Тайна гибели Есенина - Кузнецов Виктор (чтение книг TXT) 📗

Подписи. Место печати.

Александр Флит.

(Слова в тексте выделены нами.)

При беглом чтении в фельетоне, кажется, нет ничего особенного: автор-атеист («фля» называл его один из современников по аналогии – рифме «тля») накануне Рождественских дней натужно упражняется в остроумии, избрав не очень-то веселенький сюжетец. Разумеется, Флит аллегорически издевается над крестьянским сыном. Может быть, и не стоило обращать внимания на довольно типичный для 20-х годов дешевенький выпад против православия, если бы не ряд зловещих говорящих деталей. Первая: «…прибыл сего числа… в Ленинград…». Согласно тексту, 9 декабря 1925 года, но мы-то помним – «Новая вечерняя газета» датирована 24 декабря. Простите за напоминание, – в этот день в Ленинград приехал Есенин. Дальше: «Четыре дня не брался за свое гусиное перо». Мистическое совпадение или информированность Флита? Ведь поэт провел в ленинградской «клетке», как мы доказываем, тоже четыре дня. Следственная тюрьма ГПУ находилась по соседству с «Англетером», по адресу: проспект Майорова, 8/23. А как прокомментировать фразу: «выпуска 23-го года»? «Фля» явно отступает от «шутейного» и вольного набора подробностей, обращаясь к дате, которая что-то должна значить. В 1923 году Есенин возвратился после заграничного путешествия в СССР – изменившимся, утратившим свой социальный романтизм.

«Гусиного дядю» после убийства «погрузили в порту на Лондон…»? Здесь ощущается политический подтекст – советский режим тогда резко конфликтовал с правительством Великобритании. Но более важна другая параллель: Есенин, по распространяемым ГПУ слухам, собирался бежать в Англию, но, изобличенный в своем намерении, вынужден был свести счеты с жизнью (впервые этот сюжет со ссылкой на свидетеля начал разрабатывать Э. Хлысталов). Нам такой вариант не кажется фантастическим (еще раз из письма Есенина к П.И. Чагину от 27 ноября 1925 г.): «Махну за границу» – тем более что страна Туманного Альбиона не была предметом его острой критики, как, например, США [20].

Возникающие при чтении флитовского фельетона другие ассоциации (см. выделенные нами слова) понятны. Пожалуй, остается один штрих: повесился 50-й гусь. Признаемся, в темной кабалистике мы не сильны. Помнится, в булгаковском «Мастере и Маргарите» Воланд со своей сатанинской свитой поселился в квартире №50. Чертовщина еще в том, что Есенин бывал в гостях у знакомого художника именно в этой квартире. Здесь же он познакомился с Айседорой Дункан.

Скептики наверняка будут упрекать нас в натяжках, но мы и не настаиваем на безусловной обоснованности аналогий, предмет сей требует дальнейшего анализа. Лишь заметим: флитовская шарада – не единственная в есенинской теме, есть ребусы и более занимательные.

Возможно, А. Флит выполнял некий «соцзаказ» с заранее заданными идеями и подробностями, не подозревая о реальном звучании фельетона. Ему дали «рыбу», расставили идеологические акценты – он задание выполнил. Наша настороженность еще более возросла, когда в том же номере «Новой вечерней газеты» за 24 декабря 1925 года мы прочли на сей раз стихотворный фельетончик с названием «ВОДСВИЖЕ со звездою путешествуют». Следом текст: «Ленинград. Площадь Восстания. Из вокзала выходит волхв с ручным чемоданом; к крыльцу подъезжает извозчик.

Оборвем богохульный диалог, речь конечно же об ожидании чуда несознательными беспартийными гражданами, не читавшими марксистских работ Емельяна Ярославского. «Произойдет рождение царя… небесного», – говорит любитель вертепов, приезжий волхв. Под фельетоном подпись «Товавакня» – вуаль для нас легкая и прозрачная – «Товарищ Василий Князев», знакомый нам стихотворец-циник.

Речь идет явно о приезде в Ленинград Есенина.

Есенин был неоднократно «отмечен» ГПУ и милицией. «Меня хотят убить», – не раз говорил он друзьям, и интуиция его не подводила. Скрывать его напряженные отношения с экстремистски настроенными шустрыми «людьми заезжими», по крайней мере, нечестно.«В своей стране я словно иностранец», – писал поэт.

Не знаем, был или нет связан стихотворец Василий Князев с нечистой силой и оккультизмом, но его тесные личные контакты с людьми определенного лагеря (Г. Зиновьев, Г. Лелевич и др.) несомненны.

О спланированности убийства поэта можно говорить и по следующим признакам. Рассмотрим внезапные перемещения начальников 2-го отделения милиции. Именно оно должно было заниматься расследованием обстоятельств происшествия в «Англетере», но его вытеснило Активно-секретное отделение УГРО (5-я бригада).

…Кто-то явно перепотрошил интересующий нас милицейский архив. Сохранились жалкие остатки – и даже в них грубые обрывы, о чем свидетельствует трижды менявшаяся нумерация «дел». По бумажным крупицам, по крохоткам удалось установить (напомним): награжденный в ноябре 1925 года за отличную работу именным револьвером начальник 2-го отделения ЛГМ Пантелей Федорович Распопов вдруг, 22 декабря, смещается со своего поста и на его место назначают Александра Семеновича Хохлова, человека неуживчивого, диктатора по натуре. При Хохлове 2-е отделение ничего не предприняло для расследования декабрьского события, и «дело» закрыли. Но начальник губернской милиции, аферист Герасим Егоров (напомним, в 1929 г. арестован и позже оказался за решеткой), вскоре удаляет «послушника» Хохлова, назначив на его место своего верного помощника по административному отделу Ленгубисполкома (АОЛГИ) некоего Шугальского. Точная дата его назначения нам неведома, но в ленинградском мартовском номере 1926 года журнала «На посту» он фигурирует в качестве начальника 2-го отделения ЛГМ. Есть над чем призадуматься…

Не будем возвращаться к участковому надзирателю Н.М. Горбову, его фальшивому протоколу, подписанному не жильцами или сотрудниками «Англетера», а понятливыми литераторами-понятыми. Обращает внимание анонимность хода освещения событий в печати после англетеровской трагедии: не названа фамилия специалиста, фиксировавшего час смерти поэта (им мог быть районный врач губернской милиции Кирилл Михайлович Афаносьевский); сообщение о судмедэкспертизе не сопровождается ссылкой на имя врача, проводившего вскрытие тела поэта; газеты скрывают ход милицейского следствия, отделываясь крайне тенденциозными или глумливыми публикациями (кроме статьи Бориса Лавренева); группа писателей, близких к сексоту ГПУ Эрлиху (Николай Тихонов в том числе), под благовидным предлогом организует контроль-цензуру за прохождением «есенинских» материалов в редакциях; Эрлих ссылается на гостей 5-го номера, а те почему-то отмалчиваются (кроме Ушакова и Мансурова).

О спланированности бесчеловечной акции свидетельствует и стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…», приписываемое Есенину. Эта элегия, пожалуй, последний бастион сторонников казенных небылиц. О ней, как мы уже говорили, много написано, сказано, она даже положена на музыку. Так как дискуссии продолжаются и после наших печатных и устных выступлений, повторим хотя бы тезисно наблюдения об искусной подделке.

Современные научно-криминалистические знания позволяют однозначно установить, – Есенин или не Есенин сочинил «До свиданья…». Сегодня и не такие головоломки решают. Да, подлинным и непредвзятым профессионалам провести экспертизу листка со строками загадочной элегии, написанной, как 70 лет уверяют, кровью самого Есенина, не представляет сверхтруда. Нофокус в том, кто и с какой целью ищет ответ. Экспертиза вызывающего споры стихотворения сравнительно недавно проводилась, но тенденциозно, без создания независимой комиссии и без контроля общественности. Разве можно назвать выводы экспертов объективными, если они работали (по разным направлениям) в одиночку. Миллионы людей в России и за рубежом следят зато вспыхивающими, то угасающими дискуссиями вокруг этой проблемы, а некто предлагает им келейное одностороннее решение.