«Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война - Лозунько Сергей (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Надо заметить, что у Бека были и личные счеты с Францией. В 1932-м Париж отказался принять его в качестве посла Польши во Франции (в 1920 г., будучи военным атташе при польском посольстве, Бек оказался замешан в скандале с похищением документов французского генштаба [235]. В ответ на это Пилсудский в том же году сделал Бека — неприемлемого партнера для своих как бы главных союзников — главой польского МИД! Т.с. «утер нос» французам!
Гитлер же сделал вид, что оценивает Польшу «должным образом» — как равного! 13 февраля в беседе с Беком Литвинов попросит главу польского МИД высказаться, какие, по его мнению, причины могли побудить Германию пойти на соглашение с Польшей, учитывая, что даже в веймарские времена, например Штреземана (в августе — ноябре 1923-го глава правительства, с августа 1923-го и до своей смерти в октябре 1929-го — министр иностранных дел Германии), в Берлине не решались на такие договоренности. Не говоря уж о том, что польско-германское урегулирование совершенно идет вразрез с идеологией Гитлера.
Бек ответил, что «до прихода гитлеровцев политику Германии делали Пруссия и пруссаки, которые придавали преувеличенное значение вопросу о коридоре и Восточной Пруссии». А Гитлер, мол, австриец, поэтому с его приходом к власти «Пруссия сейчас перестала существовать, есть только Германия, с которой легче столковаться». Ну, и самое главное: «Германия убедилась, что Польша не является маленьким сезонным государством, каковым его раньше считали, и поэтому чувство реальности подсказывает большее внимание к ней» [236].
При последующих беседах, состоявшихся 14 и 15 февраля 1934-го (дело было в ходе визита Бека в Москву), Литвинов напрасно пытался убедить польского коллегу в том, что Гитлер пришел к власти на вполне конкретной платформе непризнания польского коридора и реванша и что своим нынешним соглашением с Польшей он входит в противоречие с этой своей платформой — что должно было бы насторожить Польшу.
Советский нарком безуспешно опровергал иллюзии Бека относительно «исчезновения Пруссии» — прусский дух, настаивал он, по-прежнему господствует во всей Германии, а «в смысле идеологии Германия есть теперь сплошная Пруссия»: «Прусские изречения о необходимости найти себе место под солнцем, об избытке населения, которому нужно найти новые территории для колонизации, глорификации военного духа и военных завоеваний, находят себе наиболее яркое выражение в учениях гитлеровцев».
Разница между Германией Гитлера и прежней Пруссией, подчеркивал Литвинов, лишь та, «что раньше Пруссия, упоенная победами, могла говорить лишь о завоевании новых земель, между тем как теперь Германия с суженными границами должна говорить не только о новых завоеваниях, но и об отвоевании земель, потерянных в мировой войне». И вопрос только в очередности — какие земли Гитлер решит отвоевывать/завоевывать в первую очередь.
Что до пацифистской фразеологии Гитлера, то она и вовсе не может никого вводить в заблуждение. Убедившись, что бряцание оружием и пропаганда войны мобилизует против Германии мировое общественное мнение, нацисты «отнюдь не отказываясь от основных принципов своей внешней политики и от подготовки к претворению этих принципов в жизнь, сочли за благо временно убеждать мир в своем миролюбии».
Учитывая данные угрозы, по-прежнему исходящие от Германии, отмечал Литвинов, польско-германское соглашение и вызвало во многих странах значительное беспокойство, «ибо в заключении соглашения с Польшей усматривается тактический маневр, который может позволить гитлеровцам обратить пока свои захватнические взоры в другую сторону». Кроме того, он в очередной раз обращал внимание на отсутствие в соглашении какой-либо статьи о прекращении его действия в случае агрессии Германии — «статьи, которую уже привыкли считать неизменной частью всякого пакта о ненападении».
Бек запротестовал, мол, он «не видит в настоящее время опасности со стороны Германии или вообще опасности войны в Европе». Заявил, что не надо заглядывать вперед «слишком далеко». Беку достаточно судить «с точки зрения сегодняшнего дня». Если, сказал он, Польша может «обеспечить себе безопасность на сегодняшний день, то этого ему достаточно» [237]. Вполне в стиле руководства в Варшаве того времени: жить сегодняшним днем, не задумываясь о последствиях. За что в будущем Польша и расплатится осенью 1939-го.
Когда же советский нарком затронул вопрос о вооружении Германии, отметив, что «Польша недооценивает германской опасности», Бек «рассмеялся, ничего не ответив» [238]. Веселый был товарищ.
Но что до польской гордыни, то, конечно же, такой известный словоблуд и демагог, как Гитлер, без труда нашел нужные слова и обороты. Этот умел сформулировать с упором на ласкающий польское ухо тезис об их исторической миссии быть форпостом западной цивилизации на востоке Европы. К примеру, в беседе с Липским накануне подписания германо-польского пакта Гитлер произнес длинный монолог об очень серьезной опасности, которая нависла над западной цивилизацией со стороны России. И «с этой точки зрения», отметил Гитлер, он «рассматривает роль Польши как очень важную»: «Польша является последним барьером цивилизации на Востоке». Липский (надо полагать, напустив на себя важный вид) поддакнул: «Польша часто играла роль щита для европейской культуры». И в качестве примера привел сражение под Варшавой 1920 г. — когда-де поляки спасли европейскую цивилизацию [239].
Для поляков это было самое то! Это возвышало их в собственных глазах, создавало иллюзию, что сильные мира сего с надеждой смотрят на Польшу, «бастион цивилизации». Ну, и, конечно, они сами не прочь были нести эту «цивилизацию» — огнем и мечом. На тот же «варварский» Восток, например.
Вот из лекции о международном положении, произнесенной крупным польским землевладельцем князем Сапегой в сентябре 1933-го: «Перед нами встал вопрос — будем ли мы форпостом Европы, расширяющимся в восточном направлении, или станем барьером, преграждающим путь европейской экспансии на Восток. Господа, история уничтожит этот барьер, и наша страна превратится в поле битвы, где будет вестись борьба между Востоком и Западом. Поэтому мы должны стать форпостом Европы, и наша внешнеполитическая задача заключается в том, чтобы подготовиться к такой роли и всячески содействовать европейской солидарности и европейской экспансии» [240].
Тезис о Польше в roli zbawiciela («роли спасителя») западной цивилизации красной нитью проходит через польский политико-публицистический дискурс того времени.
А Франция, вишь, эту историческую миссию Польши в тот момент замечать перестала. И вместо цивилизаторской экспансии на Восток вдруг села с Москвой за стол переговоров. То ли дело «защитник западной цивилизации» Гитлер! Он и мыслит прогрессивно, по-цивилизаторски. И значение Польши оценить в состоянии.
Ослабив Францию уже самим фактом того, что переметнулась на немецкую сторону, Польша продолжила тем, что содействовала Гитлеру в разрушении профранцузских военных альянсов, — Малой Антанты, альянса Чехословакии, Румынии и Югославии, созданного в 1920–1921 гг. по инициативе французского генштаба, а затем и Балканской Антанты, организованной также по инициативе Франции и при поддержке британской дипломатии. Балканская Антанта (Балканский пакт) была создана в феврале 1934-го — сразу после подписания польско-германского пакта. Договор подписали Греция, Румыния, Турции и Югославия. Как видим, Малая и Балканская Антанты через Румынию и Югославию (участвовавших в обеих) были тесно связаны между собой.
Эти созданные под эгидой Франции коалиции мешали ревизии версальской системы, включая пересмотр границ, блокировали экспансию Германии на Балканы и вообще ее движение в южном направлении (например, затрудняли аншлюс Австрии).
