Я дрался с Панцерваффе. "Двойной оклад - тройная смерть!" - Драбкин Артем Владимирович (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Взвод 76-миллиметровых полковых пушек изготовился для ведения стрельбы с закрытой позиции.
Утром подъезжает начальник артиллерией полка: "Где подбитые танки?" - "Вон стоят". - "Молодец! Сколько пушек потерял?" - "Три. Одна не сильно повреждена". - "Пойдешь под суд!" - "Танк же был в засаде. Мы подбили этот танк". - "Зачем ты туда лез? Твоя задача поддерживать пехоту!" - Приезжает комдив генерал-майор Сараев Александр Андреевич: "Кто подбил? Где этот молодец? Иди сюда, сынок!" Расцеловывает. Говорит начальнику штаба: "Представить к ордену Ленина". Мой непосредственный начальник угрожал под суд отдать, а этот к ордену представляет! Орден Ленина, правда, мне заменили орденом Красного Знамени.
Вскоре мы подошли к южной окраине Чернигова, с ходу форсировав Десну. В городе был большой гарнизон, поддерживаемый танками. Разведчики насчитали их около ста штук. Было решено в каждом полку создать штурмовой батальон из славян (в районе Слуцка дивизия получила пополнение из Средней Азии. Воевали эти бойцы плохо - одного ранят, двадцать человек его тащат), усиленный всей артиллерией полка и саперами. Вечером 19 сентября сформировали, а в час ночи пошли в атаку. Договорились с пехотой, что до ближайших домов подвозим орудия на конной тяге, а дальше солдаты впрягаются и помогают расчетам тащить пушки. Они согласились. Вообще пехота любит, когда рядом артиллерия. Она не боится - если пушка рядом, не так страшно, защитят. В этом ночном бою моя батарея пять танков подбила. Город мы освободили к шести часам утра. Отдохнули, привели себя в порядок и двинулись на Днепр. К этому времени я уже стал начальником артиллерии полка.
Форсировали реку у деревни Глядки, прошли километра четыре и заняли большое село Колыбань. Расставил орудия так, чтобы по одному танку могли вести огонь несколько орудий с разных направлений. За деревней проходила насыпь железной дороги. Саперы ее заминировали. Утром 28 сентября немцы пошли в атаку. Прибежал к первому взводу своей бывшей батареи, а его нет на месте, ушел.
Ушли пушки, а за ними и пехота тронулась. Командира взвода недавно прислали из кавалерийского полка. Вроде такой боевой. Догнал я его: "Ты почему удрал?!" - "Здесь позиция лучше. Пойдут танки, я их подобью". "Назад! Пристрелю!" Впрягли пехоту в лямки и метров пятьсот протащили орудия назад. В этот момент появились танки. Подпустили их поближе и начали стрелять. Подбили три "четверки". Два танка пошли через насыпь и подорвались на минах, а мы их добили.
Немцы обошли, взяли немного левее и пошли на соседний 292-й полк. Мне приказали перебросить батарею 76-мм пушек ему на помощь. Им удалось прорвать оборону полка, раздавить командный пункт. Мы развернули орудия, открыли огонь. Перебегая от орудия к орудию, руководил боем. Бежал через лощинку с сержантом, парторгом батареи. В лощинке стояла копна сена. Забегаем за нее, а там два немца с винтовками. Я растерялся, автомат на них направил и стою, а потом вдруг тяжесть с плеч свалилась, я очередь дал - они упали, а я все продолжаю стрелять... В этом бою батарея подбила еще шесть танков. Всего за сутки мы уничтожили 11 танков. За что я был представлен к званию Герой Советского Союза.
Помню, мы поехали на комсомольскую конференцию. Я выступил, а один командир батареи говорит: "Подумаешь, подбил 11 танков, так у него же было какое направление. Танки пошли на него. Если бы на меня пошли бы, я бы тоже подбил. Это не его заслуга, а немцев, что они пошли в атаку"...
Севернее Луцка в районе поселка Рожище летом 1944 года я подбил "фердинанд". Мы стояли в обороне, а он километрах в двух на бугре замаскировался. Разбил у нас несколько пулеметов и "сорокапятку". Вдруг командир полка вызывает меня и говорит, что командир дивизии решил приданный нам танковый батальон "Валентайнов" ввести на нашем участке, а я должен обеспечить ввод артиллерией. Приходит ко мне командир танкового батальона, капитан. Я ему говорю: "Осторожно, тут "фердинанд". - "А чего мне "фердинанд"?! Я его подавлю! У меня 15 танков". - "Да?! "Фердинанд" за два километра уничтожает любой танк". - "А ничего, я пойду вот здесь слева". И вот построил он свои танки в колонну и двинулся. Прошел он примерно километр, когда немцы открыли огонь. Первые два танка заскочили в какое-то болотце, и он их пропустил, а начал с третьего. Только бац - горит, бац горит. Тринадцать танков поджег! Командир дивизии матюкался на командира полка: "Где твой истребитель танков?! Тринадцать танков и пушку потерял! Если он не уничтожит этот "фердинанд", я сниму с него Звезду". Хотя к этому времени Звезды у меня еще не было. И вот вечером я пошел с одним взводом, обошел этот бугор и поставил орудия метрах в трехстах от предполагаемой позиции самоходки. Когда рассвело, мы открыли огонь по гусеницам. Сделали пять-шесть выстрелов. Она попыталась дернуться - гусеницы слезли. После этого саперы подползли, заложили под днище противотанковые мины и подорвали. Говорили, что потом на ней написали "181-я дивизия" и отправили в Киев на выставку трофейного оружия.
В июне 1944 года я получил касательное ранение в живот. Сначала лежал в Киеве, а потом решил съездить в Москву. Прямо на вокзале у меня открылось кровотечение из недолеченной раны в животе, и я попал в госпиталь. Там меня нашли и пригласили в Кремль на вручение Звезды Героя Советского Союза. После вручения я попал на прием к Главному маршалу артиллерии Николаю Николаевичу Воронову. Маршал предложил мне поступить в Артиллерийскую академию. Я не стал отказываться. А осенью в Кремле представитель американского президента Гопкинс, посол США Гарриман и военный атташе вручали мне "Серебряную Звезду", которой я был награжден указом президента США Рузвельта.
Черномордик Михаил Александрович (интервью Григория Койфмана)
Я родился 31 декабря 1922 года в Смоленске. В июне 1941 года закончил десятый класс и ждал вызова на экзамены в Ленинград, в Высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Еще весной военкомат отобрал мою кандидатуру среди десятков других, желающих стать морскими офицерами. Романтика моря, красивая форма, кортик и девичьи глаза, с восторгом глядящие на это великолепие. Сами понимаете. Перед войной была развернута просто бешеная агитация среди старшеклассников за поступление в военные училища. И мое поколение, воспитанное на ура-патриотических лозунгах, верное своему гражданскому долгу, - с радостью шло в военные учебные заведения. Но надеть тельняшку помешала война.
22 июня пришел в военкомат, попросил документы для отправки в училище, но нашей группе в количестве тридцати человек предложили, а вернее, приказали поступить в Смоленское артиллерийское училище, готовившее командиров для гаубичной артиллерии. Уже через две недели немцы подошли к Смоленску, и училище в экстренном порядке эвакуировали в город Ирбит на Урале. Привезли нас, 700 человек курсантов, и объявили, что срок обучения сокращен до полугода (до войны в училище обучали в течение почти трех лет). Занимались в училище по 12-14 часов в день, и за шесть месяцев из нас сделали "людей". Боевые стрельбы проводили только "огневики", но подготовка, включая общевойсковую, была на высоком уровне. Я даже три раза стрелял на стрельбище из пулемета "максим" и один раз из ручного ДП.
Уже 4 января 1942 года меня выпустили из училища в звании "младший лейтенант", и в составе группы "свежеиспеченных" артиллерийских командиров меня направили на Алтай, в город Бийск, на формирование 232-й стрелковой дивизии.
Нас разобрали по артполкам. Я и еще три человека попали в отдельный 214-й дивизион противотанковой артиллерии. Так что на гаубицах воевать не пришлось.
Дивизион состоял из трех батарей, вооруженных 45-мм пушками.
Батареей командовал старший лейтенант Востриков, политруками были Мотенко и Шамшиев. Меня назначили заместителем командира батареи, а взводами командовали лейтенанты, ребята старше меня по званию, выпускники Ростовского артучилища, которое готовило командиров для частей ПТА, известных как "Прощай, Родина". Сами представьте - январь, морозы страшные, а жили мы в лесу в шалашах. Кормили по самой захудалой тыловой норме, полушубков и валенок не было, так что нашей главной задачей было не замерзнуть. Боевую подготовку начали только в конце апреля, отработали взаимозаменяемость в расчетах. Люди, приходившие на формировку, были в основном алтайские крестьяне и зэки из Красноярского края, амнистированные досрочно и посланные на фронт. Атмосфера в частях дивизии была соответствующая контингенту. Об этом даже не хочется говорить. Командиров в дивизии, особенно в стрелковых полках, не хватало. Командовал дивизией майор (!) Улитин, ставший к концу войны генералом. Вострикова забрали на должность начальника штаба дивизиона, и мне пришлось лично командовать батареей. В июне сорок второго нас погрузили в эшелоны и направили в район города Воронеж. Мой друг, Илья Эйдинов, погибший потом, в 1943 году, сказал мне одну фразу перед отправкой на фронт: "Я знаю, что ты выживешь". Почему-то он был в этом уверен.
