Чудовища морских глубин - Эйвельманс Бернар (читать книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Колоссальные осьминоги встретили холодный прием
Едва ли стоит говорить, что утверждения Пьера Дени де Монфора встретили в научном мире ледяной прием. Действительно, смелость его рассуждений дискредитировала его навсегда. Ни в одной энциклопедии нет ни малейшего упоминания об этом французском малакологе.
Уже в 1830 году Кювье в библиографическом указателе к своему «Животному царству» (2-е издание) кратко определяет его как «чудака, называвшего себя бывшим натуралистом голландского короля». Но, приняв за имя начало его фамилии, Кювье превратил его в Монфора (Дени де). С течением времени ошибка эта закрепилась. Какое значение имеет, в конце концов, фамилия какого-то «чудака»?
Если и упоминают иногда Дени де Монфора, то для того, чтобы посмеяться над ним или его оскорбить. «Он был, вероятно, действительно душевнобольным», сказал о нем в конце прошлого века Феликс-Аршимед Пуше, профессор Музея естественной истории в Руане. Всего несколько лет спустя известный малаколог из Британского музея д―р У.-Дж. Рис назвал даже Дени де Монфора «бессовестным негодяем, служившим в парижском музее». Он обвинял его в том, что тот придумал сказку о гигантском осьминоге, «который топил якобы английские военные корабли во время войны Англии с Францией». Необоснованность этой клеветы, которую д-р Рис только повторил, показывает нам, что не пренебрегали никакими бесчестными приемами, чтобы дискредитировать бедного натуралиста.
Вот как эта нелепая история была представлена в некоторых бульварный изданиях. 12 апреля 1872 года шесть французских судов были взяты в плен у Антильских островов адмиралом Джорджем Роднеем и отведены в ближайший порт под конвоем четырех британских кораблей. В ту же ночь все десять судов затонули при таких загадочных обстоятельствах, что Дени де Монфор заявил, что такая катастрофа могла произойти только вследствие одного обстоятельства ― нападения гигантского осьминога!
Очень может быть, что наш малаколог и высказал такое мнение в шутку ― он не лишен был чувства юмора. Но что он всерьез мог думать, будто его любимый осьминог отомстил за поражение французов, ― это, конечно, нонсенс. И потом, это странный способ служить интересам Франции ― потопить полдюжины ее судов с помощью сверхъестественных сил, от которых можно ожидать большей рассудительности.
В Англии бытовало мнение, что, поскольку британское Адмиралтейство предложило более прозаическое объяснение этих событий, Дени де Монфор, дискредитированный, тщетно пытался спасти свою научную репутацию. Не преуспев в этом, он бросил естественные науки для криминальной карьеры и в результате умер на галерах. На самом деле все было совсем иначе.
Пьер Дени де Монфор не заслужил ни клеветы, ни забвения. Кроме четырех первых томов «Естественной истории моллюсков», зоология ему обязана «Систематической конхиологией» (конхиология ― учение о моллюсках) в двух томах, которая, по словам профессора Леона Вайяна (одного из немногих ученых, может быть, единственного, кто был к нему справедлив), «не потеряла еще своего значения, так как много видов, выделенных Дени-Монфором, входят в классификационный перечень; не менее двадцати пяти их упоминается в „Руководстве по конхиологии“ Поля Фишера (Париж, 1887), одной из наиболее солидных работ по этому предмету».
Все это было предано презрению и забвению.
В те времена только один натуралист принял без брюзжания выводы Дени де Монфора относительно гигантских головоногих: это был гениальный немецкий философ и зоолог Лоренц Окен. В своем замечательном труде «Руководство по естественной истории» (1815) он не колеблясь дает двум огромным «осьминогам» своего французского коллеги научные названия, сформулированные в соответствии с указаниями Линнея: осьминог колоссальный стал называться Sepia gigas, а кракен ― Sepia microcosmus. Но следует сказать, что кипучий Окен, настоящее имя которого Окенфус, в свою очередь считался среди своих ученых коллег «экзальтированным», «научным фальсификатором» и по меньшей мере «эксцентричным типом».
У себя на родине дерзкий Дени де Монфор встречал больше всего сарказмов и насмешек. Знаменательно, что два его капитальных труда остались неоконченными. В «Естественной истории моллюсков» только два первых тома принадлежат его перу, редакция двух последних была поручена Феликсу де Руаси. Из «Систематической конхиологии» были изданы только два тома, в 1808-м и 1810 годах, в которых говорится об одностворчатых; третий том так никогда и не увидел свет. Более чем вероятно, что недоверие и враждебность научной среды способствовали преждевременной кончине этих все же значительных трудов Дени де Монфора.
Но все эти нападки только укрепляли горячего и упрямого де Монфора в его убеждениях, как всегда бывает с людьми этого типа. Встретив однажды своего коллегу Дефранса вскоре после выхода в свет его работы о моллюсках, которая уже была осмеяна, Дени Монфор важно заявил, намекая, несомненно, на «арбор» Плиния:
― Если мой кракен пройдет, я заставлю его распахнуть объятия от одного берега Гибралтара до другого.
В другой раз, в присутствии философа Жака-Жозефа Шамполиона-Фижака, старшего брата знаменитого востоковеда, наш насмешник доверительно пообещал своему бывшему шефу Фожа де Сен-Фону:
Если моего «осьминога колоссального» примут, при втором издании я его заставлю перевернуть целую эскадру!
Когда несколькими десятилетиями позднее эти шуточки были переданы непременному секретарю Академии наук Альсиду д'Орбиньи, тот горячо возмущался и не видел в них ничего, кроме признаков экстравагантного ума и недобросовестности. Но это свидетельствует по меньшей мере об отсутствии чувства юмора у господина д'Орбиньи.
Фатальное вмешательство персидского принца Надир-Мирзы Шаха
Кракен Дени де Монфора не получил возможности протянуть свои щупальца между геркулесовыми столбами, поскольку нельзя было сказать, что он «прошел». И до второго издания «Естественной истории моллюсков» дело не дошло, поскольку «осьминог колоссальный» не был в точном смысле слова «принят»: сочли даже более благоразумным доверить это издание начиная с четвертого тома менее мечтательному натуралисту.
Конечно, Пьера Дени де Монфора нельзя назвать человеком безупречным. Как у многих страстных ученых, у него часто отсутствовало критическое чутье, и он был готов принимать на веру те факты, которые вписывались в его концепцию. В то же время произошел злосчастный эпизод, который упрочил за ним репутацию человека легковерного.
В Париже появился молодой иностранец, по имени Надир-Мирза Шах, сын персидского владыки Шарок-Шаха, который вынужден был покинуть свою родину в результате междоусобных войн. Не зная французского языка, изгнанник был вынужден дать объявление в газету, приглашая к себе на службу лиц, знающих персидский, турецкий, русский, немецкий или китайский языки. Дени де Монфор, известный полиглот, откликнулся на это приглашение и услышал из уст принца рассказ о романтических приключениях, который не оставил его равнодушным.
Слух о пребывании в столице восточного принца быстро распространился благодаря статье, опубликованной в «Газет де Франс». Но некий гражданин, по имени д'Оливье, знаток, по его словам, политических событий на Ближнем Востоке, сразу же возразил, что так называемый Надир-Мирза Шах не может быть ни кем иным, как самозванцем. Некоторые газеты, всегда падкие на скандал, поддержали это мнение и повели себя как свора злобно лающих псов. Среди прочего объявлялось, что король, сыном которого называет себя Надир-Мирза Шах, является евнухом, что делает его отцовство маловероятным. И наконец, главный аргумент: молодой человек обвинялся в том, что он еврей. По словам одних польский, по словам других ― голландский.
В это неспокойное в истории Франции время попасть под подозрение было небезопасно, и бедный эмигрант рисковал оказаться в тюрьме. Возмущенный Дени де Монфор во имя справедливости встал на его защиту, так его тронули несчастья принца. Он был не единственным, кто верил персидскому принцу. Господин де Варан, который двадцать два года провел в России и хорошо знал Восток, готов был засвидетельствовать его чистосердечие. И ботаник и путешественник Мишо, который объехал большую часть Персии, после долгой беседы с иностранцем был убежден, что тот является «сыном какого-то генерала или губернатора персидской провинции».
