (Кто начал большую войну?) - Макаров Игорь (читать хорошую книгу txt) 📗
В итоге в апреле 1926 года после скандальных дебатов партийных вождей под бешеным давлением Пашича Люба был исключен из Радикальной партии (46 голосов — за, 1 — против и 22 воздержалось) [268]. Публикация в сборнике «Кровь славянства» послужила едва ли не главным козырем обвинения.
Конечно, Люба Йованович написал правду, а Пашич юлил и выкручивался. Косвенно это очень скоро признала и сама королевская власть, устроив «смутьяну», не оставившего политическую деятельность до конца своих дней, пышные государственные похороны с участием короля, патриарха Димитрия и всего состава правительства (Пашич к тому времени уже умер). Два министра выступили с надгробной речью. «Политика», забыв старые обиды, отмечала, что Йованович был благородный и скромный человек, избегавший богатства и не разжившийся даже собственным домом. Свое прощальное слово в «Политике» опубликовал и Алексей Ксюнин [269].
И только десятилетия спустя отпали последние сомнения: выяснилось, что в Архиве Сербии отложились мемуары масона Велизара Янковича [270], министра народного хозяйства в том самом 1914 году. Как явствует из этих записок, обсуждение готовящейся террористической атаки точно произошло в начале июня, и обсуждалась сложившаяся ситуация отнюдь не кулуарно, а на заседании кабинета. Вначале с докладом «о деятельности влиятельной группы из Белграда под названием «Черная рука» выступил министр внутренних дел Стоян Протич.
Министр Протич оповестил нас, — документирует В. Янкович, — что эта организация на днях переправила через Дрину, близ Лозницы, под надзором артиллерийского майора /Любомира/ Вуловича, с оружием и бомбами, нескольких боснийских юношей, которых майор Танкосич долгое время тайком учил у нас обращению с оружием и бомбами. Протич боится, что эти экзальтированные юноши, обозленные аннексией Боснии и Герцеговины, насильственно проведенной вопреки Берлинскому договору, и вследствие других дерзких акций австро-венгерской дипломатии легко могут совершить какие- то поспешные действия, по случаю объявленного смотра австро-венгерских войск в Сараеве в виду границ Сербии… Все мы были ошеломлены!! Пашич сразу же согласился с мнением Протича и предложил, чтобы Министерский Совет уполномочил Протича предпринять все необходимые меры на боснийской границе, с тем чтобы в будущем все неконтролируемые переходы и связи были пресечены. И это тотчас было решено. Затем еще решено, что надлежащие Министры ускорят шаги по поставке орудий и боеприпасов из Франции, а Министр Войска Душан Стефанович подготовит и все прочее ввиду возможных событий, которые могут возникнуть. Пашич нам потом сообщил, что нашему послу в Вене Йоце Йовановичу Пижону он строго доверительно поручит запросить «Ballplatz» [271], дабы тот прекратил накопление, маневры и смотры войск, под командой престолонаследника Фердинанда, вблизи сербской границы, ибо это может лишь еще больше возбудить взвинченные настроения сербской боснийской молодежи и впутать их в авантюры [272].
И еще одна важная деталь бросается в глаза: Л. Йованович утверждает, что сербский посол в Вене предпринял демарш у министра Билинского по собственной инициативе (ряд историков с легкостью поверили в такую ерунду), а В. Янкович заявляет, что все произошло с ведома и по указанию Пашича. Что и говорить, шило в мешке не утаишь.
Двадцатая годовщина Сараевского покушения также широко отмечалась: блестящую статью в московских «Известиях» опубликовал Карл Радек. Полемизируя с бухаринцами, подталкивавшими своего питомца Н. Полетику к одностороннему обвинению Сербии, он практически безошибочно расставил историко-политические акценты:
Если вдуматься в показания Йовановича, то создается картина значительного сращения нелегальных сербских националистических организаций с государственным аппаратом и в первую очередь с сербской разведкой.
Драгутин Димитриевич, расстрелянный в 1917 году по приговору сербского военного суда начальник разведки, был главою не только разведки, но одним из главных организаторов сербской ирриденты (движение за освобождение сербов от австрийского ига). Его приготовления к покушению на австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда дошли, по-видимому, до сведения Пашича. Пашич, известив об этом других министров, дает приказ пограничным властям не пропускать заговорщиков на австрийскую территорию. Этот приказ найден был позже австрийцами, захватившими Сербию. Пограничники, связанные с террористической организацией, находившейся в конфликте с правительством Пашича, пропустили заговорщиков. Сербскому правительству оставалось или предоставить события их естественному развитию, или же предостеречь австрийское правительство, сообщив ему фамилии заговорщиков. На последнее сербское правительство не решилось, ибо это означало бросить вызов националистическому движению, которому оно сочувствовало, и террористическим организациям, которых боялось. Поэтому оно выбрало средний путь, наиболее опасный в подобных случаях, требующий большой решительности. Оно приказало сербскому послу в Вене предупредить австрийское правительство, что устройство маневров вблизи сербской границы [273]в момент сильного обострения международных отношений может привести к опаснейшим последствиям. Дальше этого сербское правительство не могло пойти, не подвергаясь опасности, что австрийское правительство заявит: скажите, что вы знаете конкретно? Назовите фамилии, вы, видно, их знаете! Центр антиавстрийского заговора находится в Белграде! Сербское правительство ограничилось намеками, которые австрийское правительство пропустило мимо ушей, считая, что его хотят запугать и что если Австрия откажется от маневров, это нанесет удар ее престижу [274].
Итак, Пашич и его семеро министров были посвящены в заговор. Но, как нам твердят со всех сторон, накануне Первой мировой войны этот, по выражению Троцкого, «непоколебимый выжидатель» был не первым, а вторым после Гартвига лицом в правительстве. Во всяком случае, без совета с русским посланником он уж точно не принимал важных решений. Если Пашичу стало известно о сербских камикадзе, отправившихся в Сараево по безумному заданию «Черной руки», то очевидно, что при всех возможных нюансах он не мог не посвятить Николая Генриховича в назревавшую драму. Совсем недавно с подтверждением того в российском журнале выступил Бранко Богданович, внучатый племянник одного из сараевских террористов Васо Чубриловича. Более того, из его слов вытекает, что Гартвиг мог по своим каналам узнать о планируемой акции:
Сербский премьер-министр Никола Пашич и русский посол в Сербии Николай Генрихович Гартвиг через свою агентуру узнали о подготовке покушения. Оба постарались предотвратить его и предупредили австрийцев [275].
Ясно, что в столь кризисной ситуации Пашич не мог не запросить у Гартвига надлежащего совета. Что же ему посоветовал и что же предпринял русский посланник? Разыграл втихую «свою партию» или все же доложил в Петербург о существовании заговора и практических приготовлениях к убийству? Марко (Божин Симич), пытавшийся выяснить эти обстоятельства, столкнулся с непреодолимой преградой:
Некая невидимая рука, которая в первые дни Октябрьской революции прошлась по Русскому Министерству Иностранных Дел, уничтожила или похитила все Гартвиговы депеши — с конца мая 1 914 года и до дня его смерти [276].
По моему же скромному разумению, сию документацию уничтожили не большевики (им бы эти бумаги очень сгодились для сведения счетов с царской дипломатией), а масоны Керенского после февральского переворота. С чего бы это министр иностранных дел М. И. Терещенко в июне 1917 года вдруг так озаботился спасением Аписа от расстрела? Шла война, своих жертв было с избытком… Обратите внимание: Пашича, инструктировал министр российского представителя при сербском дворе, нашедшем прибежище на острове Корфу, что «смертная казнь здесь, в сложившихся обстоятельствах, без сомнения, вызовет взрыв негодования, разъяренные нападки на Сербию, а может быть, и враждебные уличные демонстрации» [277]. Зачем потребовалась эта сознательная мистификация (кому в России было тогда до Аписа?) и что связывало Терещенко с «Черной рукой»?.. Масонская солидарность? Осмелюсь предположить: исчезновение донесений Гартвига связано с теми же причинами, что и позднейшая пропажа в США рукописей В. Н. Штрандмана (похищенных, как сейчас стало ясно, масонами).
