Полвека с небом - Савицкий Евгений Яковлевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
— Возвращайтесь к себе в штаб и разработайте подробный план полета. Не полетов, как вы недавно выразились, а именно полета! У меня пока все. Окончательный ответ получите сегодня вечером.
«Ну, кажется, пронесло! — с чувством облегчения решил про себя я. — Раз план потребовался, значит, и разрешение будет».
План мы с полковником Барановым подготовили быстро: у меня и без того все уже было продумано. Взлетаю вместе с четверкой наших истребителей, иду в их сопровождении до города Саки — это первые, выходные ворота. Отсюда уже один ухожу на высоте пятьдесят метров в море — на шестьдесят километров от береговой линии. Там — разворот в сторону вражеского аэродрома на мысе Херсонес. После выполнения боевого задания— опять в море, а затем ложусь на курс, который выведет меня в строго определенную точку — входные ворота, где меня будут поджидать наши истребители, чтобы сопровождать до аэродрома посадки.
Времени до вечера оставалось более чем достаточно, и я подумал, что вполне успею сделать один-два тренировочных вылета. Как-никак на «мессершмиттах» летать приходилось не каждый день, лишний опыт не помешает… Но прогулка моя чуть не вышла боком. В полете меня, разумеется, сопровождали «яки» — без их плотной дружеской опеки над батареями наших зенитчиков очень-то не разгуляешься. «Мессер» вел себя в воздухе нормально, настроение у меня было приподнятое: пилотировать немецкие истребители не разучился… Довели меня «яки» до аэродрома. Зашел на посадку. Сел. Но едва зарулил на стоянку и открыл фонарь — к самолету подбежали два автоматчика.
— Хенде хох!
Пришлось поднимать руки. Автоматчики, вижу, настроены решительно.
— Да вы что, ребята! — говорю. — Я же свой. Неужто не видите?
— Ишь как по-нашему говорить насобачился! — отозвался в ответ на мой чистейший русский язык один из охранников. — Сиди, фриц! Там разберутся.
На мое счастье, к самолету уже шел заместитель командующего 52-й армией генерал Разуваев, которому успели доложить, что четверка «яков» зажала и посадила на аэродром немецкий истребитель, и он решил взглянуть на пленного летчика. Недоразумение разъяснилось.
— Получается, своего в плен взяли! — посмеялся Разуваев. — Уж не взыщите! Я-то и то не сразу вас признал…
Не узнать меня было немудрено. Летал я в черной, без погон и знаков различия, кожаной куртке с черным же бархатным воротником. Немец не немец, но и на русского летчика мало похож. Да вдобавок «мессершмитт» этот… Прав командарм, говоря, что на нашей территории будет опасно. Хорошо хоть только автоматчиков с толку сбил, а не зенитчиков…
А от командарма между тем никаких сообщений.
Прошли сутки. Из очередного разведывательного полета не вернулся капитан Абдашитов, сильный и очень опытный летчик. Я его хорошо знал; именно он научил поваров, как лучше использовать в пищу конину. Родом он был из здешних мест и отлично знал тот район, куда утром вылетел на разведку.
Надо было что-то предпринимать. И я решил еще раз связаться с Хрюкиным.
Но командарм опередил меня:
— Только что получил разрешение. Санкционировали под мою личную ответственность. Жду вас у себя в штабе с подробным планом разведывательного полета.
Не теряя ни минуты, я вылетел на У-2 в штаб армии. План наш командарм одобрил, внеся некоторые уточнения, касавшиеся секретности и связанной с ней безопасности полета.
— Помните, Евгений Яковлевич, задание ваше особое и крайне ответственное. Никакой самодеятельности! Действуйте строго по плану. Сразу после возвращения свяжитесь со мной. Удачи вам!
Я уже шел к дверям, когда Хрюкни негромко меня окликнул:
— Странно все же получается: комкор в роли разведчика. Нe находите? — И сам же, помолчав секунду-другую, ответил на свой вопрос: — Впрочем, война.
«Да, война… — думал я, спеша к У-2, чтобы быстрее вернуться к себе в корпус. — У нее собственная логика, которая порой ставит людей в тупик, переворачивает привычные понятия с ног на голову. Но как к этому ни относись, а считаться с ней приходится. И не только считаться! Ее, эту логику войны, необходимо научиться использовать, предугадывать с ее помощью ход событий.
Баранову, например, кажется, что идти в логово немцев на трофейном истребителе — слишком рискованная дерзость. У них, дескать, свои порядки, свои привычки, о которых мы мало что знаем, и противнику при желании легко раскусить нашу затею, разоблачить меня в воздухе. А Хрюкин, наоборот, как и я, считает, что все обойдется. Именно благодаря дерзости задуманного немцам просто не придет в голову заподозрить какой-то подвох, предположить, что один из «мессершмиттов» пилотирует над их головами русский летчик. Баранов, конечно, прав: при желании разоблачить меня ничего не стоит. Но как раз желания-то такого у противника и не возникнет… Если, конечно, я не допущу какого-нибудь грубого просчета».
Перед самым вылетом обстановку в воздухе проверил мой ведомый капитан Самойлов. Я уже сидел в кабине Ме-109Е, когда поступило его сообщение по радио: «Вижу самолеты противника. Есть среди них и „мессеры“. Можно было взлетать. Одним из „мессершмиттов“, поднявшихся с аэродромов противника, вполне мог быть и тот, пилотировать который предстояло мне.
До Сак дошел в обществе четверки «яков». Ручку от себя — и теперь в море на бреющем. Или почти на бреющем: пятьдесят метров высота невелика. Скорость при таком полете ощущается по-особенному: несешься над гребнями волн, а ориентиров никаких — под крылом только вода. Иду по приборам. Через несколько минут — точка разворота… Ловлю себя на мысли, что чувствую себя как бы не в своей тарелке. Не то чтобы тревожно, а как-то необычно, что ли… В бою порой рискуешь куда больше. Но там все происходит быстро, динамично, нет лишней секунды, чтобы взглянуть на себя со стороны. Да вдобавок боевые товарищи рядом. И азарт боя… Его тоже со счетов не сбросишь. А тут — один на один с собой, и мысли всякие в голову лезут.
Но когда вышел со стороны моря на территорию противника, душевное равновесие тотчас вернулось ко мне. Все внимание сосредоточилось на выполнении боевой задачи. Теперь надо смотреть во все глаза, смотреть и запоминать. Немцы, судя по всему, не обращают на меня никакого внимания. Спокойно прошел над их аэродромом, что на мысе Херсонес. Кроме него у противника есть еще один — почти в черте города, да и называется по-городскому: Трамвайная остановка. Надо будет и на него заглянуть. А пока посмотрим, что делается в Севастополе… Кружил я низко — на высоте сто — сто пятьдесят метров. В глаза бросалось огромное количество артиллерии. Куда ни глянешь, всюду пушки, минометы, зенитные батареи — свезли со всего Крымского полуострова. На втором аэродроме обнаружил много транспортных трехмоторных «юнкерсов» и с десяток истребителей… Иногда делал пометки в наколенном планшете, но в основном рассчитывал на память. Чувствуя, что она начинает перегружаться, понял: пора домой. Да и горючего почти не оставалось.
