СверхНОВАЯ правда Виктора Суворова - Хмельницкий Дмитрий Сергеевич (книги онлайн полностью .txt) 📗
Власов командовал в КОВО 4-м механизированным корпусом (дислокация управления — Львов) 6-й армии (I формирования) в звании генерал-майора. 20 июня, выполняя приказ командующего генерал-лейтенанта И. Н. Музыченко, Власов объявил в корпусе боевую тревогу, по которой поднял 8-ю танковую дивизию (в/ч № 5427) полковника П. С. Фотченкова и 81-ю моторизованную Калужскую дивизию (в/ч № 5454) полковника П. М. Варыпаева, приказав им начать выдвижение в установленные районы сосредоточения в районах Дубровицы и Янова (Львовская область). 21 июня приказал соединениям корпуса продолжать движение еще западнее р-нов сосредоточения, установленных планом прикрытия госграницы. 32-я танковая дивизия (в/ч № 9656) полковника Е. Г. Пушкина начала выход из Львова между двумя и тремя часами ночи 22 июня. [326] Баерский служил начальником штаба 31-го стрелкового корпуса в звании подполковника. Весной 1941 г. корпус находился в составе войск Дальневосточного Краснознаменного фронта (ДВКФ). В рамках мероприятий, проводимых по решению ЦК ВКП (б) и СНК СССР, 26 апреля 1941 г. Военные советы Заб ВО и ДВКФ получили приказ об отправке на Запад двух стрелковых и механизированного корпусов, а также двух воздушно-десантных бригад. В ходе выполнения полученного приказа к 25 мая управление 31-го стрелкового корпуса генерал-майора А. И. Лопатина прибыло в КОВО и вошло в состав 5-й армии (I формирования) генерал-майора танковых войск М. И. Потапова. [327]
В беседе с Хильгером оба военнопленных так ответили на вопрос дипломата о вероятности нападения Советского Союза на Германию:
Власов: «Такие замыслы, бесспорно, существовали. Концентрация войск в районе Львова указывала на то, что планировался удар по Румынии в направлении нефтяных месторождений. Соединения, стянутые в район Минска, предназначались для того, чтобы отразить неизбежный германский контрудар. К германскому нападению Красная армия была не готова. Несмотря на все слухи о соответствующих германских мероприятиях, никто в Советском Союзе не верил в такую возможность. Действия советской стороны были нацелены на подготовку собственного наступления, оборонительные мероприятия, напротив, очень сильно отставали. Этот факт в сочетании с «идиотским» руководством и был причиной первых крупных неудач». [328]
Интересно, что Власов в своей версии событий не стал называть никаких вероятных сроков проведения наступательных операций.
Баерский: «Приготовления к этому летом 1941 г. продвинулись так далеко, что Кремль, вероятно, уже в августе — сентябре 1941 г., либо самое позднее весной 1942 г., мог нанести удар. Красная армия двинулась бы тогда в «юго-западном направлении», то есть против Румынии. Германия упредила советское правительство, для которого военные действия со стороны Германии оказались полной неожиданностью». [329]
Наконец, необходимо назвать еще одного участника власовского движения, убежденного в неизбежности нападения СССР на Германию, — но не в 1941-м, а весной 1942 г. В мае — июне 1941 г. полковник М. А. Меандров [330] занимал должность заместителя начальника штаба 6-й армии (I формирования), управление которой находилось во Львове (КОВО). Свою версию событий Меандров изложил в конце ноября 1945 г., будучи в американском лагере военнопленных № 26 в Ландсхуте (Бавария). Подробности частного разговора Меандрова с двумя пленными офицерами вермахта записал в своем дневнике участник Белого движения, генерал-майор С. К. Бородин, тоже служивший в 1945 году во власовской армии. Только благодаря записям Бородина, сохранилась оценка Меандрова.
«20. 11. [1945. — К. А.]. Сегодня вечером мы [331] устроили маленький ужин с немцами. [332] Был говорящий по-русски полковник Генерального штаба Лебели и майор Меле. Сделали тюрю с мясными консервами, которые дал Ассберг, и бисквиты и кофе на второе. Тарелками служили крышки от котелков. Просидели от 7 до половины десятого вечера. Полковник Лебель [333] хотел выяснить, были ли в действительности основания к принятому Гитлером решению напасть на СССР раньше, чем нападет СССР Генерал Меандров, как бывший начальник штаба корпуса [334] в Киевском военном округе, привел много данных, свидетельствовавших о том, что к весне 1942 г. СССР был бы готов к вступлению в войну.
Нападение СССР на Германию было неизбежно, и поэтому у Германии были действительные основания напасть первой. Генерал Ассберг говорил, что Германии не следовало бы в 1941 году нападать на СССР, а до 1942 г. следовало бы разгромить Англию. Однако полковник Лебель утверждал, что Германия в 1941 году была не готова к наступлению на Англию, и при этих условиях он считал, что Гитлер был прав, напав на СССР, но (говорили Лебель и Меле) Гитлер не подпер стратегию разумной политикой, не создав русского национального правительства и из пленных — русской национальной армии, а репрессивными мерами против населения и жестокостью в отношении военнопленных восстановил против Германии весь русский народ. Это привело к гибели всего дела Гитлера, к неисчислимым тяжелым последствиям для всех немцев, а также к задержке освобождения России от большевизма и к постановке большого вопроса: а что же будет дальше? В этом вопросе и в дальнейшем ходе англо-американской политики по отношению к СССР, и к коммунизму вообще, скрыта судьба человечества. СССР стремится привлечь на свою сторону всех немцев и всех китайцев. Генерал Меандров говорил: «Немцы сделают колоссальную по своим последствиям политическую ошибку, если, поддавшись льстивым планам СССР восстановления Германии, пойдут вместе с коммунизмом. Немцам следует во что бы то ни стало остаться в большинстве противниками большевизма, и лучше быть политически разъединенными, как теперь, чем превратиться в единую, но красную Германию». «Я все время об этом говорю своим товарищам», — ответил полковник Лебель, очевидно тем самым подтверждая наличие среди офицеров и генералов Генерального штаба взглядов, против которых был генерал Меандров. Семья полковника Лебель, находящаяся в советской зоне [оккупации Германии. — К. А.], писала ему: «Ни в коем случае не следует стремиться после освобождения к переезду сюда. Здесь очень плохо. Лучше нас отсюда вызволить». [335]
Итак, на основании выявленных свидетельств и показаний генералов и офицеров власовской армии попытаемся составить обобщающую таблицу.
Очевидно, что картина, которую нарисовали власовцы, вопреки мнению О. В. Вишлева, выглядит достаточно эклектичной. Во-первых, из одиннадцати свидетельств только 5 сделаны в военный период между 22 июня 1941 г. и 9 мая 1945 г. Прочие относятся к довоенному или послевоенному времени. Из показаний пяти власовцев, сделанных в годы войны, в одном случае нет указаний на подготовку к нападению на Германию (Трухин), а в другом генерал (Закутный) дал неопределенную оценку, фактически уклонившись от обсуждения темы. Во-вторых, из пяти сообщений, явно подтверждающих готовность СССР к нападению на Румынию или Германию (Власова, Баерского, Малышкина, Меандрова, Позднякова), только три сделаны в условной зависимости немецкого плена. И все пять расходятся в оценках вероятных сроков: неопределенны (Власов, Поздняков), осень 1941-го (Малышкин), август 1941-го — весна 1942-го (Баерский), весна 1942-го (Меандров). В-третьих, каждое из приведенных сообщений коррелируется с другими. Но ни одно не коррелируется более чем с четырьмя. Некоторые из заявлений (Койдыу Самыгина, Трухина) можно рассматривать в качестве противоречащих другим. Трудно обвинить в умышленном лжесвидетельстве Георгиевского, Закутного, Трухина, Меандрова, Койду и Самутина, хотя ни в одном случае нельзя исключать искренних заблуждений в оценках. Наконец, шесть свидетельств (Георгиевского, Закутного, Трухина, Койды, Самыгина, Самутина) из одиннадцати при умелой трактовке можно использовать в качестве доказательств любой версии возможного развития событий в мае — июне 1941 г.
