История культуры древней Греции и Рима - Куманецкий Казимеж (книга бесплатный формат .txt) 📗
Вполне естественно, что приверженец спартанских порядков Ксенофонт, хотя родился и вырос в Афинах, предпочел провести вторую половину своей бурной жизни на Пелопоннесе, где милостью спартанских властей стал богатым землевладельцем. Самостоятельный хозяин крупного поместья, он мог с еще большим правом высказываться о том, каким должно быть правильно организованное государство, откуда ему надлежит черпать источники благосостояния, как следует устроить быт граждан (трактат «О доходах»). Если бы Афинское государство, рассуждает Ксенофонт, закупило столько рабов, что на каждого полноправного афинянина приходилось бы по три раба, и отправило их на лаврионские рудники, то добытого там серебра хватило бы на то, чтобы содержать всех свободных афинских граждан на счет государства (по три обола на человека ежедневно). Тем самым Афины сблизились бы в своих общественно-политических порядках со Спартой, чье благосостояние основывалось на труде илотов. Свободнорожденным же оставались бы лишь занятия, приличествующие аристократу: военная служба, охота, разведение псов и коней, философия. С какой нежностью думал пелопоннесский землевладелец о своей афинской молодости, об учителе и кумире юных аристократов Сократе, с какой тщательностью перебирал Ксенофонт в памяти темы философских споров, непобедимые аргументы Сократа в его беседах с людьми! Из этих размышлений родились знаменитые «Меморабилии», или «Воспоминания о Сократе», а также «Апология Сократа» и «Пир».
Прекрасное владение риторикой — лишь одна из отличительных черт стиля Ксенофонта как историка и писателя. Более поздние авторы. Эфор и Феопомп, уже целиком поставили историографию на службу риторике. Учились ли они непосредственно у Исократа или нет, во всяком случае, и «Всеобщая история» Эфора, и «Греческая история» Феопомпа несут на себе отпечаток влияний его школы. В одном из предисловий, которыми открывается каждая книга «Всеобщей истории» Эфора, доведенной до 340 г. до н. э., автор высказывает убеждение, что история должна быть прежде всего занимательной, избегать монотонности; риторика позволяет сделать изложение более драматичным; основное повествование может сопровождаться интересными и увлекательными отступлениями; в описании событий, особенно войн, сражений, важнее всего яркие детали, даже если они не во всем согласуются с исторической правдой. Подобно тому как речь оратора имеет целью восхвалить или осудить кого-либо, похвала и порицание составляют и задачу историка. Близкое родство историографии и ораторского искусства исповедовал также Феопомп, который и сам писал речи, например «Похвалу Спарте» и «Похвалу Афинам». Похвалами и порицаниями историческим героям изобилуют и его «Греческая история» и «История Филиппа», причем слов осуждения было все-таки больше, что и снискало ему прозвище «злейшего из писателей». Расцвечивая свои творения этнографическими отступлениями, рассказами о чудотворцах вроде Зороастра и Эпименида, различными современными автору сплетнями и морализаторством, Феопомп вполне искренне утверждал, что далеко превзошел и Геродота, и Исократа.
В IV в. до н. э. Греция обогатилась трудами еще двух историков, обративших свои взоры соответственно на запад и восток греческого мира. Почти в одно и то же время, в первой половине столетия, выступили: ценимый в античную эпоху Филист с «Историей Сицилии» и знаменитый последователь Геродота, врач Ктесий, долго живший при дворе персидского царя и составивший описание истории Персии. Рассказывая грекам о Персии, об Индии, где они еще не бывали, Ктесий приводит множество занимательных рассказов о диковинах Востока, о крокодилах и попугаях, которых можно научить даже говорить по-гречески. Однако как источник достоверных исторических сведений «История Персии» Ктесия значительно уступает сочинению Геродота и не имеет большой ценности. Наряду с историками-ораторами, историками-публицистами были в Афинах и своего рода «краеведы», авторы так называемых аттид, где объяснялось происхождение древних аттических культов и общественных институтов. Все эти направления в историографии получили развитие в эпоху эллинизма.
ФИЛОСОФИЯ
Стремясь властвовать над умами греческой молодежи, риторика обрела соперницу — философию. Влияние софистов и Сократа было огромным, и споры о добродетели и счастье, начатые в V в. до н. э., продолжились и в следующих поколениях. Политический кризис, упадок общественной жизни в греческих полисах способствовали тому, что люди все сильнее всматривались в самих себя, прислушивались к своим желаниям и нуждам, искали личного счастья в созерцании, самосовершенствовании, пытались определить свой индивидуальный образ жизни, мыслей и поведения. Не удивительно, что в обеих сложившихся тогда философских школах, кинической и гедонической, как и у Сократа и софистов, на передний план выходили проблемы этические. Обе школы были заняты поисками человеческого счастья, с подозрением относились к книжной образованности, теориям, возлагая надежды скорее на интуитивный путь познания истины, на практику.
Весьма популярна была в античности школа киническая, искавшая основу счастья в отрешении от материальных благ. Родоначальник философов-киников Антисфен, сын афинского гражданина и фракийской рабыни, довел до логического предела идею своего учителя Сократа о примате добродетели. Проповедуя, что добродетель есть единственное благо, в сравнении с которым все прочие блага, такие, как богатство или здоровье, лишены всякой ценности, философ призывал к самоотречению. «Достаточно иметь добродетель; — учил он, — чтобы быть счастливым. Проявляется же она в поступках и не нуждается ни в обилии слов, ни в обилии знаний». Безразлично, свободен ли человек или несвободен, богат или беден, — подлинную свободу, подлинную независимость от судьбы (идеал кинической философии) способна дать лишь добродетель, состоящая в том, чтобы жить в согласии с природой, ограничиваясь удовлетворением только самых насущных потребностей. Учение это несло утешение и рабу, и бедняку: каждый из них мог оказаться свободнее и счастливее человека свободнорожденного и богача. «Добродетель — орудие, которого никто не может отнять».
Пытаясь основать свою жизнь на принципах кинического учения, на пренебрежении к удобствам, ко многим принятым в обществе условностям поведения, дальше других зашел ученик Антисфена Диоген, неутомимый искатель истинной мудрости, добродетели, счастья и потому герой бесчисленных античных анекдотов. Это он, Диоген Синопский, по рассказам древних, жил на площади в простой бочке, это он днем, среди толпы, искал с фонарем того, кого мог бы назвать человеком, говоря: «Народу много, а людей немного». Он жил в полной нищете, но язвительно высмеивал пороки и смешные условности в поведении окружающих. Люди же потешались над его сумасбродствами, сохранив, однако, восхищенную память о нем. Самопрезрение к наслаждению, полагал он, благодаря привычке становится высшим наслаждением. Добродетель — не что иное, как следование во всем природе, которая ведь "требует так мало". Хотя бедняки, бессребреники, люди, не связанные заботами об имуществе, особенно легко воспринимали учение киников, не следует думать, будто это было правилом без исключений. Известен, киник Кратет из Фив, некогда богатый землевладелец, виднейший из граждан города, впоследствии вместе с женой Гиппархией обратившийся к кинической философии. Деньги свои он раздал горожанам или, по другой версии, бросил в море, а сам стал ходить по чужим домам в грубом плаще, проповедуя добродетель.
Пока бродячие философы-киники учили отречению от материальных благ и предрассудков, гедоническая, или киренская, школа призывала людей во всем руководствоваться собственными ощущениями, а значит, предаваться чувственным радостям. Истина непознаваема, объяснял основоположник гедонизма Аристипп, поэтому каждый человек должен стремиться к тому немногому, что ему доступно, — к удовольствию. «Если бы роскошь была дурна, — говорил этот выходец из Кирены, — ее не было бы на пирах у богов». Счастье — лишь совокупность минутных радостных ощущений, которыми поэтому надо дорожить и пользоваться. Переходя из города город, не чуждаясь пиров в богатых домах, знакомств с гетерами и бесед с местными тиранами, Аристипп Киренский являл собой полную противоположность Антисфену я Диогену. И все же гедонизм вырастал из той же почвы, исходил из тех же философских посылок, что и философия киников. В этом нетрудно убедиться, познакомившись с дальнейшей эволюцией гедонизма, со взглядами многочисленных учеников Аристиппа. Уже Феодор, по прозвищу Атеист, ставил прочные, длительные удовольствия выше минутных, а главное — весьма мало, едва ли больше, чем великий киник Диоген, считался с мнением окружающих, охотно эпатировал их, показывая, что не в соблюдении обычных норм поведения заключена высшая мудрость жизни.
