Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - Синдаловский Наум Александрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Так или иначе, но по стране поползли слухи о том, что Петр Федорович собирается отказаться от своего отцовства и лишить Павла права на наследование престола. Но и мать не жаловала своего сына. А после появления внука Александра по городу поползли слухи, что она стала подумывать о передаче престола ему. Существует устное предание, будто было подготовлено даже завещание императрицы на этот счет. Согласно другому преданию, по вступлении на престол Павел I вместе с секретарем Екатерины князем Безбородко разбирал бумаги в кабинете умершей матери. В руках Безбородко оказался таинственный пакет, перевитый черной лентой с надписью: «Вскрыть после моей смерти в Сенате». Павел, предчувствуя, что в пакете находится акт об отстранении его от престола, написанный рукой Безбородко и потому кроме него и Екатерины никому не известный, вопросительно взглянул на Безбородко. Тот, нимало не смутившись, молча указал на топившийся камин. Так, согласно преданию, князь Безбородко «одним движением руки отстранил от Павла тайну, которая сблизила их окончательно». Действительно, с 1797 года князь Александр Андреевич Безбородко становится канцлером первого правительства Павла.
Еще по одной легенде, преданный императрице и любимый ею Безбородко, узнав о ее безнадежном состоянии, «сию же минуту поехал в Гатчину, где и подал запечатанный пакет Павлу». Этот секретный документ об отстранении Павла от престола подписали якобы крупнейшие государственные деятели, в том числе граф А. В. Суворов. Будто бы именно поэтому великий полководец и попал в немилость к императору.
Понятно, «безнадежное состояние» – это еще не кончина. Весь день Павел не мог оправиться после встречи с Безбородко. Едва дождался отхода ко сну. Но и ночью тревожное состояние не покидало наследника. Ему снился сон. Несколько раз один и тот же. Во сне он явственно видел, как некая незримая сила возносит его кверху. Каждый раз именно на этом месте он в смятении просыпался. Павел рассказал о сновидении Марии Федоровне. Та призналась супругу, что видела такой же сон. Боясь истолковать этот странный сон, Павел рассказал о нем некоторым особенно близким людям, но и те отмалчивались. Впрочем, может быть, опасаясь непредсказуемого и взрывного характера Павла Петровича. Все разъяснилось только к концу дня. Из Петербурга сообщили, что с Екатериной «случился апоплексический удар».
Так, с мистического сна началось царствование самого мистического императора России. Знамения и предчувствия, однажды овладев его смятенной душой, уже не отпускали его. На следующий день после воцарения в дворцовой церкви был отслужен благодарственный молебен. Согласно фольклору, протодиакон, к ужасу всех присутствовавших, провозгласил: «Благочестивейшему, самодержавнейшему, великому государю нашему императору Александру Павловичу…» Голос его резко оборвался. Он понял, что совершил непоправимую ошибку. Все затаились, ожидая развязки. Павел собрал всю свою волю в кулак и спокойно проговорил, по-солдатски чеканя каждое слово: «Сомневаюсь, отец Иван, чтобы ты дожил до того времени, когда на ектинии будет поминаться император Александр». И был прав. С монахом в тот же день случился удар, от которого он умер.
Одна из самых мучительных загадок, которую пытался разгадать Павел в первые дни царствования, – таинственная гибель отца. Пушкин по этому поводу записывает: «Не только в простом народе, но и в высшем сословии существовало мнение, будто государь жив и находится в заключении. Сам великий князь Павел Петрович долго верил или желал верить сему слуху. По восшествии на престол первый вопрос графу Гудовичу: „Жив ли мой отец?“».
Еще бы! Вся просвещенная Европа не верила в естественную смерть Петра III. Уже после воцарения на престол, когда пересуды о событиях 1762 года стали потихоньку стихать, Екатерина рискнула пригласить в Петербург в качестве воспитателя своего сына французского философа-просветителя Д'Аламбера. Но тот, прочитав манифест о смерти Петра III от геморроидальных колик, согласно легенде, отказался от заманчивого предложения, сославшись на то, что он тоже страдает этой болезнью. Интересно, что его примеру будто бы последовал и Дидро, к которому Екатерина обратилась с тем же предложением.
Но вопрос: «Жив ли мой отец?» был далеко не единственным, над которыми мучился Павел Петрович. Не менее важным был и другой вопрос: «Кто мой отец?» Мы уже упоминали о встрече Павла I с Кондратием Селивановым. Встреча проходила, что называется, за закрытыми дверями, и потому окружена легендами. Согласно одной из них, Павел напрямую спросил Селиванова: «Ты мой отец?» Известно, что Кондратий Селиванов выдавал себя одновременно и за Иисуса Христа, и поэтому ответил витиевато: «Греху я не отец. Прими мое дело, оскопись, и я признаю тебя своим сыном».
Так, под знаком интригующих легенд и невероятных мифов, началось короткое царствование Павла I, который имел несчастное свойство превращать в анекдот все, чего касался, и по смерти которого, как об этом вспоминают многие современники, на улицах открыто, не стесняясь радостных слез, словно во время Пасхи, целовались и поздравляли друг друга совершенно незнакомые люди.
Среди легендарных курьезов павловского Петербурга наиболее известна история с Преображенским полком, который однажды во время парада гвардии на Марсовом поле имел несчастье вызвать неудовольствие императора. Разгневанный Павел закричал: «Направо… кругом… марш… в Сибирь!» По преданию, полк в полном составе строем прошел от Царицына луга по улицам Петербурга до Московской заставы и направился дальше по знаменитому Сибирскому тракту. В полной парадной форме он дошел почти до Новгорода и только там посланец от государя догнал полк, «объявляя ему прощение и позволение вернуться в столицу».
Менее известна другая, еще более невероятная история. Переписывая набело один из ежедневных приказов по военному ведомству, штабной писарь в выражении «ПРАПОРЩИКИ Ж ТАКИЕ-ТО В ПОДПОРУЧИКИ», по рассеянности, написал «ПРАПОРЩИ», а затем перенес на другую строчку «КИЖ». Мало того, что он соединил «КИ» с «Ж», так еще малопонятное «КИЖ» украсил размашистой прописной буквой «К». Приказ подали на подпись императору. Павел наспех пробежал глазами страницу, задержал взгляд на слове «Киж», принял его за фамилию и написал резолюцию: «Подпоручик Киж в поручики».
И тут произошло то, что часто бывало с Павлом Петровичем. Он увидел замешательство на лицах своих адъютантов, заподозрил, что сделал что-то не так, но, поскольку они не решились указать ему на ошибку, а он сам ее так и не заметил, решил продолжить игру. На следующий день подпоручик Киж был произведен в штабс-капитаны. Еще через день – в полковники. С отметкой на приказе: «Вызвать сейчас же ко мне». Теперь уже все высшее военное начальство было в смятении. Лучшие офицерские силы были брошены на поиски несуществующего Кижа. И нашли-таки человека с такой фамилией в каком-то заброшенном полку на Дону. Но было уже поздно. Павел начинал терять терпение. Все знали, чем это могло кончиться, и тогда решили доложить, что «полковник Киж внезапно скончался». «Жаль, – ответил задумчиво государь, – он был хороший офицер».
Чего только не рассказывали о новом императоре. Будто бы однажды он приказал генерал-губернатору Петербурга подготовить приказ, определяющий количество блюд за обедом и ужином каждого российского подданного в зависимости от его чина и класса службы. Так, например, майор мог иметь за столом только три кушанья. Этот курьез стал темой бесчисленных анекдотов. Согласно одному из них, Павел как-то встретил майора Якова Кулькова, впоследствии прославленного генерала. «Господин майор, сколько у вас за столом подают кушаньев?» – спросил его император. «Три, ваше императорское величество». – «А позвольте узнать, господин майор, какие?» – «Курица плашмя, курица ребром и курица боком», – ответил находчивый майор.
Гастрономическая тема в павловское время стала одной из излюбленных в городском фольклоре. Рассказывали, как однажды после своего собственного обеда Павел вышел на балкон Зимнего дворца и, к своему удивлению, услышал звуки колокола, возвещавшего о начале обеда в соседнем доме. Павел был взбешен. К соседу был немедленно послан полицейский с приказанием «обедать двумя часами раньше».
