Высокое искусство - Фридланд Лев Семенович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
И в 1865 году в хирургическую практику было введено орошение ран во время операций раствором очищенной карболовой кислоты, а также смачивание им всего перевязочного материала.
Подготовка успеха
Так в медицине открылась новая эра, эра антисептики, борьбы с заражением ран.
Вскоре были найдены более совершенные, чем карболовая кислота, антисептические растворы – сулема, борная кислота, йод, марганец, риванол и другие.
Антисептика дала громадный толчок развитию хирургии. Антисептика позволила хирургам глубже проникать в рану. Теперь можно было уже думать об операциях на внутренних органах.
И действительно, со времени введения антисептики начинается могучее и блестящее развитие оперативного искусства.
Уже в 1879 году, впервые в истории медицины, с применением антисептики было сделано вскрытие брюшной полости и произведена операция на желудке.
Спустя два месяца после этого была сделана еще более сложная операция внутри брюшной полости: сшиты желудок и тонкая кишка.
Вслед за антисептикой, уничтожением микробов, была введена асептика, – недопущение микробов к полю операции. Асептика достигалась в основном кипячением инструментов, пропусканием через горячий пар в особых аппаратах – автоклавах – всего того, что соприкасается с раной и с руками хирурга, – перевязочного материала, операционного белья, халатов.
Хирургам, вооруженным антисептикой и асептикой, постепенно стали доступны почти все области человеческого тела. Нож оператора мог проникать почти к любому органу. Хирург уже не боялся нагноений, как прежде. Но сердце продолжало сохранять свою неприступность. Подходить к нему со скальпелем попрежнему не решались. Врачи были убеждены, что стоит коснуться ножом мышцы сердца, как оно тотчас же остановится.
Кроме того, ведь это была сложнейшая и опаснейшая операция, в которой иногда играли роль даже не минуты, а секунды. Никто не верил, что она может быть успешной.
Сердце попрежнему оставалось «нехирургическим» органом. Но, понятно, так долго длиться не могло. Настоящая наука никогда не могла примириться с таким положением.
Даже до эры антисептики врачебная мысль работала над проблемой операций на сердце. Операции нельзя было делать, но изучать сердце было можно. Исследователи ставили опыты с кроликами, кошками, собаками. Началось это довольно давно. Еще за полтораста лет до 1865 года, года появления антисептики, один ученый вонзил острый кусок металла в сердце кролика. То, что кролик прожил после этого еще несколько месяцев, показало, что возможно жить с инородным телом в сердце.
А за пятьдесят лет до 1865 года учеными было продемонстрировано, что прокол сердца тонкой иглой не убивает его, не выводит из строя, даже часто не оставляет дурных последствий.
Число экспериментов всё умножалось. Это была как бы подготовка к хирургической атаке сердца.
Тогда встал вопрос о способе, которым можно было бы обнажить сердце. Опыты велись, конечно, на животных.
Один довольно известный французский хирург Блок очень удачно оперировал нескольких собак. Он вскрывал им грудную клетку, удалял части двух-трех ребер, закрывавших доступ к сердцу, разрезал перикардий, вытягивал слегка сердце, наносил ему рану и накладывал на нее швы.
Когда в 1882 году собрался очередной съезд хирургов, его участникам были продемонстрированы четыре собаки Блока. Животные прыгали, лаяли, – словом, вели себя как обыкновенные здоровые собаки. Но в груди каждой из них билось зашитое сердце.
Эти хирургические операции на собаках явились очень крупным событием для науки.
Дело заключалось, разумеется, не в собаках, а в сердце. Теже физиологические законы, которые управляют работой сердца собаки, управляют и работой сердца человека; поэтому эксперименты на собаках показывали дорогу и к сердцу человека.
Но над сердцем собаки можно было оперировать очень смело, не считаясь с тем, что собаки не выдерживали и что на одно выжившее животное приходилось несколько погибших. Поэтому опыты с собаками непрерывно продолжались. В 1896 году на Международном съезде хирургов итальянским ученым Соломони были также показаны две собаки, спасенные благодаря наложению швов на сердце.
Но всё это были только сердца собак.
Сердце человека по-прежнему оставалось недоступным.
Первый случаи
Самое трудное, даже в операциях на сердце собак, заключалось в наложении швов. Оказалось, что обычные швы, накладываемые при любых операциях на разрезанные ткани и дающие хороший результат, не годились для той своеобразной мышцы, которую представляет собой сердце. Зашивание поврежденной стенки сердца было труднейшей из всех задач, с которыми встречался хирург при ранении сердца.
В 1886 году произошло крупнейшее научное событие, связанное с этой стороной операции. В медицинской печати была опубликована работа русского врача Филиппова. В ней содержались ценнейшие для хирурга указания. На основани богатого экспериментального материала врач Филиппов предложил такой способ зашивания ран сердца, который во многом впервые удачно разрешал задачу наложения швов на сердечную мышцу.
Благодаря этой работе Филиппова хирургия сердца сделала большой шаг вперед и уже вплотную подошла к возможности полного успеха при операциях на сердце.
Поэтому неудивительным, хотя чрезвычайно волнующим фактом явился доклад, который был сделан в 1897 году доктором Реном на Международном съезде хирургов.
На этом съезде хирургов общее внимание привлекал человек среднего роста, скромно сидевший в стороне от президиума и с любопытством смотревший на всех. Его, видимо, немного смущало то, что он попал на такое многолюдное и торжественное собрание.
Участники съезда смотрели на него с неменьшим интересом, так как среди них уже ходили слухи о необычайном случае, происшедшем с этим человеком.
А в это время на кафедре стоял седовласый доктор Рен из Франкфурта и рассказывал о том, как был доставлен к нему в больницу почти без признаков жизни один больной, раненный в грудь. Рана была нанесена в сердце, человек умирал. Вопрос о его жизни решался секундами.
Тогда Рен, призвав на помощь весь свой хирургический опыт, решил сделать операцию. Он знал обо всех экспериментах на собаках и о разных исследованиях других ученых в этой области.
Рен был знаком со всей медицинской литературой, написанной о сердце, о попытках оперировать сердце, о способах наложения швов на него.
Но знал он не только об этом.
Ему было известно об одном хирурге, Фарине, который в марте 1896 года рискнул оперировать раненое сердце человека, чтобы остановить неудержимое кровотечение. Хирург зашил рану сердца, – сделал, по медицинской терминологии, операцию кардиоррафии.
Но это не спасло пострадавшего. Вскоре после операции он умер от осложнений.
У другого хирурга, Каплена, пациент в том же, 1896, году получил удар в сердце острым ножом. Смерть казалась неминуемой.
Именно поэтому хирург решился на то, что могло считаться единственным шансом спасти жизнь раненому. Он рассек грудную клетку в третьем межреберном промежутке и увидел бьющееся краснофиолетовое кругловатое сердце, а в стенке его узкое отверстие, откуда лилась кровь. На это узкое отверстие хирург наложил швы. Но через час пациент умер.
Всё это Рен хорошо знал. Но выбирать было некогда, и он рискнул сделать операцию.
Рана оказалась в правом желудочке сердца, прыгавшего под рукой, как живой комок, среди хлюпающей крови.
Эта операция была сделана 9 сентября 1896 года.
А в 1897 году участники съезда слушали, не пропуская ни одного слова, рассказ о том, что произошло год назад.
На собрании присутствовало несколько сот видных хирургов, приехавших из разных стран. Во всем зале не было ни одного такого врача, который мог бы сказать, что он держал в руках бьющееся, живое человеческое сердце. Кроме, разумеется, докладчика, – кроме Рена.
Тем более во всем зале не было ни одного врача, опять-таки кроме Рена, который мог бы сказать, что он сделал операцию на сердце и человек с этим сердцем прожил бы более года.
