История Востока. Том 2 - Васильев Леонид Сергеевич (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
Урегулирование острых внутренних проблем имело своим непосредственным результатом большее внимание к проблемам международным, и в частности к всегда болезненно воспринимавшемуся в Иране вопросу, связанному с зависимостью страны от держав. Пытаясь по-прежнему лавировать между соперничавшими державами (как это было вначале по отношению к Англии и России, позже – к союзникам и Германии), шахское правительство в конце 40-х годов стало склоняться в сторону США. И хотя финансовая миссия американца Мильспо – как то было прежде с Шустером – быстро была вынуждена из-за английских интриг прекратить свою деятельность, новый этап сотрудничества с США был начат в связи с реализацией так называемого «четвертого пункта» доктрины Трумэна, предусматривавшего американскую помощь слаборазвитым странам. Тем не менее, несмотря на помощь, экономическое положение страны на рубеже 40—50-х годов становилось все хуже. Это ухудшение происходило на фоне начавшейся в соседних с Ираном странах (Индия, Пакистан) деколонизации, связанной с уходом английских колонизаторов. Неудивительно, что в этих условиях национальные чувства иранцев находили свое наиболее полное выражение в возмущении условиями эксплуатации богатств страны англичанами. Вновь на повестку дня встал вопрос о взаимоотношениях Ирана с Англоиранской нефтяной компанией, ежегодно вывозившей из страны миллиардные богатства и выплачивавшей за это Ирану лишь ничтожную часть своего дохода.
В марте 1951 г. иранский меджлис принял закон о национализации нефтяной промышленности Ирана, а в апреле того же года правительство возглавил М. Мосаддык, энергично принявшийся за проведение этого закона в жизнь. Все нефтепромыслы и нефтеперегонные заводы Ирана были взяты под контроль правительства, стали управляться назначенными им представителями. Несмотря на попытки вмешательства извне (вплоть до Совета Безопасности ООН и Международного суда в Гааге), закон о национализации был доведен до конца, включая изгнание из Ирана работавших в Англо-иранской компании английских специалистов и последовавший затем в октябре 1952 г. разрыв дипломатических отношений с Англией. Однако размах возглавленного Мосаддыком движения и быстрый рост его личной популярности, объем сосредоточенной в его руках власти напугали шаха и его окружение. Этим воспользовались враждебные Мосаддыку слои правящей верхушки Ирана, и в результате государственного переворота в августе 1953 г. кабинет Мосаддыка был низвергнут, а новое правительство Захеди не только восстановило в конце 1953 г. дипломатические отношения с Англией, но и согласилось на создание Международного консорциума для управления нефтяным хозяйством страны (40 % акций консорциума получила все та же Англо-иранская компания). Создание консорциума было мерой, в немалой степени вынужденной: в стране не было достаточного количества собственных специалистов, необходимого для успешной эксплуатации нефтепромыслов в наращивания нефтедобычи. Кроме того, консорциум сыграл определенную позитивную роль в деле дальнейшего промышленного развития Ирана, способствуя привлечению в страну капиталов из многих стран.
Экономическое развитие Ирана в 60—70-е годы
Вступивший в 1955 г. в так называемый Багдадский пакт и тем твердо определивший свои внешнеполитические позиции Иран охотно открыл двери для иностранного капитала, для инвестиций. Уже в 1958 г. в стране активно действовало около тысячи иностранных компаний и фирм с многомиллиардным годовым оборотом. Резко возросло и национальное промышленное строительство, в основном за счет казны, что вело к быстрому увеличению государственного долга Ирана (в 1959 г. – около 27 млн. риалов). И наконец, со всей остротой перед экономически развивающейся страной встал вопрос о системе аграрных отношений, тянущей хозяйство страны в прошлое, т. е. вопрос об аграрной реформе.
Вначале это был закон 1960 г. об ограничении земельной собственности (максимум – 800 га богарной и 40 га орошаемой земли; остальное выкупается казной и раздается крестьянам на условиях выплаты с рассрочкой на 15 лет). Затем – закон 1962 г., урезавший земельный максимум до 400 га, опять-таки с выкупом излишков казной и раздачей земель нуждающимся на условиях выплаты с рассрочкой. И наконец, решительная серия реформ 1963 г., по условиям которой максимум (500 га) был сохранен лишь для тех хозяйств, где применялись современная техника и наемный труд (т. е. для хозяйств фермерско-капиталистического типа), тогда как для всех остальных, в зависимости от района и местных условий, – от 20 до 100 га. Кроме того, реформа предусматривала создание крестьянских кооперативов типа акционерных обществ, национализацию лесов, а также распродажу (приватизацию) государственных промышленных предприятий для финансирования земельной реформы.
Осуществление земельной реформы заняло около десятилетия и оказалось делом весьма сложным и крайне болезненным для страны. И дело отнюдь не в том, что преобразования были недостаточно радикальными. Скорее напротив, слишком радикальными для недостаточно подготовленного к ним крестьянства с его традиционными установками и стереотипами привычного мышления, веками воспитывавшегося в русле жесткого шиитского ислама. Во всяком случае, откровенная ставка на быстрое развитие капиталистических методов хозяйства в иранской деревне оказалась явно преждевременной. Старые методы хозяйства разрушались много быстрее, чем формировались и давали сколько-нибудь позитивные результаты новые. Итогом были не столько даже неудовлетворительные темпы роста сельскохозяйственного производства (за 15 лет, с 1960 по 1975 г., производство пшеницы выросло более чем в полтора раза), сколько неудовлетворенность самих производителей, далеко не все из которых сумели быстро приспособиться к радикально изменявшимся обстоятельствам. При этом по мере проведения реформы, число не вписавшихся в нее пауперизованных крестьян все возрастало. По некоторым данным, за 60—70-е годы до 41 % сельского населения – его беднейшая, нищая, неприспособленная часть – вынуждено было покинуть деревню и в поисках заработка переселиться в города. Неудивительно, что реформы были встречены в Иране с неодобрением, как естественно и то, что движение против шаха и проводимых им реформ было возглавлено шиитским духовенством, видевшим в нововведениях прежде всего отступничество от ислама и капитуляцию перед враждебным традиции западнокапиталистическим образом существования. Как известно, именно в 1964 г. и как раз за активное участие в народных движениях против реформы и был выслан шахом из Ирана аятолла Хомейни, ставший с тех пор его злейшим врагом и в то же время символом сопротивления шахскому режиму.
Следует заметить, что аналогичным образом развивались события и в иранском городе, в промышленности и торговле, в сфере культуры. Начавший движение за так называемую «белую революцию», т. е. за радикальные преобразования капиталистического типа и ускоренную модернизацию страны сверху, усилиями властей и за счет решительных реформ, шах опять-таки явно недооценил ситуацию в стране. Можно понять его стремление ускоренными темпами развивать страну, тем более что нефтяные доходы Ирана с каждым годом все росли и за их счет сравнительно безболезненно форсировалась экономическая трансформация, строились промышленные предприятия, создавалась развитая инфраструктура. Ежегодно объем промышленной продукции увеличивался на 10—15 %. Возникали современные отрасли промышленного производства. Стимулировалось создание и укрепление частнособственнического сектора в иранской экономике. Предпринимались меры по вовлечению в эту экономику промышленных рабочих за счет распродажи им акций государственных и частных предприятий. Одновременно формировалась большая сеть школ и высших учебных заведений, создавались условия для вовлечения в общественную жизнь женщин, энергично развивались современное здравоохранение, культура и т. п.
Словом, если оценивать объективно, делалось много для развития страны. Закладывались основы для ее модернизации. В принципе подобные меры могли принести и часто приносили позитивные результаты, как это очевидно на примере многих соседних с Ираном стран, живущих на доходы от нефти, например стран Аравийского полуострова. Но несчастье Ирана было в том, что темпы преобразований оказались слишком быстрыми, реформы недостаточно продуманными, а сопротивление шаху очень сильным. Здесь важно заметить, что шиитское духовенство, в отличие от суннитского, было в основном в оппозиции к власти, которую оно не считало сакрально санкционированной (если в суннитских исламских странах правитель – халиф, эмир, султан – считался не только политическим, но и духовно-религиозным главой страны и народа, то у шиитов духовнорелигиозным вождем считался «скрытый имам», тогда как шах был лишь временным, до возвращения имама, руководителем страны). Говорившие как бы от имени истинного правителя Ирана, «скрытого имама», вожди шиитов во главе с аятоллами не только не одобряли радикальных реформ шаха, но видели в них реальную угрозу исламской норме, привычным традициям. В этом аятоллы находили глубокое понимание едва ли не у всего народа – как крестьян, так и горожан.
