Как мы управляли Германией - Семиряга Михаил Иванович (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
В результате вышеназванных решений Советского Союза потребность в существовании Управления репараций СССР в Германии и Управления советским имуществом отпала и с 1 января 1954 года они были расформированы.
Таким образом, после восьмилетнего существования на территории Восточной Германии (ГДР) советского управления и контроля как следствия капитуляции Германии, в августе 1954 года советское правительство приняло решение «отменить все приказы и распоряжения, которые были изданы Советской военной администрацией и Советской контрольной комиссией в Германии с 1945 по 1953 год по вопросам, касающимся политической, экономической и культурной жизни Германской Демократической Республики».
Какую же оценку советской репарационной программе в Германии, три десятилетия спустя после войны давал один из ее авторов — В.М. Молотов? — «После войны мы брали репарации, но это мелочь. Государство-то колоссальное у нас. Потом эти репарации были на старом оборудовании, само оборудование устарело. А другого выхода не было. Это некоторое небольшое облегчение тоже надо было использовать. Но опять-таки, вырывая себе кое-что, с чем надо было считаться? Мы же потихоньку создавали ГДР, нашу же Германию. Если бы мы вытащили оттуда все, как бы на нас народ ее смотрел? Западной Германии помогали американцы, англичане и французы. А мы ведь тащили у тех немцев, которые с нами хотели работать. Это надо было очень осторожно делать. Много мы тут не доработали. Но это тоже помогало. Надо было сказать, что немцы обновили свой фонд, перевели на новую технику, мы тогда у себя это сразу сделать не могли. Но некоторую часть оборудования отправили в Китай» [206].
Приведенное признание Молотова вызывает, по крайней мере, три замечания. Во-первых, Молотов лукавил, заявляя, что репарации это — «мелочь». На самом же деле репарации не только содействовали восстановлению разрушенного хозяйства СССР, но и послужили толчком к техническому прогрессу в советской промышленности. Неправ Молотов и в своем утверждении, будто репарационное оборудование было устаревшим. В значительной своей части оно было на уровне того времени. Во-вторых, заслуживает внимания признание Молотова о том, что западные державы активно помогали восстановлению Западной Германии. Отказ США и Англии от своей доли репараций из Германии вполне объясним, и, в-третьих, не всем советским гражданам тогда было известно, что частью своих репараций Советский Союз делился с Китаем. А может быть и еще с какими-либо «братскими странами».
Чтобы усомниться в высказывании Молотова, пытавшегося явно недооценить значение репарационных поставок для народного хозяйства Советского Союза, достаточно вспомнить следующие данные. В 1940 году в нашей промышленности станочный парк составлял 710 тысяч единиц. В годы оккупации было расхищено и погибло 175 тысяч станков, остальные морально устарели и физически износились. Если кроме того учесть, что в 1943 году было изготовлено еще 14 тысяч станков, а в 1944 году запланировано изготовить 21 тысячу станков, то в 1945 году наш станочный парк, по расчетам доктора исторических наук А.Ваксера, не мог превышать 570–580 тысяч штук. Но в действительности же в этом году, как указывала наша официальная статистика, в советской промышленности насчитывалось 928 тысяч станков, то есть почти вдвое больше, чем предполагалось иметь, исходя из возможностей нашей станкостроительной промышленности и поставок союзников.
Подобная чудо-тенденция сохранялась и в последующие четыре-пять лет. В 1946–1950 гг. было выпущено отечественной промышленностью 290,7 тысяч станков и, несмотря на это, к началу 1951 года станочный парк СССР вдруг составил 1.507 тысяч штук [207]. За счет чего-же произошел столь стремительный рост? Приведенные данные показывают, что только отечественными мощностями достичь такого роста было невозможно. Остается допустить, что в этом сыграли свою роль репарации из побежденных стран и прежде всего из Германии.
В идеологических целях значение репарационных платежей из Германии для советского народного хозяйства преуменьшал не только Молотов, но и другие государственные деятели СССР. Так, председатель Госплана Н.Вознесенский официально заявил, что в соответствии с планом послевоенного восстановления и развития народного хозяйства территорий, подвергшихся оккупации, нам было необходимо произвести промышленной продукции в сравнении с уровнем этих районов в 1944 году в 5,5 раз, в том числе, выплавить стали более чем в 9 раз, добыть угля — в 4 раза, выработать электроэнергии более чем в 6 раз, грузооборот речного транспорта увеличить в 9 раз, полностью восстановить железнодорожную сеть и подвижный состав речного флота и всемерно увеличить производство паровозов, вагонов и судов [208].
Как же намеревалось советское руководство в условиях разоренной страны осуществить эти грандиозные планы?
Оказывается, только собственными силами и героическим трудом советского народа. Вознесенский именно так и говорил: «Восстановление народного хозяйства СССР осуществляется на основе независимости социалистической экономики от капиталистических государств и монополий».
В одном из учебников по истории СССР для вузов приводится та же аргументация. Так, пуск первой турбины Днепрогэса был осуществлен 5 марта 1947 года, а в 1950 году работали уже на полную мощность все 9 турбин. Утверждалось далее, что к 1949 году были восстановлены машиностроительные предприятия Ленинграда, освоившие за пятилетку сотни новых изделий. В кратчайший срок были пущены заводы тяжелого машиностроения, изготовлявшие оборудование для металлургии и угольных шахт Украины. В 1950 году Украина давала продукции машиностроения в полтора раза больше, чем до войны. За годы пятилетки были восстановлены все электростанции, металлургические заводы и другие предприятия. Добавим от себя, что в четвертой, послевоенной пятилетке были восстановлены разрушенные и оснащены новейшим оборудованием сотни предприятий военной промышленности. К началу 1951 года задача восстановления предприятий была в основном решена. И этот поразительный феномен также объясняется только «всенародной помощью и высоким трудовым подъемом» советского народа [209].
Но невольно напрашивается сомнение, достаточно ли для этого лишь названных действительно имевших место источников? Неужели для восстановления нашего народного хозяйства не имел значения союзнический ленд-лиз, по которому до сентября 1945 г. мы получали неоценимую помощь? Или, куда же девались целые заводы, ценнейшее промышленное оборудование и материалы, которые в сотнях тысяч вагонов могучей волной растекались по всему Советскому Союзу из Германии, Румынии, Венгрии и из других бывших вражеских стран?
Оказывается, было «мелочью» то, что мы только из одной Германии получили 96 демонтированных электростанций общей мощностью 4.050 тысяч квт, свыше миллиона единиц промышленного оборудования, в том числе 339,4 тысяч станков, 3.164 паровых котла общей мощностью 950 тысяч т пара в час, около 10 тысяч первичных двигателей (турбин и дизелей, соединенных с генераторами) общей мощностью 4.736 тысяч кВт, свыше 200 тысяч электромоторов, 976 передвижных электростанций, 9.340 силовых трансформаторов и много другого ценного оборудования.
При оценке значения оборудования и материалов, полученных только из Германии, небезынтересно посмотреть, какие же отрасли народного хозяйства СССР больше всего были заинтересованы в демонтаже этого оборудования. Оказывается, что среди советских потребителей немецкого промышленного оборудования из 33 промышленных министерств по весу и количеству единиц на первом месте стояла химическая промышленность, на втором — министерство электростанций, которое вывезло 120 объектов с 25 тысячами единиц оборудования. Затем следуют электропромышленность (101 предприятие), министерство сельскохозяйственного машиностроения (85 объектов), министерство вооружения (72 предприятия).
