Сталин - Волкогонов Дмитрий Антонович (мир книг txt) 📗
После первого бюллетеня успели обнародовать еще два сообщения - на 2 часа и на 16 часов 5 марта. Медицинские светила А.Ф. Третьяков, И.И. Куперин, П.Е. Лукомский, Н.В. Коновалов, А.Л. Мясников, Е.М. Тареев, И.Н. Филимонов, И.С. Глазунов и другие (после не оконченного пока "дела врачей" Берия позаботился, чтобы Сталина лечили академики и профессора лишь одной национальности) не скрывали: катастрофа рядом. Зловещее шипение Монстра над ухом врачей не изменило их вывода: "Острые нарушения кровообращения в венечных артериях сердца с очаговыми изменениями в задней стенке сердца", "тяжелый коллапс", "состояние продолжает оставаться крайне тяжелым". Они еще не знали, что периодические расстройства мозгового кровообращения ранее уже создали множественные мелкие полости (кисты) в ткани мозга, особенно в его лобных долях. Такие изменения, как полагают сегодня специалисты, вызывали нарушения в психической сфере и наслаивались на деспотический характер Сталина, усугубляя и без того его тиранические наклонности1145. Но я думаю, что это были обычные старческие явления. Несмотря на чудовищную нравственную аномалию, Сталин, по моему мнению, не был человеком, которым должны были заниматься психиатры. Его "болезнь" социальная - цезаризм и тирания. Можно, пожалуй, сказать и по-другому: больным был не только лидер, но и все общество.
А у постели умирающего заканчивался акт драмы, которая только через годы позволит обнажить глубину трагедии народа, связанную с жизнью этого человека. Тогда казалось, что трагедия народа - его смерть, а через годы поймут преступления его жизни. Несколько раз в зале появлялся Василий, выкрикивавший пьяным голосом: "Сволочи, загубили отца!"; здесь же стояла окаменевшая дочь, сидели в креслах, на диване уставшие от бессонницы и надвигавшейся неизвестности члены Политбюро. Ворошилов, Каганович, Хрущев и еще некоторые плакали. Берия неоднократно подходил к Сталину и громко спрашивал:
- Товарищ Сталин, здесь находятся все члены Политбюро, скажи нам что-нибудь.
Берия вел себя, как наследный принц гигантской империи, способный распорядиться жизнью любого ее обитателя. Тот, кому он служил, кто дал ему бесконтрольную власть, Берию уже не интересовал. Для него Сталин отошел в прошлое. Берия был весь устремлен в ближайшее будущее. Конец "вождя" не заставил себя долго ждать. Думаю, о последних мгновениях жизни диктатора лучше всех поведала его дочь, бывшая в те минуты рядом с умирающим: "Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент - не знаю, так ли на самом деле, но так казалось, - очевидно в последнюю уже минуту, он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившихся над ним. Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут - это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть, - тут он поднял вдруг кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно к кому и к чему он относился... В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела". Было 9 часов 50 минут 5 марта 1953 года.
Перед соратниками, сразу притихшими, застывшими перед вечным таинством смерти, лежал их властелин, кумир, судья, хозяин, благодетель. Лежал палач. Большинство испытывали одновременно и печаль и облегчение. Ушел человек, который, кроме слепой любви, постоянно внушал всем иррациональный страх. Любой из его соратников мог оказаться лишним, как это произошло недавно с Вознесенским и Кузнецовым. Многих подспудно сверлила мысль: оставил ли Сталин завещание? Если оставил - то что в нем? Он наверняка скажет и о тех, кому продолжать его дело...
Некоторые вытирали слезы, неподдельно скорбя, вглядываясь покрасневшими глазами в строгий, как-то сразу побелевший знакомый профиль. На коленях у тела, положив голову на грудь, по-бабьи ревела В.В. Истомина, экономка Сталина, которая около двадцати лет заботилась о нем, сопровождала его всегда во время выездов на юг, даже на две из трех международные конференции в годы войны. Оцепенение, вызванное смертью земного бога, однако, быстро прошло. Вдруг все сразу как-то засуетились, разом заговорили и гурьбой повалили к выходу: нужно было собрать Политбюро, решать государственные дела и первым среди них, наряду с похоронами, - кому передавать дела, если умерший сам об этом не распорядился. Большая столовая, где Сталин часто сидел у камина или за столом в узком кругу четырех-пяти приглашенных соратников, сразу опустела. Отныне здесь больше никогда не будут обсуждать вопросы, связанные с рождением нового закона, назначением министров, послов, присуждением Сталинских премий, созданием новых лагерей, строительством электростанций, выселением целых народов, решением судеб многих людей. Кончилась целая эпоха тиранического единовластия. Впрочем, тогда еще никто не мог сказать: кончилась ли? Может быть, все "дело" Сталина завещано Берии? Мчась в длинных черных лимузинах в Кремль, многие приближенные Сталина не могли не задумываться об этом. Хватило бы окружению мужества сразу воспротивиться последней волей "вождя"? Едва ли... Тогда - едва ли. Спустя три месяца - другое дело.
Д.Т. Шепилов вспоминал: "Тогда я работал главным редактором "Правды". Страна притихла, все ждали известий из Москвы: как там Сталин... Утром пятого - звонок, голос Суслова:
- Быстро приезжайте на "уголок" (так в кремлевском обиходе именовали кабинет "вождя"). Товарищ Сталин умер... - И положил трубку.
В кабинете решали вопросы, связанные с организацией похорон. Мне бросилось в глаза, говорил Дмитрий Трофимович, как вели себя члены Политбюро. Уселись за длинный стол. Кресло Сталина во главе никто не занял. Напротив друг друга, рядом с председательским местом, разместились Берия и Маленков. Оба не могли скрыть своего возбуждения. Перебивая бесцеремонно своих соратников, они говорили больше других. Берия прямо сиял. Хрущев говорил мало, был явно в шоке... Каганович тоже что-то говорил невпопад... Удивило одно (я это хорошо запомнил): Молотов сидел молча, отрешенный, с каменным выражением лица, и, кажется, на протяжении полуторачасового, довольно бестолкового совещания не произнес ни слова..." Каждый по-своему чувствовал: день 5 марта может стать не только концом "вождя", но и началом новой "дворцовой" эпохи.
