История Крестовых походов - Мишо Жозеф Франсуа (прочитать книгу .txt) 📗
Ярость греков вызвала ответную реакцию в стане латинян. Теперь среди вождей все чаще стали раздаваться воинственные призывы – о мире никто больше не вспоминал, все вопили о том, что следует разделаться с греками, и разделаться не теряя времени, чтобы скорее развязать себе руки для дальнейших подвигов в Сирии и Палестине. А именно в это время из Палестины пришли новые вести, и вести весьма неутешительные. В лагерь крестоносцев прибыл Мартин Липц с группой спасшихся соратников и поведал печальную повесть о гибели братьев, отделившихся после взятия Зары, а также рассказал о тяжелом положении Святой земли, опустошаемой голодом, болезнями и беспощадным врагом. Выслушав посланцев, вожди похода пригорюнились и даже всплакнули, но планов своих не изменили. Указывая Липцу на стены Константинополя, они говорили: «Вот он, единственный путь к спасению, вот прямая дорога на Иерусалим!»
Изменение образа действий Алексея, вдруг переставшего посещать их лагерь, насторожило крестоносцев; а приостановка договорных платежей возмутила и разъярила их. Они отправили во Влахернский дворец своих уполномоченных, которые без обиняков высказали обоим императорам все претензии и подозрения, причем сделано было это в такой резкой и даже дерзкой форме, что привело в смущение весь двор: никогда еще в этих чертогах не осмеливались говорить подобным языком и с такими угрозами! Раздались выкрики, что следует задержать и наказать оскорбителей величества; однако посланцы благополучно выбрались из дворца и из столицы, хотя на протяжении своего пути только и слышали, что ругань и поношения.
Обе стороны оказались взнузданными: совет Алексея и Исаака пылал жаждой мщения, совет баронов, по возвращении уполномоченных, склонился к тому, чтобы незамедлительно начинать войну.
Византийцы решили предупредить противников: не отваживаясь состязаться с ними днем и в открытом поле, они задумали использовать ближайшую ночь, чтобы уничтожить их флот. Здесь они снова обратились к давно проверенному и безошибочно действующему средству: знаменитому «греческому огню», зажигательной смеси, которая не боялась воды и горела даже на поверхности моря. Семнадцать судов, начиненных этим составом, были пущены при благоприятном ветре к берегам пристани, где стоял на якоре венецианский флот. И вот пристань, залив и предместье Галаты осветились вдруг страшным и зловещим пламенем. В лагере крестоносцев прозвучала тревога, французы кинулись к оружию, а венецианцы – к кораблям. Греки, толпившиеся на берегу, восхищались жутким зрелищем и радовались замешательству врагов. Но радость их была недолгой. С помощью рук и весел венецианцы успели оттолкнуть горящие брандеры, которые тут же были увлечены течением в другую сторону пролива; и к ужасу греков, пламя пожрало их собственные суда, не причинив ни малейшего вреда флоту крестоносцев.
Эта акция, хотя и неудавшаяся, усилила злобу латинян. «Настало время, – говорили они, – пресечь мечом замыслы изменников и наказать малодушных врагов, которые не знают иного оружия, кроме коварства и хитрости, и, подобно самым подлым грабителям, наносят удары только во мраке ночи». Алексей, напуганный подобными угрозами, пошел на попятную. Он дал новые клятвы и новые обещания, свалив вину за содеянное на ярость народа, которого не смог удержать. Он просил своих «друзей, союзников и избавителей» прийти и защитить колеблющийся престол, предлагая отдать им за это собственный дворец. Мурчуфль, которому было поручено сообщить слова императора крестоносцам, вместо этого стал будоражить народ, заявляя, что Алексей продает Константинополь «западным варварам». Это известие вызвало панику. Люди, собираясь на улицах, площадях и рынках, поносили правительство последними словами, вопили о предательстве и требовали нового повелителя, который сумел бы защитить город и страну. Ринувшись в Софию, чернь кричала, что немедленно изберет нового императора, достойного этого звания. Несмотря на противодействие патрициев и духовенства, собравшиеся стали выдвигать одного за другим своих кандидатов, каждый из которых под тем или иным предлогом благоразумно отказывался от этой чести, пока не нашелся один юный безумец по имени Канаб, уступивший требованию народа и тут же коронованный и облаченный в пурпур... Мурчуфль, который участвовал в этой забаве, с хитрой ухмылкой на лице, словно репетировал свою будущую роль...
Алексей, извещенный о происшедшем, трепетал в своем опустевшем дворце. Догадавшись, что его поручение не выполнено, он тайно послал нового ходока в галатский лагерь. На этот раз он буквально умолял баронов спасти его. Маркиз Монферратский, тронутый его мольбами, явился глубокой ночью в столицу с отборными воинами, чтобы защитить отца и сына. Каково же было его изумление, когда он увидел ворота дворца запертыми, а внутрь его так и не пустили! Возмущенным крестоносцам, которых уже начинала окружать ревущая чернь, не оставалось ничего другого, как поспешно удалиться... Разумеется, этой «игрой» уже руководил Мурчуфль, который внушил Алексею, что присутствие латинян приведет и его, и Исаака к неотвратимой гибели. Когда же этот, первый акт трагикомедии был успешно завершен, режиссер приступил ко второму: он увел Алексея в один из отдаленных покоев дворца, там надел на него цепи и приказал страже бросить в тюрьму... Теперь надо было обо всем известить народ, что вполне вошедший в роль Мурчуфль сделал с не меньшим мастерством, показав себя подлинным «спасителем отечества», после чего восторженная толпа подхватила его на руки, торжественно доставила в Софию и, словно забыв о недавнем избрании Канаба, провозгласила императором!.. Оставался лишь заключительный аккорд. Едва облачившись в порфиру, новый император спешит обеспечить плоды своего действа. Он врывается в темницу Алексея, подает ему отраву и приказывает выпить. Но так как убийце кажется, что яд действует слишком медленно, он ускоряет финал и душит своего «друга и покровителя» собственными руками...
Исаак, узнав о судьбе сына, умер от страха и отчаяния, чем избавил Мурчуфля от нового преступления, которое, впрочем, молва приписала ему и в этом случае. Что же касается «императора» Канаба, то об участи его ничего не известно: исчезнув в потоке событий, он утерялся для истории. Так, со времени прибытия крестоносцев к Константинополю, четыре императора один за другим были низвергнуты с престола; пятому, Мурчуфлю, хотя он и не подозревал подобного, была уготована та же участь.
Между тем коварный злодей не считал свою акцию завешенной. Уничтожив соперников, он тут же, с ходу, решил убрать и вождей крестоносцев. Посланец в их стан от имени императора Алексея, о судьбе которого здесь еще никто не знал, пригласил дожа и французских вельмож во Влахернский дворец, якобы для того, чтобы вручить им обещанные по договору суммы. Обрадованные вожди совсем уж было собрались, когда Энрико Дандоло, недаром прозванный «мудрейшим из мудрых», вдруг заподозрил измену и предложил сначала разведать о положении во дворце. Вскоре узнали о смерти Исаака, убийстве Алексея и прочих делах и замыслах Мурчуфля. Эти известия заставили крестоносцев содрогнуться; забыв о непостоянстве Алексея, они оплакали его кончину и поклялись отомстить за него. В совете баронов было решено объявить непримиримую войну Мурчуфлю и наказать народ, увенчавший измену убийствами и отказавшийся от признанной было верности Римскому престолу. Именем папы всем воинам объявлялось отпущение грехов и щедрая награда за счет несметных богатств Константинополя.
Мурчуфль готовился отразить нападение. Умножая свои сокровища за счет преследования сановников и придворных прошлого царствования, он одновременно стремился усилить воинскую дисциплину, укреплял стены города, воодушевлял народ. Беспрестанно появляясь на улице опоясанный мечом, с железной палицей в руке, он призывал оставить пустые страхи и верить в победу. В подкрепление своих слов он снова попытался сделать вылазку из города, рассчитывая внезапным ударом разгромить проходивший мимо отряд крестоносцев; и снова греки потерпели полное поражение, а их предводитель спасся только благодаря быстроте своего коня. Познав на практике мужество неприятеля и не веря больше храбрости своих войск, Мурчуфль попытался вступить в переговоры с крестоносцами. Вельможи и бароны с ужасом отклонили предложение, но дож согласился выслушать похитителя престола, интересуясь, на какие условия он пойдет. Дандоло прибыл на одной из галер к оконечности залива; Мурчуфль показался верхом на ближайшем берегу. Переговоры были бурными и продолжались долго. Дож потребовал от противника немедленной уплаты пяти тысяч фунтов золота, помощи в подготовке похода в Сирию и новой клятвы в повиновении Римской церкви. После долгих споров Мурчуфль пообещал деньги и помощь; но от подчинения греческой церкви Риму отказался, уверяя, что тут он бессилен. Дож выразил удивление, что после таких тяжких оскорблений Неба и Природы преступник может еще с важностью защищать дело веры; и, бросив на Мурчуфля презрительный взгляд, Дандоло спросил: «Неужели же греческое вероисповедание прощает измену и убийство?» Раздраженный Мурчуфль попытался было оправдаться, но затем бросил это, и переговоры были прерваны.
