Великие загадки истории - Пернатьев Юрий Сергеевич (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗

Вскоре слух о спасении истинного Дмитрия — «доброго царя» получает в народе самое широкое распространение. Служилый француз Я. Маржарет, прибывший в Москву в 1600 г., отметил в своих записках: «Прослышав молву, что некоторые считают Дмитрия Ивановича живым, он (Борис) с тех пор целые дни толь­ко и делал, что пытал и мучил по этому поводу». С другой сто­роны, оживление толков о Дмитрии едва ли можно связывать с заговором Романовых. Эти бояре пытались заполучить корону в качестве ближайших родственников последнего законного царя Федора. Появление «законного» наследника могло только поме­шать осуществлению их планов.

Если бы слухи о царевиче распространял тот или иной бояр­ский круг, покончить с ними Годунову было бы довольно легко. Трагизм положения заключался в том, что молву о спасении млад­шего сына Грозного подхватила толпа, а с ее настроениями нелег­ко справиться даже тирану. Все это и послужило благодатной поч­вой для появления самозванца, кипучая деятельность которого, как оказалось, имела далеко идущие последствия.

Лжедмитрий объявился в пределах Речи Посполитой в 1602— 1603 годах. Им немедленно заинтересовался Посольский приказ. Не позднее августа 1603 г. Борис обратился к первому покрови­телю самозванца князю Острожскому с требованием выдать «вора». Однако было поздно: «вор» уже переселился в имение Адама Вишневецкого.

Неверно, будто Годунов назвал самозванца первым попавшим­ся именем. Его разоблачению предшествовало самое тщательное расследование, после которого в Москве объявили, что имя ца­ревича принял беглый чернец Чудова монастыря Гришка, в миру Юрий Отрепьев.

Миф как творец истории

Можно не сомневаться, что если бы не боярский заговор, Дмит­рий, горячо любимый и почитаемый своими подданными, цар­ствовал бы долго и счастливо. Но вышло совсем по-другому. Одной своей смертью восьмилетний мальчик круто изменил весь ход русской истории, прекратив к тому же существование древ­нейшей царской династии.

Сегодня это кажется невероятным, однако никаких иных дока­зательств не существует: Лжедмитрий I с его довольно сомнитель­ной «легендой» был чрезвычайно популярен. Более того, своим появлением он, как уже говорилось, не только породил целую плеяду самозванцев, но и сделал все для закрепления величайшей народной утопии.

Хроника его деяний и претензий в начале пути похожа на вол­шебную сказку. «Чудом спасшийся царевич Дмитрий» во главе небольшого отряда польских шляхтичей перешел Днепр и напра­вился к Москве, чтобы наказать злодея Годунова, овладевшего короной его предков. А тем временем в столичных храмах диако­ны проклинали Гришку Отрепьева, злостного еретика, вора и рас­стригу. Но что за дело было «царевичу» до Отрепьева? Крепости сдавались ему без боя, народ встречал его как избавителя и свято верил в чудесное спасение.

Пожалуй, во всей российской истории не было случая, чтобы власти было оказано такое безоговорочное доверие. Объяснять это лишь неудачами царя Бориса было бы неверно, поскольку они преследовали большинство российских правителей. Великий го­лод, смятение и пожары, предшествовавшие появлению цареви­ча, — явления для страны вполне привычные. Настоящую попу­лярность самозванцу принесла излюбленная русская сказка об Иване Царевиче. У Достоевского в «Бесах» главный бес Петруша Верховенский подговаривает Ставрогина: «Затуманится Русь, за­плачет земля по старым богам... Ну-с, тут-то мы его и пустим — Ивана Царевича. Скажем, что он скрывается. Знаете ли вы, что значит это словцо: «Он скрывается»? Но он явится, новая сила, да еще какая неслыханная».

Действительно, сложно придумать более тонкий политический ход в борьбе за власть в России. Царевич, обиженный лихими боярами, наследник державных традиций грозного отца, но при этом сам воплощенное милосердие — именно этот образ пленил воображение широких масс. Конечно, любой здравомыслящий человек того времени прекрасно понимал, что это всего лишь гран­диозная авантюра. Однако с народным мнением приходилось счи­таться, лучшие люди того поколения просто вынуждены были признать в царевиче истинного Рюриковича.

Безусловно, для того чтобы предпринять такую авантюру, надо быть человеком незаурядным, а кроме того, самому искренне поверить в чудесное возрождение. Похоже, Юрий Богданович Отрепьев, мелкопоместный галицкий дворянин, как никто дру­гой отвечал требуемым условиям.

Детства своего он не помнил, так как рано остался сиротой. Отец его, стрелецкий сотник Богдан Отрепьев, погиб в московской Немецкой слободе, там, где иноземцы свободно торговали вином и нередко случались пьяные драки. В одной из них Богдана зарезал некий литвин. Весьма вероятно, что именно сумбурное, неприка­янное детство помогло Отрепьеву убедить себя в своем высокород­ном происхождении. Но в традициях того времени сирота никак не мог преуспеть в государственной службе, поэтому пришлось Юшке, как называли его в детстве, стать слугой при дворе бояри­на Федора Никитича Романова, а после у князя Черкасского.

В целом карьера Отрепьева начиналась вполне успешно. На романовском подворье в Москве он стал человеком незамени­мым — поверенным и ближайшим советником влиятельных бояр. Однако в 1600 г. романовский кружок постигла неудача из-за не­состоявшегося заговора против Годунова.

Дело в том, что Федор Романов, двоюродный брат покойного царя Федора Иоанновича, метил в русские цари. Заговор был рас­крыт, Романовых обвинили в покушении на «государево здоро­вье». В результате Федор Романов был насильно пострижен в мо­нахи под именем Филарета, шестилетнего же его сына Михаила, супругу, которую тоже постригли, и всех родных сослали в отда­ленные места.

Отрепьеву, как участнику заговора, грозили пытка и виселица. Вина усугублялась тем, что вооруженная свита Романовых оказа­ла отчаянное сопротивление царским стрельцам, и роль Юшки в этом деле была далеко не последняя. Страх перед виселицей при­вел его в монастырь. Двадцатилетнему дворянину, полному на­дежд, сил и энергии, пришлось покинуть свет, забыть мирское имя. Отныне он стал смиренным чернецом Григорием.

Романовский период в жизни будущего самозванца, однако, да­ром не прошел. Позже историки будут удивляться, что смиренный инок превосходно ездит верхом, изящно танцует, прекрасно владе­ет саблей, знает иностранные языки. Все это вполне объяснимо: до своего пострижения Отрепьев прошел отменную выучку на рома­новском подворье. Судя по всему, покровители не забывали о его образовании, заботились о том, чтобы Юшка был человеком свет­ским. Не они ли подготовили юношу к роли самозванца? Вполне возможно. Особенно если вспомнить, как прореагировал на появ­ление Лжедмитрия упомянутый ссыльный монах Филарет, глава романовского дома Федор Никитич. По его наблюдениям, некогда тишайший чернец вдруг превратился в политического борца. Он, говорил Филарет, живет «не по монастырскому чину, всегда смеет­ся неведомо чему и говорит про мирское житие, гордо заявляет другим монахам, что скоро увидят они, каков он впредь будет».

Связь Романовых с легендой о чудесном спасении царевича под­тверждается и самим Отрепьевым. Позже он поведает полякам, что тайну рождения открыл ему «верный друг», которому он служил до пострижения и чья опала вынудила его «вести жизнь монашескую». Прав был историк Ключевский, когда писал о самозванце, что «он был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве».

Потерпев фиаско на службе у Романовых, Отрепьев порази­тельно быстро приспособился к новым условиям жизни. Пона­чалу он боялся попадаться на глаза годуновской полиции, ски­таясь по разным окраинным монастырям. Однако через год его застают уже в самом Чудове, в монастыре Московского Кремля. В монашеской среде его карьера развивается столь же стреми­тельно, как и среди боярской элиты.

Для начала его заприметил и взял к себе в келью архимандрит, затем Григорий оказался у патриарха Иова. Тот в своих грамотах писал, будто взял Отрепьева на патриарший двор «для книжного письма». На самом деле Иов приблизил способного инока не толь­ко из-за хорошего почерка. Чернец вовсе не был простым пере­писчиком книг. Ум и литературное дарование явно выделяли его среди прислужников патриаршего двора.