Ганнибал у ворот - Барка Ганнибал (книги бесплатно без .TXT) 📗
(8) Я, отцы-сенаторы, не допущу, чтобы вам осталось неизвестным хоть что-нибудь из происшедшего там. О если бы то, что скажу сейчас вам, я говорил в Канузии в присутствии всего войска, лучшего свидетеля и доблести и трусости любого из солдат! Если бы хоть один только Публий Семпроний сейчас присутствовал здесь! Ведь, последуй эти люди за ним, они сейчас были бы солдатами в римском лагере, а не пленниками во власти врагов.
(9) Но нет – когда враги, утомленные битвой и обрадованные победой, сами почти что все вернулись в свой лагерь, оставив им свободную ночь для попытки прорваться, и семь тысяч вооруженных воинов смогли бы пробиться даже через сомкнутый строй врагов, тогда эти люди и сами не отважились сделать такую попытку, и не пожелали следовать за другим.
(10) Почти целую ночь Публий Семпроний Тудитан не переставал убеждать и уговаривать их: “Пока врагов вокруг лагеря мало, пока всюду тишина и покой, следуйте под покровом ночи за мною: еще до рассвета мы придем туда, где опасности нет, – в города союзников”.
(11) Если бы он говорил так, как на памяти наших дедов [307] военный трибун Публий Деций в Самнии, или так, как в Первую Пуническую войну, во времена нашей юности, Марк Кальпурний Фламма, который ведя триста добровольцев на приступ занятого врагами холма, обратился к своим со словами: “Умрем и смертью своей выручим легионы, попавшие в окружение”,– (12) если бы Публий Семпроний сказал то же самое и если бы не нашлось никого желающего участвовать в таком доблестном деле, я перестал бы считать вас римлянами и мужчинами.
(13) Но ведь он вам указывал путь не столько к славе, сколько к спасению – к возвращению на родину, к родителям, женам и детям. (14) Себя сберечь у вас не хватило храбрости – что вы будете делать, если придется умирать за отечество? Вокруг вас лежали пятьдесят тысяч граждан и союзников, погибших в тот самый день. Если столько примеров доблести не взволновали вас – вас ничто не взволнует.
Если даже вид такого побоища не побудил вас не щадить вашей жизни – вас ничто не побудит. (15) Свободные, полноправные, тоскуйте по отечеству, тоскуйте же, пока отечество у вас есть, пока вы – его граждане. А вам тосковать поздно – вы потеряли свои права, вы больше не граждане: теперь вы рабы карфагенян. (16) За деньги вы собираетесь вернуться туда, откуда ушли негодными трусами?
Публия Семпрония, вашего согражданина, велевшего вам следовать за ним с оружием в руках, вы не послушались, а Ганнибала, велевшего выдать оружие и сдать лагерь, послушались. (17) Но почему же я обвиняю их в трусости, когда мог бы обвинить в преступлении? Ведь не только сами они не послушались доброго совета, они еще попытались удержать уходивших – только обнаженные мечи храбрецов отогнали робких.
Публию Семпронию пришлось пробиваться через ряды сограждан, а не врагов. (18) Таких ли граждан желает отечество? Будь и все остальные на них похожи, сегодня не оставалось бы ни одного гражданина, сражавшегося под Каннами. (19) Из семи тысяч вооруженных нашлось шестьсот храбрецов, которые отважились прорваться, которые вернулись в отечество свободными и вооруженными.
И этим шестистам враги не заградили дорогу. (20) Насколько же безопасен был, по вашему мнению, путь для двух почти легионов? Сегодня, отцы-сенаторы, вы располагали бы двадцатью тысячами вооруженных в Канузии, храбрых и верных солдат. А эти люди, как они теперь могут быть добрыми и верными гражданами (храбрыми они и сами себя не называют)? (21) Разве только если кто-то поверит, что, попытавшись помешать, они помогли тем, кто шел на прорыв, что они не завидуют благополучному возвращению доблестных воинов и не сознают, что позорным рабством своим обязаны собственной трусости и никчемности.
(22) Эти люди предпочли, забившись в палатки, ждать и рассвета, и неприятеля, хотя в ночной тишине можно было вырваться из окружения. Чтобы уйти из лагеря, духу им не хватило, – чтобы храбро его защищать, хватило.
(23) Денно и нощно они, осажденные, защищали оружием вал, себя валом; наконец, отважно все испытав, дойдя до последней крайности, когда уже нечем было жить, когда истомленные голодом руки не держали оружия, уступили скорей своей человеческой немощи, чем вражескому оружию.
(24) На рассвете неприятель подошел к валу, и раньше второго часа [308], не попробовав испытать свое счастье в сражении, сдали оружие и сдались сами. (25) Вот вам эти два дня их военной службы: когда долг требовал твердо стоять в боевом строю, они убежали в лагерь; когда следовало дать бой перед валом, они лагерь сдали, – ни в строю, ни в лагере они ни на что не годны.
(26) И вас выкупать? Когда надо вырваться из лагеря, вы медлите и остаетесь, когда необходимо оставаться и охранять оружием лагерь, вы и лагерь, и оружие, и себя отдаете врагу. (27) По-моему, отцы-сенаторы, их так же не следует выкупать, как не следует выдавать Ганнибалу тех храбрецов, которые вырвались из лагеря и, пройдя через гущу врагов, доблестью вернули себя отечеству».
61. (1) Манлий договорил. Большинство сенаторов имело родственников среди пленных, но исстари в Риме косо глядели на попавших в плен. (2) Испугались и выкупной суммы: нельзя было оставить казну пустой, ведь много денег ушло на покупку и вооружение рабов, взятых в солдаты, – не хотели и обогащать Ганнибала, по слухам в деньгах весьма нуждавшегося [309].
(3) Мрачный ответ «не выкупать пленных» добавил к старой скорби новую – утрачено столько граждан! – с рыданиями и жалобами провожали посланцев до городских ворот. (4) Один из них ушел домой, считая себя свободным от клятвы, потому что под каким-то предлогом он возвращался в лагерь. Когда об этом донесли сенату, все решили схватить его и под стражей препроводить к Ганнибалу.
(5) Рассказывают о пленных и по-другому: сначала пришли десять посланцев; в сенате сомневались, впускать ли их в город; наконец решили впустить, но сенату не представлять. (6) Послы задержались дольше ожидаемого и пришло еще трое: Луций Скрибоний, Гай Кальпурний и Луций Манлий; (7) только тогда народный трибун, родственник Скрибония, доложил сенату о возможности выкупить пленных, и сенат решил их не выкупать.
(8) Три последних посла вернулись к Ганнибалу, десять пришедших раньше остались, потому что, вернувшись будто за тем, чтобы уточнить имена пленных, они считали себя свободными от клятвы; в сенате много спорили, выдавать ли их; сторонники выдачи остались в меньшинстве, (9) но избранные вскоре цензоры [310] так опозорили оставшихся всеми видами порицаний и умаления прав, что некоторые сами покончили с собой, а другие не только всю жизнь не показывались на форуме, но прятались от общества и дневного света.
(10) Всякий скорей поразится тому, как расходятся между собой рассказы писателей, чем сумеет разобраться, где правда.
Насколько каннское поражение было тяжелей предыдущих, видно хотя бы из того, что союзники, до тех пор незыблемо верные, начали колебаться – утратили веру в мощь Рима. (11) Отпали к карфагенянам ателланцы, калатийцы, гирпины, часть апулийцев, самниты, кроме пентров; все бруттийцы, луканцы; (12) кроме них, узентины и почти все греческое население побережья, Тарент, Метапонт, Кротон, Локры и почти все предальпийские галлы.
(13) Но ни прежние беды, ни отпадение союзников не побудили римлян заговорить о мире – ни до прибытия консула в Рим, ни после того, как его возвращение еще раз напомнило о понесенном поражении; (14) так высок в это самое время был дух народа, что все сословия вышли навстречу консулу, главному виновнику страшного поражения, и благодарили его за то, что он не отчаялся в государстве; (15) будь он вождем карфагенян, не избежать бы ему страшной казни [311].
