Ракеты и люди. Лунная гонка - Черток Борис Евсеевич (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
Вечером 20 апреля мы провели торжественное заключительное заседание оперативно-технического руководства. Агаджанов демонстративно поднимал для доклада каждого из руководителей испытаний систем, а специально подготовившийся к этому торжеству Володя Суворов, уставив наш зал жаркими осветителями, снимал в этом первом ЦУПе первый секретный фильм об автоматической стыковке. Еще когда Суворов был жив, я спросил его, есть ли надежда отыскать эту кинопленку. Он обещал, но сделать этого не успел. Я без него так и не выбрал времени для поисков.
21 апреля Госкомиссия и командование в/ч 32103 всех участников премировали экскурсией в Севастополь. Отправляясь в город-герой, все принарядились. Я привинтил к лацкану пиджака звезду Героя Социалистического Труда.
Мишин пожаловался, что хочет, но не может поехать с нами. Ему предстоял перелет обратно на полигон для участия в очередном пуске 7К-Л1 в облет Луны.
Мы объехали и обошли все места, само название которых приводит каждого, изучавшего историю этого истинно русского города-героя, к преклонению перед памятью тех, кто лежит в этой земле и на дне морском. Перед въездом в город на Сапун-горе было много экскурсантов. Ко мне подошел немолодой моряк в бушлате, увешанном орденами и медалями. Он был явно «на взводе», на ногах стоял крепко, но новому человеку должен был что-то высказать.
Уважительно показав на мою золотую звезду, спросил:
– За что, браток?
Вместо обычного в таких случаях уклончивого ответа я достал и протянул ему книжку-удостоверение. Он вслух прочел:
«За выдающиеся заслуги в создании образцов ракетной техники и обеспечение успешного полета советского человека в космическое пространство Президиум Верховного Совета СССР Указом от 17 июня 1961 г. присвоил ВАМ звание Героя Социалистического Труда.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л. Брежнев.
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР М. Георгадзе.
Кремль, 19 июня 1961 года».
– Вот с кем довелось встретиться, – сказал моряк, с особым почтением закрыв книжку и возвращая ее мне. – Вот ты за Гагарина, значит, получил, а теперь аппараты летают, стыкуются и садятся без людей – это почему?
Нарушая формальные предписания режима, я сказал, что здесь, в Крыму, из Евпатории, мы управляем этими полетами. Космические корабли проходят испытания, и скоро снова полетят люди.
– Не зря други мои, значит, эту землю кровью своей пропитали. Вы вон что тут вытворяете. Должен я вам сказать, когда уходили, а потом штурмовали мы эту гору, один час того кромешного ада стоит многих суток там, в вашем космосе. Сколько тут героев полегло ради славы нашей русской. Прости, если что не так сказал. Будь здоров.
Я протянул руку, непроизвольно прижал его к себе. Он не очень твердо поспешил искать товарищей.
Вернулись в Евпаторию поздно вечером, а ночью, это уже было 23 апреля, собрались в ожидании пуска Л1.
Репортаж шел к нам из челомеевского бункера. Старт прошел в 2.01 с секундами. Отделение корабля от ракеты-носителя должно было пройти на 589-й секунде полета. Но до этого носитель не дотянул. Ну как же нам не везло с лунными программами! На 260-й секунде выключились двигатели второй ступени и снова отлично сработала САС. Корабль был спасен. Я его видел несколько дней спустя в 439-м цехе в отличном состоянии. Он приземлился в 520 километрах от старта. Три аварии носителя УР-500К доказали высокую надежность разработанной нами системы аварийного спасения и приземления корабля Л1. Чем больше мы убеждались в надежности САС, тем меньше становилась надежда на облет Луны советским человеком до американцев. Первомайским подарком пока была только стыковка «Космосов-212 и – 213». Почему их нельзя было хотя бы ради праздника назвать «Союзами», толком никто не понимал. Это была уже перестраховка не в секретности, а в политике.
Самолет, который должен был перевезти основную массу людей из Крыма в Москву, задержался в Тюратаме. На нем рассчитывали в Евпаторию прилететь Мишин и Тюлин. После ночной аварии УР-500К авиационное расписание поломалось. Я полетел в Москву с Леоновым на Ту-124. Это был новенький самолет ВВС, приспособленный для штурманского обучения космонавтов. Еще не выветрился приятный заводской запах.
Весь полет до посадки на Чкаловском аэродроме прошел в спорах о роли человека в управлении космическими кораблями. Космонавты видели во мне одного из главных идеологов чисто автоматического управления и, пользуясь примерами двух последних «Космосов», доказывали, что надежнее и полнее был бы эксперимент, если бы было в каждом полете хотя бы по одному человеку.
Мне не оставалось ничего для оправдания, кроме ссылки на трагедию Комарова. Кто бы ни был на его месте, открыть солнечную батарею и вытащить парашют из контейнера он бы не смог. Мы допустили ошибку, приняв решение о полете человека раньше, чем отработали надежность всех систем нового корабля. Последние два «Космоса» подтвердили, что за небольшими исключениями все отработано и можно принимать решение о возобновлении пилотируемых полетов.
На следующий день всех нас, вернувшихся из Крыма, товарищи по работе встречали как героев. Еще бы – второе автоматическое сближение и автоматическая стыковка были безусловной победой «управленцев». Американцы пока этого не умеют. Мы снова «впереди планеты всей».
Глава 9
«РАЗБЕРИТЕСЬ И ДОЛОЖИТЕ МЕРОПРИЯТИЯ»
21 декабря 1968 года, суббота, хорошая погода, но праздничного настроения не было. В НИИ-88 мы любовались на большом экране стартом «Сатурна-5» с «Аполлоном-8». Качество изображения, учитывая сложную схему ретрансляции, было вполне приличным.
Старт даже на телевизионном экране возбуждал чувства восхищения. При разделении первой и второй ступеней все окутывается выплесками дыма и пламени. Создается впечатление, что произошел взрыв, – но через секунды яркий чистый факел устремляется дальше. Все виденное мы сопоставляли со своими стартами и не могли не думать о предстоящем в феврале старте первой Н1 №3Л.
22-го, в воскресенье, пошел на лыжах по периметру Ботанического сада. Снега было мало, местами лыжи терлись о землю. Обычного удовольствия от лыжной нагрузки я не испытывал.
На лыжах мне удавалось убежать от любых тяжелых размышлений и посмотреть на себя как бы со стороны. На этот раз не получалось. В сознании непрерывно всплывали мысли то о Шаталове и Елисееве – им в январе лететь, стыковаться и переходить из корабля в корабль, – то о предстоящей тяжелой Госкомиссии по Н1 – это на полигоне, потом надо будет лететь в Евпаторию. На полигоне и в Евпатории будет встреча с Бабакиным – предстоит запуск двух «Венер». 20 января – снова пуск Л1… Как это все пройдет? Но больше всего не давали покоя мысли о февральском пуске Н1.
В понедельник 23 декабря «дядя Митя» вызвал к себе руководство «желтого дома» – так мы между собой называли Устинова и здание МОМа на Миусской площади. По дошедшим до нас к вечеру отголоскам разговор сводился к стандартным вопросам-указаниям: «Чем мы ответим американцам? Разберитесь и доложите мероприятия. Основная задача – как сократить сроки. Мы должны доложить предложения Политбюро».
Приехавший к нам после накачки в ЦК Виктор Литвинов рассказывал:
– Дмитрий Федорович сетовал, что американцы позаимствовали у нас основной метод работы – плановое руководство и сетевые графики. Они обошли нас в управлении и методах планирования. Они заранее объявляют график подготовки пуска и строго его придерживаются. У них на деле реализован принцип демократического централизма – свободное обсуждение, а потом строжайшая дисциплина при выполнении.
Мы, по словам Устинова, распустились. Вернулись к временам феодализма. Каждое министерство – это свое феодальное княжество. Главные конструкторы вместо дружной работы занимают агрессивную позицию в отношениях друг с другом, даже перестают слушать своих министров. Американцы сконцентрировали огромные силы. На лунную программу работает не то 500 000, не то 1 500 000 человек, 20 000 фирм. И все это организует, всем управляет НАСА – государственная организация. Мы зазнались, укорял Устинов, пора трезво оценить обстановку.
