Ермак - Копылов Дмитрий Игнатьевич (книга жизни .TXT) 📗
Строгановы хорошо сознавали, что их благополучие зависело от благосклонности и покровительства царя. По их просьбе в 1566 году Иван Грозный взял Строгановых со всеми вотчинами в опричнину. Они охотно выполняли поручения царя, закупая для него пушнину. Во время набега крымских татар на Москву (1572 г.) в Соли Вычегодской на средства Строгановых была набрана тысяча казаков и с пищалями и всем припасом отправлена на южную границу, к Серпухову [28].
К 1574 году в Пермской вотчине числились один горб-док, 39 деревень и починков с 203 дворами и один монастырь (Пыскорский), а через пять лет — 4 городка, 39 деревень и починков с 352 дворами [29]. Строгановские люди, как говорится в документе, «дворы ставили, пашни распахивали, пожни расчищали, в реках и озерах рыбы ловили», и где обнаруживался соляный «рассол», «там варницы ставили и соль варили, и трубы соляные и кладези делали, и дрова секли к соляному варению». В 1579 году только под Орлом-городком насчитывалось 7 действующих и 6 пустых варниц [30].
Работных и крепостных людей Строгановы получали из разных источников. В Устюге Великом и Вологде нанимали для полевых работ «казачих работниц» и ярыжек на соляные суда. В московских тюрьмах скупали пленных, которых в избытке давала многолетняя Ливонская война. Пленников покупали также у соседних ногаев, черемисов и башкир. К Строгановым в неволю попадали по крепостям русские крестьяне, посадские люди, а также немало местных коренных жителей — манси, хантов и татар. Среди этого подневольного и разноязычного люда имелись мастера различных профессий: судостроители, рудознатцы, кузнецы, оружейники, плотники и даже переводчики и врачи. По подсчетам А. А. Введенского, в вотчинах Строгановых на Каме и Чусовой в начале XVII века было до 3 тысяч человек, а с сезонными транспортными рабочими, грузчиками, дровосеками — не менее 6 тысяч наемных и крепостных людей [31].
Могущество дома Строгановых держалось как на соляных промыслах, так и на обширной торговле мехами, рыбой, хлебом, скотом и другими товарами. Его торговые фактории находились на Кольском береге, Северной Двине, в Печорском крае, на Волге. Строгановы вели заграничную торговлю [32]. Около 1577 года голландец Брюнель приезжал в Дордрехт с грузом строгановской пушнины. Их приказчики выезжали через Астрахань в Бухару для покупки среднеазиатских товаров.
Стремясь расширить свои владения на Урале, Строгановы теснили коренных жителей, которые оказывали им все возрастающее сопротивление. Манси и ханты нападали на строгановские поселения, жгли дворы, убивали и уводили в полон слободских людей. Для защиты своих вотчин и приведения в покорность беспокойных соседей солепромышленники держали в острогах ратных людей. Как говорилось выше, царь разрешил им принимать на службу лично свободных крестьян, «охочих» казаков и вообще всех, кто не был связан тяглом и крепостью и не запятнал себя «воровством» и «разбоем». Последнее условие, однако, Строгановы не соблюдали и брали в остроги всех, изъявивших желание служить им.
Весной 1579 года, прослышав о боевой славе Ермака, Строгановы решили взять его на свою службу. 6 апреля строгановский посланец прибыл на ермаковский стан с грамотой и дарами [33]. Грамота до нас не дошла, но можно предполагать, что в ней шла речь об охране пермских земель от набегов соседних племен. Как уже сказано, Ермак и казаки приняли предложение, но отправились на Каму только в начале лета, когда посланные атаманом гонцы сумели известить рассыпавшиеся по всей Волге и Дону «воровские» отряды.
Согласно Строгановской летописи, отряд Ермака, поднявшись на стругах вверх по Каме, 28 июня прибыл в Орел-городок. Владельцами пермских вотчин в то время были Семен Аникиев сын Строганов и его племянники Никита Яковлев и Максим Григорьев. Переговоры с Ермаком, видимо, вели Семен и Максим Строгановы. Никите едва минуло 17 лет. Нерешительный, склонный к меланхолии юноша не интересовался ратными делами. К тому же его доля владений — Орел с уездом — не граничила непосредственно с хантейскими и мансийскими племенами.
Вместе с Ермаком к Строгановым прибыли известные по всей Волге атаманы: темпераментный богатырь, одно имя которого приводило в трепет купцов, Иван Гроза, бесстрашный Матвей Мещеряк, энергичный и подвижный Яков Михайлов, всегда спокойный и уравновешенный Никита Пан и общий любимец юный Богдан Брязга. Не было только первого сподвижника Ермака, «первого в думе и сечах» Ивана Юрьева Кольцо. Как можно заключить из царской грамоты, он не закрыл еще счеты на Волге и вместе с атаманами Митей Бритоусовым и Барбошей завершал финальное дело казацкой вольницы — громил на реке Яик столицу ногайского князя Уруса Сарайчик. Ногайский правитель жаловался Ивану IV: «…приходили-де государевы казаки сего лета и Сарайчик воевали и сожгли». Разгневанный самодержец, не желавший ссоры с Ногайской ордой, указом во «все украйные городы» велел изловить «воров», доставить в Москву и в присутствии ногайского посла повесить [34]. Но смертный приговор не был исполнен. Иван Кольцо, минуя заставы, тайными тропами пробрался на Каму и перед самым походом в Сибирь присоединился к ратникам Ермака.
Строгановы встретили казаков «с честию и даяху им дары многи и брашны и питии изобилно их наслаждаху» [35]. Давно не гуляла так шумно и беззаботно казацкая вольница! Впервые за много лет можно было отдаться веселью, не опасаясь внезапного нападения царских стрельцов или хитрых ногаев. Даровое угощение хозяев лишь растревожило широкую казацкую душу. Скоро в строгановскую корчму пошли кизылбашские ковры, дорогие шелка, изящные парчи, «аглицкие» и «анбурские» сукна, золотые и серебряные украшения, добытые во время молодецкой жизни на матушке-Волге и тихом Дону.
Может быть, уже в эти дни Строгановы пожалели о том, что вступили в связь с таким своенравным и буйным людом. Небольшой городок Орел — в нем едва насчитывалось 90 дворов — никогда не видел в своих стенах так много вооруженных воинов. С Ермаком пришло около 300 человек, а вслед за ними продолжали подходить все новые и новые партий. Первое время казаки жили по старой привычке в шатрах и наспех сделанных шалашах. Ближе к осени, когда над городком повисли холодные свинцовые тучи, стали рыть землянки. Некоторые устроились на постой к местным крестьянам, пищальникам и пушкарям. Ермак и другие атаманы на правах гостей разместились в добротных хозяйских хоромах.
Летописи не передают содержание переговоров, которые, несомненно, велись в Орле-городке между Строгановыми и Ермаком, но по ходу дальнейших событий можно предполагать, что предметом их была «обереговая» служба казаков. В достигнутом соглашении стояли два основных пункта. Во-первых, на казаков возлагалась защита пермских вотчин от набегов враждебных соседей. Во-вторых, никакой платы, кроме хлеба, казакам не полагалось. Они должны были снискивать себе пропитание тем же способом, каким добывали его на Волге. Они могли совершать походы в любых направлениях и добывать саблей «мягкую рухлядь» и продовольствие у немирных манси, хантов, башкир и черемисов.
Казаки добросовестно исполняли службу. «Атаманы же и казаки, — пишет летописец, — стояху против безбожных агарян буйственно и единомысленно з живущими ту людми в городкех и бьяхуся з безбожными агаряны сурово и немилостиво и твердо стояху и на неверных поощряхуся» [36].
Строгановская летопись повествует о полном единодушии Строгановых и Ермака: Строгановы подавали надежду Ермаку на прощение и милость царя, а благодарный Ермак со своими казаками старались трудом и ратными подвигами оправдать заботы и доверие этих «честных мужей». Вслед за летописцем и даже дальше его пошли историки, начиная с Н. М. Карамзина. Некоторые из них, ссылаясь на неверный перевод сочинения Избранда Идеса о русском посольстве в Китай (1692–1695 гг.), утверждали, что казаки, обуреваемые желанием заслужить благосклонность Строгановых, распахали целину по реке Чусовой в 100 миль длиной. «Петербургские ведомости» в 1883 году (№ 606) опубликовали статью некоего Викентия Журавского, уверявшего читателей в том, что в бытность свою в Сольвычегодске видел собственными глазами документы о бракосочетании волжского атамана с одной из внучек Аники Строганова. Е. Николаева положила этот более чем сомнительный факт в основу пошленького романа «От плахи к почести» [37].
