Пути народов - Подольный Роман Григорьевич (бесплатные серии книг .txt) 📗
Биография кипчаков, они же половцы, они же куманы, сложилась как будто не очень удачно. Начало, как и полагается, было ярким. В X–XI веках они появились в Средней Азии и Европе и заняли огромное пространство от озера Балхаш до Дуная. Заняли те самые земли, на которых за тысячу лет до них господствовали сарматы, а за полторы тысячи — скифы. Кипчакам теперь принадлежала большая часть великого пояса степей, полупустынь и пустынь, протянувшегося почти через всю Евразию. По их имени весь Восток на долгие столетия стал звать степи от нынешней южной Украины и почти до Алтая Половецкой землей — Дешт-и-Кипчак. И Русь звала свой беспокойный юг Половецким полем.
Половцы-кипчаки-куманы были частью очередной волны кочевников-тюрок, двинувшихся на запад из Центральной и Средней Азии. Их южные сородичи — огузы — в это время создавали огромную Сельджукскую державу на землях Малой Азии, Ирана, юга Средней Азии и части Закавказья.
Но если Византия почти сразу увидела врагов в сельджуках, то кипчаков она захотела использовать и сама призвала их на свою территорию для борьбы с печенегами. Половцы разгромили печенегов на Балканах и заняли их место в качестве одного из самых опасных врагов Византии.
Они стали постоянной угрозой и русским землям. Еще более страшной угрозой, чем прежде печенеги, не раз уже к тому времени битые русскими, а частично даже начавшие под влиянием соседей оседать на землю и принимать славянскую культуру и православие.
С XI века значительную часть русской летописи занимает горький перечень половецких набегов. Горят города, половцы угоняют пленников, которым сужден теперь горький путь на рынки рабов. Соседство земледельцев и кочевников во времена средневековья редко бывало мирным.
…Впрочем, сосед есть сосед, спокойный он или беспокойный. С ним ссоришься, но деваться некуда — и торгуешь, и даже роднишься, что отнюдь не мешает снова ссориться. Не зря в опере «Князь Игорь» юный княжич, сын Игоря, попавший в плен, возвращается домой свободным и женатым на красавице половчанке. Опера следует «Слову о полку Игореве», а то сообщает здесь тот же факт, что и летопись. Впрочем летопись знает, что сам Игорь Святославич, герой «Слова о полку Игореве», — сын половчанки. Это лишний раз подтверждает, что не из расистских или националистических побуждений воевали русские против половцев. Они защищались от половецкой опасности, а когда ее не было — не было нужды и в войне.
Семья князя Игоря была отнюдь не исключением среди русских княжеских семей. Великий князь киевский Святополк Изяславич, например, был женат на дочери половецкого хана Тугоркана. То поддерживая русских князей, то выступая против них, этот хан попытался однажды захватить Киев у собственного зятя, был разгромлен и пал в битве. Летопись свидетельствует, что Святополк велел похоронить его «акы тьстя и врага» — сразу и как близкого родственника, и как злого противника. С течением времени убитый хан превратился в былинного злого богатыря — «в вышину ли он, Тугарин, трех сажен, промежу плечей — косая сажень, промежу глаз — калена стрела», а иногда и вовсе в чудовищного змея. Из отца княжеской жены Тугоркан-Тугарин русских былин стал ее «милым другом», но народная память не слишком сильно исказила чужое имя и засвидетельствовала близость недруга страны к киевской княжеской семье.
Можно добавить, что Владимир Мономах, сын русского князя и византийской принцессы, полководец, именем которого половцы пугали детей, «его же имени трепетаху вся страны», сам женатый на принцессе английской, двух своих сыновей женил на половчанках. На половчанке был женат и грозный князь владимирский и киевский Юрий Долгорукий. (Среди потомков от этого брака — и Александр Невский, и все московские государи вплоть до царей Федора Ивановича и Василия Шуйского включительно).
В таких двойственных отношениях с половцами находились многие русские князья. Они использовали ханов и их войска в борьбе против поляков и венгров, в междоусобных войнах, но должны были и сами бояться переменчивых союзников. Об одном из русских князей конца XII века летописец сообщает, что он способствовал спокойствию юга Руси и тем привлек к себе любовь «крестьян и поганых».
Величайший из древнерусских политических деятелей, князь Владимир Мономах разгромил кипчаков, отбросил их далеко на восток. Часть половцев, впрочем, перекочевала на запад, на территорию Венгрии, нынешних Румынии, Югославии, Болгарии.
Многие половцы ушли на Кавказ, половецкая наемная дружина стала опорой грузинского царя-объединителя Давида, получившего прозвище Строителя. Но родиной для половцев оставались степи Причерноморья, и при известии о смерти Мономаха началось возвратное движение половцев, облегченное русской междоусобицей. Русский народ уважал любовь к родине даже у своих врагов, и Волынская летопись пронесла до наших дней рассказ о емшане, о белой горькой траве, запах которой ничем не вытравишь из памяти, рассказ, превратившийся уже в XIX веке в стихотворение Майкова.
Половецкий хан Сырчан после смерти Мономаха зовет своего брата Отрока, ставшего владыкой на Кавказе, вернуться в родные степи. И поручает гонцу:
Русские воевали с половцами и в то же время постепенно подчиняли их своему культурному влиянию. Конечно, в русскую культуру проникали некоторые детали половецкой культуры, а отдельные слова из языка половцев до сих пор живут в русской речи. Однако влияние русских, судя по всему, было гораздо сильнее.
В момент прихода монголов русские князья и половецкие ханы были, в общем, союзниками. Русские вожди продемонстрировали верность этому союзу. Монголы ведь заявили им, что пришли воевать только против половцев, «своих конюхов», и предложили русским мир. Те отказались покинуть половцев в беде — и в страшной битве на реке Калке русские дрались бок о бок с недавними врагами против новых, общих и более страшных врагов. Были разбиты. А поход Батыя был общей трагедией для русских и половцев.
Все мы знаем, чем стало татарское нашествие и татарское иго для Руси. Менее известна столь же горькая судьба ее южных соседей, врагов-родичей. Оседлые люди могли хотя бы собираться за стенами своих городов, правда, против монголов крепости оказались плохой защитой. На севере можно было иногда уйти в леса, плохо проходимые для конницы, или за вовсе неприступные для нее болота. А в голой степи спрятаться некуда. Драться — и умереть или стать рабами. Сдаться — и опять-таки умереть или стать рабами. Или бежать, бежать в места, где не достанет монгольская беспощадная сабля и не знающий промаха аркан.
На долгие года половецкие степи стали заповедником, откуда монгольские ханы и военачальники черпали в периоды «денежных затруднений» рабов на продажу. Половцы были ходким товаром. Их считали красивыми, ценили за силу, во многих странах Европы, Азии и Африки стало модным иметь раба-половца. Каждый, кто читал рассказ Марко Поло о великом путешествии, должен помнить его раба Петра. Судя по всему, этот Петр тоже был половцем. Половцы гребли на венецианских галерах, как и на византийских, половцы копали каналы в Средней Азии и Иране.
А одним из дальних и неожиданных следствий разгрома половцев-кипчаков и превращения такого количества их в рабов стал приход этих самых кипчаков к власти в далекой и богатой африканской стране — Египте.
Еще в конце XII века нашей эры, за полсотни с лишним лет до прихода монголов в Европу, Египет был захвачен одним из сельджукских полководцев Салах-ад-Дином, вошедшим в европейские легенды и романы Вальтера Скотта под именем Саладина.
