Вообще ЧУМА! (История болезней от лихорадки до Паркинсона) - Паевский Алексей (книги читать бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Четвертого июля 1939 года на поле стадиона знаменитой бейсбольной команды «Yankees» стоял 36-летний человек и говорил: «Сегодня я все еще считаю себя самым удачливым человеком на Земле». В тот день один из величайших спортсменов в истории официально попрощался с карьерой и, по сути, со своей жизнью, так как оставалось ему после этого лишь 1,5 года непрерывного угасания.
Казалось бы, все шло как по маслу: хорошая школа, достойный университет, подобная старту реактивного самолета спортивная карьера и уже в 20 лет — контракт с сильнейшей бейсбольной командой страны. Неотъемлемым прозвищем Лу Герига стало «железный конь». И это неудивительно: он отыграл подряд 2130 игр.
Все было хорошо до 1938 года. Если в 1937 году Лу Гериг все еще блистал на пьедестале победителей, то в 1938 году уже наметился довольно сильный спад показателей, а в Мировой лиге бейсбола, которую «Yankees» выиграли, он был почти незаметен. Сначала казалось, что это — просто старение. Или накопившаяся за полтора десятка лет усталость… В апреле 1939 года стало понятно, что с Лу что-то не то. Этот месяц по всем показателям стал худшим в его карьере.
Шли дни, Гериг все терял и терял силы. В конце мая он уже с трудом ходил. Его супруга Элеонора позвонила в знаменитую клинику Майо. Когда на том конце провода поняли, чья супруга звонит, звонок сразу же перевели на хирурга Чарльза Уильяма Майо, члена совета клиники и сына сооснователя. Майо потребовал привезти Лу как можно скорее. 13 июня 1939 года знаменитый бейсболист прибыл в клинику. Шесть дней интенсивного обследования принесли страшный подарок спортсмену на его 36-й день рождения: диагноз «боковой амиотрофический склероз».
Увы, хоть врачи и настраивали больного еще на 10–15 лет жизни, Лу Гериг не прожил и двух. Он умер 2 июня в 10 часов 10 минут вечера в своем доме. Прощаться с ним в день похорон пришел, кажется, весь Нью-Йорк. А после сотни ученых по всему миру принялись расшифровывать загадочный патогенез недуга, так быстро сведшего одного из лучших спортсменов в могилу. И его имя было решено увековечить в названии.
Еще одной «иконой» заболевания стал знаменитый физик-теоретик и популяризатор науки Стивен Хокинг. Первые признаки бокового амиотрофического склероза появились у него в возрасте 18–19 лет, а в 21 уже ясно звучал диагноз. Тем не менее, в отличие от Лу, прогрессировал склероз крайне «неохотно», посадив Хокинга в коляску только через 7 лет.
В 2012 году этот уникальный человек отпраздновал свое 70-летие и все еще продолжал вести активный образ жизни и проводить научные исследования, хотя способность к движению у него сохраняла только мимическая мышца щеки, напротив которой был укреплен датчик движения, позволяющий посредством компьютера, встроенного в инвалидную коляску, общаться с миром. Умер Стивен Хокинг 14 марта 2018 года в возрасте 76 лет — после почти полувека жизни с этой болезнью, сильно озадачив специалистов.
На данный момент ученое сообщество к консенсусу по поводу того, почему заболевание все-таки начинает развиваться, так и не пришло. Узнали многое: например, то, что в гене под непонятным названием C9orf72 вдруг появляется много четырехспиральных ДНК (в норме спираль носителя генетической информации двойная), из-за чего нарушается транскрипция (перевод наследственной информации на «язык» РНК), и, соответственно, трансляция — синтез белка. Открыли и наследственные формы бокового амиотрофического склероза, которые, правда, составляют лишь 5 % от всех встречающихся случаев. Зато теперь известно, что проблемы здесь создает мутация в гене супероксиддисмутазы-1, находящемся на 21-й хромосоме.
Помимо этого, примерно определились с патогенезом и выявили, что из-за слишком большого количества глутаминовой кислоты (нейромедиатор) нейроны перевозбуждаются и погибают. Причем, есть данные, что на ранних стадиях болезни это даже хорошо — то есть повышение возбудимости здоровых нейронов компенсирует «силы» погибших. Но потом возбуждение с ростом глутаминовой кислоты все больше возрастает, и патологический круг замыкается: организм начинает вредить сам себе, и просыпается так называемая эксайтотоксичность.
Некоторые случаи, связанные со случайным, иначе говоря, спорадическим проявлением болезни, сочетаются с мутациями в гене TARDBP, из-за чего вне ядра в цитоплазме появляется белок TDP-43 (обычно он находится в ядре) и, как поп-звезда, спустившаяся в метро, начинает собирать вокруг себя толпу других белков, мешая нормальному внутриклеточному движению. Помимо этого подобными свойствами обладают еще продукты гена FUS или гена «слияния в саркоме» (Fusion in Sarcoma), который тоже поражает мутация.
Совсем недавно заговорили о терапевтическом потенциале аутофагии, то есть о процессе, благодаря которому клетка «съедает» собственные продукты жизнедеятельности, не давая им накапливаться внутри себя, и перерабатывает их в топливо, которое снова идет на клеточные нужды. Именно за открытие в далеком 1993 году генов, отвечающих за такое безотходное потребление, в 2016 году удостоился Нобелевской премии по физиологии или медицине японец Ёсинори Осуми.
Нейробиологи из Вюрцбургской университетской больницы выяснили, что этот самый процесс аутофагии про болезнях мотонейронов, в том числе при БАС, попросту ломается. Естественно, тоже из-за мутации. Поломка происходит в гене PLEKHG5, из-за чего в синаптических окончаниях, которые с помощью нейромедиатора передают возбуждение на мышцу, скапливается сильно много пузырьков с этим медиатором. В нормальной клетке лишние пузырьки утилизируются, а больная от них избавиться уже не может. И в итоге погибает.
Нам очень не нравится такое писать, но от бокового амиотрофического склероза эффективного лечебного средства пока так и не придумали. Однако, ученые по всему миру борются за это самым активным образом — открывают новые мишени, испытывают новые химические соединения, создают новые способы диагностики, позволяющие заподозрить недуг на ранней стадии, когда еще можно попытаться как-то помочь и затормозить процесс.
Даже на исследования деньги собирают, что называется, всем миром — десятки тысяч людей приняли участие во флешмобе Ice Bucket Challenge, во время которого выливали на себя ведро ледяной воды. Это позволило собрать средства на крупнейший в истории изучения болезни проект «Генетическая расшифровка для помощи при БАС» (Genomic Translation for ALS Care), в который вошли более 80 ученых из 11 стран мира и благодаря которому они изучили как можно большее количество ДНК больных пациентов (сюда вошло около 1500 человек), открыв новые поврежденные гены.
В дальнейшем эти гены могут стать мишенями для генетической терапии, которая постепенно начинает выходить из области чистой науки в клиническое применение. Методы генетической модификации, например, FDA в 2017 году уже разрешило для лечения некоторых видов лимфом и слепоты.
Есть и проверяемые способы редактирования генома при БАС. Так, в декабре 2017 года в журнале Science Advances вышла статья, где исследователи из Университета Калифорнии в Беркли поделились обнадеживающими результатами лечения болезни Шарко, правда, пока только у мышей и только с носителями мутантного гена супероксиддизмутазы-1. Для этого они воспользовались не так давно открытой технологией редактирования генома CRISPR Cas9, подсмотренной у бактерий. Специально обученный вирус доставлял ген Cas9 в глиальные клетки, соседствующие с мотонейронами, который «вырезал» вредную мутацию.
Помогла методика CRISPR/Cas9 и при мутации гена FUS, успешно избавив от нее клетки. Но вполне эффективно борются с результатами деятельности «нехороших» генов также разные методы их фармакологического или генетического отключения.
Есть и уже конкретные успехи в лечении людей. В мае 2017 года появилось сообщение о препарате Эдаравон, который за долгие годы (новых лекарств не появлялось с 1995 года) стал первым утвержденным FDA лекарством для лечения БАС. Молекула эдаравона обладает антиоксидантными свойствами и снижает количество разрушительных свободных радикалов в клетке, что предотвращает развитие окислительного стресса и сохраняет нейронам жизнь. Вот только цена вопроса пока сильно «кусается» — годовой курс лечения в США стоит около 150 000 $. Но умеренный положительный эффект все же есть.
