Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины - Мещеряков Владимир Порфирьевич (читать хорошую книгу txt) 📗
В-четвертых, и это особенно важно. Почему не зафиксировано прибытие в кремлевский кабинет самого Сталина? Это же не его личная вотчина, а государственное учреждение? Или зачем его фиксировать — он же Сталин!
Что же имеем в «сухом» осадке? Сомнения? Да! И можем ли мы теперь, абсолютно точно сказать, что Сталин был в Кремле? То, что предложено публике как «Журнал…», назвать документом можно с большой натяжкой. К тому же сам «документ» требует пояснений и дополнений. А ведь неспроста все это покрывается дымовой завесой? Я могу понять историков — патриотов грудью вставших на защиту вождя трудового народа с призывом: «Руки прочь — от Сталина!» и не желающих обращать внимание на отсутствие трех дней в «Журнале», но хотел бы заметить, что отсутствие в Кремле 22 июня и в последующие дни, товарища Сталина, ну, никак не умаляет достоинство этого великого человека. Даже, скажем, совсем наоборот. Его отсутствие, лишний раз подчеркивает, с какой смертельной опасностью ему пришлось столкнуться в те первые, трудные и трагические июньские дни и проявить небывалое по силе мужество и стойкость. К тому же, не явился ли, и божий перст судьбы, спасая Сталина для России. Ведь погибни Сталин в начале войны, вряд ли бы мы сейчас дискуссировали на эту тему.
А с этим «Журналом» просто беда. Даже серьезные историки ссылаются на него как на бога: никто не видел, но все знают, что есть. Чтобы разрешить все сомнения, взяли бы товарищи архивисты и привели читающей публике фотокопии данного «Журнала» или «Тетради»: титульную обложку, да пару листов, например, 22 и 23 июня 1941 года. Однако, такого очевидного решения не наблюдается и до сих пор. Почему? По всей видимости, оригинал далеко не соответствует опубликованным «документам».
Хочу привести отрывок из книги Андрея Павловича Судоплатова, сына известного руководителя службы аппарата НКВД П.А. Судоплатова. В патриотизме Павла Анатольевича сомневаться, вроде бы, нет оснований. Однако он тоже хочет нас убедить в том, что Сталин был в Кремле 22 июня.
«В разных книгах, в частности в мемуарах Хрущева, говорится об охватившей Сталина панике в первые дни войны. Однако мой отец утверждал, что не наблюдал ничего подобного. Сталин не укрывался на своей даче».
Нас, как вы понимаете, в данный момент не интересует моральный облик вождя: испугался Сталин или нет? Нам важно было получить свидетельство самого Павла Анатольевича Судоплатова. Смог бы он подтвердить, что Сталин был в Кремле 22 июня? Но, увы! Этого, к сожалению, нет. А его сын, Андрей Анатольевич, вдруг сворачивает на наезженную колею сторонников «Журнала», патриотизм которых выше всяческих похвал.
«Опубликованные записи кремлевского журнала посетителей показывают, что он регулярно принимал людей и непосредственно следил за ухудшавшейся с каждым днем ситуацией. С самого начала войны Сталин принимал у себя в Кремле Берия и Меркулова два или три раза в день. Обычно они возвращались в НКВД поздно вечером, а иногда передавали свои приказы непосредственно из Кремля».
Вот так во всем и всегда. Мы о Фоме, а нам о Ереме. Что утверждает сам Судоплатов-отец? Сталин, видите ли, не поддался панике, как ложно утверждал Хрущев. Опять происходит очередная подмена понятий. А ведь, мог сказать Павел Анатольевич о Сталине, правду, но как видите, деликатничает. Делает реверансы официозу. Сын, тоже подсунул нам «Журнал». В таком случае, лучше бы представил «Воспоминания» Берии и Меркулова о первом дне войны. Они же видели Сталина два или три раза в день.
По нашей теме, есть еще материал, связанный с руководителем внешней разведки Фитиным. О нем рассказывал бывший разведчик Ю.А. Колесников в беседе с журналистом «Итоги» А. Чудодеевым. По ходу рассказа Юрий Антонович коснулся темы начала войны и поведал, как встретил первый день войны его начальник Павел Михайлович Фитин.
«Уже 22 июня, ранним утром, Фитину позвонили на дачу, чтобы он срочно выехал в Москву на доклад к Сталину. По дороге в столицу Павел Михайлович видел идущих по дороге радостных выпускников десятых классов и спросил сам себя: „Неужели „Старшина“ был не прав?“» («Старшина» — агент советской разведки. — В.М.).
Но когда он вошел в наркомат, дежурный сообщил ему, что германские войска перешли границу с СССР. Слово «война» в тот момент старались не произносить. Уже гораздо позже Фитин признался мне, что, как ни странно, он в тот момент чувствовал себя самым счастливым человеком. «Почему? — спросил я. — Разве можно было радоваться началу войны?» — «Если бы немцы хотя бы на день перенесли наступление, то меня, наверное, не было бы в живых», — последовал ответ. И он не лукавил — Сталин не прощал неточностей.
И это всё, о визите к Сталину?! Куда же вызывали Фитина? Вроде, по-русски прочитали «в Москву на доклад к Сталину»! А куда он приехал? К себе в наркомат. Зачем? Чтобы, наверное, узнать у дежурного на входе, «что германские войска перешли границу с СССР»? Да, но об этом ему мог сказать и Сталин, к которому он направлялся? Кстати, встретился ли с вождем в этот день руководитель внешней разведки Фитин: да или нет? Об этом, он почему-то не сказал Юрию Антоновичу, а тот, в свою очередь не поделился этой «важной» новостью с журналистом А. Чудодеевым. Снова остается только догадываться о присутствии Сталина в Кремле. Опять, как в домино: пусто-пусто. Эту незримую черту — «22 июня — встреча со Сталиным», переступить не может никто. Как доходят до этого места, так сразу начинается что-то необъяснимое с памятью. Вот и в данном случае, обошлись, правда, без «Журнала», но, тем не менее, о встрече вождя с Фитиным не написано, ни слова. Очередные страсти-мордасти. Наверное, чтобы спасти Фитина от расстрела, немцы и напали на нас 22-го июня.
Получается, что нахождение Сталина в Кремле по первым дням войны опять зависает в воздухе.
Глава 14. Болезнь Сталина. Правда или ложь?
А вот новая трактовка этих событий. На сцену выходит военный историк генерал-писатель Владимир Михайлович Марков, с литературным псевдонимом В. Жухрай и плюс ко всему заявляющий о себе, как о «внебрачном сыне вождя». Новоявленный «сын лейтенанта Шмидта» в современной аранжировке, предлагает новую версию отсутствия Сталина в Кремле — болезнь. Давайте рассмотрим и этот предложенный материал. Он изложен в ряде книг В. Жухрая под разными названиями. У меня под рукой книга «Роковой просчет Гитлера. Крах блицкрига». Смотрим главу вторую: «21 июня 1941 года. Первые месяцы войны». Некий профессор Преображенский Борис Сергеевич (тоже с литературной фамилией, но реальное лицо), как выясняется чуть позже, лечащий врач самого Сталина, и это действительно, вроде так, находится около часу ночи, один (разумеется, чтобы не было свидетелей), в своей московской квартире. Раздается звонок в дверь. Открыв, Борис Сергеевич, увидел на пороге сотрудников НКВД. Ему показали удостоверение (хорошо, что не ордер на арест) и приказали собираться. У профессора от страха «отяжелели ноги» и он подумал, что это арест, так его напугало «удостоверение» капитана госбезопасности. Кстати, данное звание было приравнено к армейскому званию полковника. Но, к его удивлению ему предложили взять не вещи, а врачебные инструменты (как сельскому фельдшеру). На «бешеной скорости» машина привезла профессора на дачу Сталина.
Ну, как детектив на Кремлевскую тему? И это еще не все перипетии данного жанра. Профессор много лет лечил Сталина и вдруг испугался работников личной охраны вождя. Кстати, они, наверное, сменились, по всей видимости, коли он их не признал? Да и ребята, тоже, хороши, «гуси лапчатые». Прежде надо было позвонить по телефону на квартиру и выяснить: дома ли хозяин? Если нет дома — узнать, где находится? А не врываться ночью в квартиру и тыкать под нос хозяину свое удостоверение. Все это описание — литературный прием призванный создать определенную атмосферу страха в данном художественном произведении. Дальше — больше.
