Русская армия между Троцким и Сталиным - Млечин Леонид Михайлович (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Но он вернулся, рассказал, что ему предъявлены серьезные обвинения — в потере революционной бдительности, разглашении военной и государственной тайны, что его уволили из рядов РККА, но назначили заместителем наркома лесной промышленности СССР.
Он немного воспрял духом, надеясь, что худшее позади, поехал в командировку на Урал. Из Свердловска прислал жене телеграмму: «Доехал благополучно. Подробно напишу письмом».
Но в Перми его арестовали и этапировали в Москву. Назначение в наркомат и командировка были все тем же испытанным способом оторвать командарма 2-го ранга от боевых товарищей — на всякий случай.
Следствие шло пять месяцев. Бывшего наркома избивали. Заставили подписать показания о том, что он еще в 1915 году стал агентом царской охранки и выдавал революционных матросов.
В обвинительном заключении говорилось:
«В 1918 году Дыбенко, будучи послан ЦК КП(б)У на подпольную работу в Крым, при аресте его белогвардейцами выдал подпольный большевистский комитет и затем был завербован германскими оккупантами для шпионской работы.
С 1918 года и до момента ареста в 1938 году Дыбенко проводил шпионскую, а затем и пораженческую деятельность по заданию германской разведки…
С 1926 года Дыбенко устанавливает связь с правыми в лице Егорова А.И., бывшего тогда командующим Белорусским военным округом, Левандовским — командующим Кавказской армией и другими и начиная с 1929 года входит в руководство организации правых в РККА, связанной с Рыковым, Бубновым, Томским и другими руководителями правых…»
Поскольку Дыбенко ездил в Германию на маневры рейхсвера, последовало стандартное обвинение:
«По заданию германской разведки и руководства военной организации правых Дыбенко проводил подрывную вредительскую деятельность в боевой подготовке, военном строительстве, укрепрайонах и т. д. Наряду с этим он передавал систематически германской разведке шпионские материалы о Средне-Азиатском, Приволжском и Ленинградском округах, которыми он командовал…»
29 июня 1939 года Военная коллегия Верховного суда рассматривала его дело. Председательствовал неизменный Василий Васильевич Ульрих. Дыбенко задали вопрос, признает ли он себя виновным. В протоколе суда записано, что он признал свою вину…
7 июля его расстреляли.
Жену Дыбенко Зинаиду Викторовну посадили за недонесение о преступных действиях мужа. Она провела восемнадцать лет в карагандинских лагерях. Сыновей отдали в детприемник. Но они выжили. Лев Михайлович Карпов со временем стал полковником авиации, Владимир Павлович Дыбенко окончил Ленинградский транспортный институт, работал инженером.
Повезло одной только невенчанной жене первого наркома по морским делам Александре Михайловне Коллонтай, которая отреклась от всего, что было ей дорого в молодые годы, и от всех, кто ее любил.
Сталин не разрешил ее трогать, и худшие годы она провела далеко от родины в весьма комфортных условиях. Работавшие под посольской крышей чекисты следили за ней, докладывали в Москву о ее поведении. Она пристроила в Стокгольме своего сына с невесткой, но и это сошло ей с рук.
После трех лет работы в Норвегии Коллонтай в 1926 году отправили полпредом в Мексику, в 1927-м вернули в Норвегию, через три года перевели в Швецию, где она была послом пятнадцать лет, до 1945 года.
Главным в сталинской дипломатии было сознательное самоограничение: каждый должен заниматься тем, что ему поручено, точно и буквально исполнять указания руководства.
В 1933 году после встречи со Сталиным Коллонтай записала в дневник: «В нашей работе не надо быть инициативной. Надо «проводить задания».
17 сентября 1944 года с помощью Коллонтай было подписано перемирие с Финляндией, которая вышла из войны. Это был ее последний дипломатический успех. У нее случился инсульт, после чего последовал паралич левой половины тела и воспаление легких. Но она выкарабкалась. В марте 1945-го, в семьдесят с лишним лет она вернулась в Москву и до конца жизни была советником министерства иностранных дел.
Ей была дарована милость умереть в преклонном возрасте в своей постели. Она скончалась 9 января 1952 года, не дожив двух недель до своего восьмидесятилетия, которое собиралась пышно отметить в особняке министерства иностранных дел на улице Алексея Толстого.
Александра Михайловна Коллонтай пережила своего любимого Павла Ефимовича Дыбенко на четырнадцать лет.
Глава четвертая
СВЯЩЕННИК, КОТОРЫЙ СТАЛ НАРКОМВОЕНМОРОМ
НИКОЛАЙ ИЛЬИЧ ПОДВОЙСКИЙ
Генерал сдал генштаб без боя
Когда Владимир Владимирович Маяковский описывал в знаменитой поэме «Хорошо!» события 25 октября 1917 года, то упомянул и Николая Ильича Подвойского:
На самом деле власть досталась большевикам сравнительно легко — не только в Петрограде, где они фактически вообще не встретили вооруженного сопротивления, но и в Москве, где юнкера не захотели сдаваться без боя.
Ночью 25 октября был образован Комитет по военным и морским делам в составе Крыленко, Антонова-Овсеенко и Дыбенко. Подвойский обиделся: почему его забыли? Ведь он столько работал с большевистскими организациями в армии, состоял в Петроградском военно-революционном комитете, готовившем вооруженное восстание в столице, и входил в оперативную тройку, которая 25 октября руководила взятием Зимнего дворца.
Ошибку быстро исправили. Комитет преобразовали в народный комиссариат по военным и морским делам и расширили его состав, включив Подвойского, Мехоношина, Склянского и еще нескольких человек. Николай Ильич, как наиболее склонный к аппаратной работе, оказался среди них как бы старшим.
Задача народных комиссаров состояла прежде всего в том, чтобы заставить военное ведомство, вооруженные силы в целом принять новую власть и подчиниться большевикам. Вот тут и оказался очень полезен старый друг и родственник Подвойского Михаил Сергеевич Кедров, у которого в военном министерстве оказался свой человек — генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов.
Потапов, сын вольноотпущенного крепостного крестьянина, окончил 1-й Московский кадетский корпус, артиллерийское училище и Академию генерального штаба. Он служил помощником военного атташе в Австро-Венгрии, двенадцать лет помогал создавать армию Черногории. В разгар войны, в 1915 году, вернулся в Россию и был назначен генерал-квартирмейстером генерального штаба. Во время Февральской революции получил повышение и стал заместителем начальника генштаба.
С Михаилом Сергеевичем Кедровым они подружились задолго до революции и были на «ты». Генерал Потапов и большевик Кедров встречались и сохраняли добрые, товарищеские отношения даже в те времена, когда Михаила Сергеевича разыскивала царская полиция.
Потапов вспоминал потом, как в конце августа 1917 года, провожая кого-то в Москву, случайно встретился с Кедровым на вокзале («Военно-исторический журнал», 1968, № 1). Михаил Сергеевич ошарашил давнего приятеля злой фразой, которая, конечно, не носила личного характера, но сильно встревожила генерала.
— Вскоре мы, большевики, выступим против Керенского, — предупредил его Кедров, — и первое, что мы сделаем, — это вдребезги разобьем ваш генеральный штаб.
— За что же это? — удивился Потапов.
— За то, что ваша контрразведка занимается политическим сыском и после июльского выступления арестовала целый ряд наших товарищей.
— Категорически заявляю, — ответил Потапов, — что наша контрразведка, которая наряду с другими отделами подчинена мне, политическим сыском не занимается и никакого участия в аресте ваших товарищей не принимала.
