Истребители - Ворожейкин Арсений Васильевич (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
Как ни трудно было различать самолеты врага, прикрывавшиеся солнцем, все же удалось заметить, что в нападение на наших бомбардировщиков перешли далеко не все японские истребители — не менее десятка их продолжало оставаться на высоте. Между тем вся эскадрилья, следуя за командиром, уже схлестнулась с группой напавших японцев.
Я отчетливо увидел, как вражеские истребители, задержавшиеся на высоте, устремились на колонну наших бомбардировщиков, которые остались теперь без прикрытия.
Связанные боем, мы попали в ловушку, умело расставленную опытным противником. Несколько секунд — и бомбардировщики подвергнутся сокрушительному удару. Я попытался было вырваться из клубка боя, но не смог: у меня в хвосте засел японец. Вдруг один наш «ястребок», точно рыба, выскользнул из сети и устремился на защиту бомбардировщиков. Один против десятка? Японец, засевший в хвосте, от чьей-то спасительной очереди вспыхнул, я бросился вслед за одиночкой. Это был Красноюрченко. Три звена японских истребителей висели над нами сзади. Мы вдвоем должны были преградить им путь…
Так появилась вторая группа — группа непосредственного прикрытия бомбардировщиков, в то время, как командир и остальные летчики эскадрильи составляли ударную группу. Это был зародыш нового боевого порядка истребителей при совместных действиях с бомбардировочной авиацией.
Три звена, оставленные японцами для решительного удара, не замедлили с нападением.
«Снимут нас, потом начнется расправа с СБ», — эта острая, безжалостная мысль пронзила меня, едва я увидел, с каким проворством и непреклонностью И-97, имея превосходство в высоте, бросились к нам. Развернуться, подставить лбы своих самолетов? Это ничего не даст. Они все равно прорвутся. «Что же предпринять, что?» Продолжать полет в хвосте бомбардировщиков, огрызаясь по возможности, — значило подставить себя под расстрел и ровным счетом ничего не добиться: противник ударит по бомбардировщикам прежде, чем они сумеют поразить цели на горе Баин-Цаган, и поддержка, так необходимая нашим наземным войскам, не будет обеспечена…
Никто и никогда не пытался мне объяснить, что такое интуиция воздушного бойца; да, вероятно, я бы и не очень прислушался к рассуждениям на столь малоконкретную тему. А в бою мгновенная реакция, опережая мысль, влечет за собой неожиданную, резкую эволюцию машины. В следующий миг сознание как бы озаряется решением, прекрасно отвечающим всей логике развития боя. Только после этого я сумел оценить роль интуиции в воздушной схватке. Именно так произошло в те секунды. Мы оба, Красноюрченко и я, воевали тринадцатый день, что, безусловно, послужило решающей причиной и объяснением нашего внезапного и одновременного броска в одну сторону — вверх, на солнце. Круто, стремительно отвалив, мы создали впечатление, будто не выдержали натиска противника и спасаемся бегством. Я не успел ещ5 закончить маневр и держал машину в развороте с набором высоты, как ясная мысль о следующем нашем действии, внезапном и точном, воодушевила меня, придав всем движениям какую-то холодную расчетливость.
И все подтвердилось.
Конечно, японские истребители преследовать нас не стали. Да и зачем? Они же прекрасно понимали, что если мы, имея запас высоты, захотим выйти из боя, то догнать нас они не смогут. А главное было в другом: перед японцами открылась самая важная цель — впереди без всякого прикрытия шла колонна советских бомбардировщиков, на хвост которой, разбившись по звеньям, они и пошли без промедлений.
«Толково делают!» — не без восхищения подумал я, невольно оценивая зрелость их тактического приема, говорящего между прочим и о том, что схема вооружения наших бомбардировщиков СБ знакома истребителям противника гораздо лучше, чем нам — расположение огневых точек на японских самолетах. Сейчас одно звено вражеских истребителей, нападая сверху, намеревалось привлечь на себя огонь наших стрелков и дать тем самым возможность двум другим звеньям подойти к строю СБ и расстреливать их снизу, с задней нижней полусферы, где бомбардировщики менее всего защищены. Оказавшись в стороне и выше истребителей противника, мы понимали, что японцы, увлеченные погоней за беззащитными, как им, вероятно, казалось, бомбардировщиками, нас не видят и, верные своему правилу, будут стрелять наверняка, только с короткого расстояния. Мы должны, обязаны были тоже бить наверняка, чтобы опередить коварный удар. И, прикрываясь солнцем, мы пошли на два нижние звена противника.
Круто спикировав, мы оказались сзади японцев на дистанции выстрела, как в тире, тщательно прицелились… И почти одновременно два японских истребителя, не успев с близкой дистанции открыть огонь, повалились вниз, оставляя за собой грязный след копоти; четыре других, ошарашенные внезапной гибелью товарищей, круто развернулись…
В то же время три И-97 над нами продолжали бить по бомбардировщикам, невзирая на мощный ответный огонь турельных пулеметов. Враг оказался и над моей головой так близко, что я какую-то долю секунды не знал, как поступить; движимый стремлением скорее отбить нападение, сгоряча так хватил ручку управления «на себя», что проскочил в интервале между двумя вражескими самолетами, заставив их метнуться в разные стороны. Этот непроизвольный рискованный маневр, угрожавший столкновением, окончательно отбил атаку японских истребителей. «Вот тебе шальной таран, и никто бы не узнал, как он произошел», — с холодной трезвостью оценил я свое импульсивное решение.
Хлопья черных разрывов зенитной артиллерии, выросшие впереди, заставили меня оттянуться правее, туда, где дрался командир и остальные летчики эскадрильи. Закончить этот маневр не удалось: на Красноюрченко падало звено противника, на меня навалилась пара. Выйти из-под атаки отворотом в сторону, казалось, уже невозможно — так близко от нас находился противник; он обязательно возьмет в прицел. Оставалось одно — провалиться вниз, бросить, оставить бомбардировщиков без прикрытия. На это пойти мы не могли. Рискуя оказаться сбитыми, отвернулись, увлекая за собой истребителей противника и надеясь хоть на несколько секунд оттянуть их нападение на СБ, уже вставших на боевой курс.
