Повести - Рубинштейн Лев Владимирович (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
— Я слышал, что мореходная. «Забелелися на кораблях паруса полотняные…» — а дальше как?
Лёшка поглядел на юношу исподлобья. Юноша смотрел не строго. Губы у него сложились в усмешку. Живые чёрные глаза смеялись.
— Ну, что ты молчишь? Не бойся.
— Матушка не позволила таковы песни петь.
— А я позволяю.
Лёшка вздохнул:
— Дальше так поётся: «А не ярые гагали [10] на сине море выплыли, выгребали тут казаки середи моря синего…»
— Казаки?
— Мейнгер [11] Питер, — резко сказал иностранец, — не слушайте эту песню: это воровская песня!
— Отстань, мейнгер! Разве казаки и по морям плавали?
— Ещё как! — гордо сказал Лёшка. — По синему морю Хвалынскому да к дальнему персиянскому берегу…
— Откуда знаешь?
— Слышал, — многозначительно отвечал Лёшка.
— А дальше? Песня-то как дальше поётся?
— Дальше забыл, — сознался Лёшка.
— Эх ты, певец! А что за сарай?
— Боярина Никиты Ивановича покойного…
— А что там?
— А там хлам всякий.
Куры закудахтали в сарае.
— Курятник, что ли?
— Пойдёмте, мейнгер Питер! — сердито сказал иностранец. — Тут нет ничего примечательного.
Юноша повелительным жестом указал на сарай:
— Открой!
— Не указано открывать, — пробормотал Лёшка, боязливо оглядываясь.
— Кем не указано?
— Царёвы люди не велят.
— А я велю. Ну!
Юноша нахмурил брови. Видя, что Лёшка колеблется, он подбежал к двери и распахнул её. Куры испуганно закудахтали.
— Что это? Что за лодка? Мастер Тиммерман, погляди-ка! Тиммерман подошёл поближе, посмотрел и произнёс не торопясь:
— Это есть бот.
Юноша схватил Тиммермана за руку и почти силой втащил его в сараи.
— Какой бот? Зачем?
— Ходить по воде, — отвечал Тиммерман, брезгливо стряхивая с туфель солому и куриный помёт.
— Это я и без тебя знаю. А зачем у него мачта?
— Ходить под парусами, — сказал Тиммерман, — и не только по ветру, но и против ветра.
— Как против ветра? Врёшь ты, мейнгер! Такого не бывает.
— Не прямо против ветра, — сказал Тиммерман, обиженно надувая толстые щёки и шею, — а вот так…
И он показал рукой, как лавирует бот.
Юноша легко вскочил на борт и потрогал мачту.
— Хороша ладья! — сказал он.
Лёшка стоял в стороне и с опаской поглядывал на кучу рогожи, лежавшую на корме бота. Тиммерман угрюмо смотрел на судёнышко.
— Бот старый, гнилой, — пробурчал он, — плавать на нём нельзя, он утонет. Пусть уж лучше останется в сарае.
— Починить можно! — весело отозвался юноша. — А что там, на корме?
Юноша шагнул в бот. Послышалось его удивлённое восклицание, и он вылез, держа за шиворот какого-то мальчика в грязном потешном мундире. Этот мальчик оказался капитаном Фёдором Троекуровым.
Юноша расхохотался:
— Вот ты где прячешься, Фёдор! А тебя по всему Измайлову царицыны люди ищут. Хитрец!
— По вашей воле, господин бомбардир, — мрачно проговорил Фёдор.
— Кто же тебя кормит?
— А вон парень, Лёшка Бакеев, сторожев сын. Такого страху я набрался, сил нет. Приходили сюда стремянные, [12] весь сарай обшарили. А я в лодку спрятался. С тех пор в ней и сижу.
— Отец твой упрям, как колода, — сказал юноша-бомбардир, — вынь да положь ему сынка! Он до того меня доведёт, что я его прогоню. Ну что ж, сиди!
Он повернулся к Лёшке:
— Эй, поди сюда, парень! Тебе зачем бот нужен? Ты на нём плаваешь, что ли?
— Я на нём играю…
— Во что же ты играешь?
Лёшка хотел сказать: «в казаков», но, поглядев на Тиммермана, сдержался.
— В море.
Юноша расхохотался звонко и искренне:
— Так ты мореход?
Лёшка смотрел на его смеющееся лицо и растрёпанные ветром длинные волосы. Этот бомбардир с каждой минутой всё больше ему нравился.
— А что ж? — неожиданно сказал Лёшка. — Ежели починить ладью да на воду спустить — вот-то поплывём!
— Кто же поплывёт?
— Да мы с тобой, бомбардир!
Высокий юноша снова расхохотался. Смех его звучал всё задорнее.
— Разве ты умеешь плавать?
— Ну, я-то, положим, не очень, — признался Лёшка, — а отец мой по морю-Каспию ходил, а дед, бают, и до самого города Веденца добирался, что на воде стоит…
— Где твой отец? Приведи его ко мне!
— Ан нет его, помер, — отвечал Лёшка.
Высокий юноша несколько минут сосредоточенно поглядывал то на бот, то на Лёшку.
— А ведь правда твоя, парень, — промолвил он вдруг. — Мейнгер, вели-ка бот вытащить на Яузу.
— Нельзя! — сердито ответил Тиммерман. — Он повреждён. Его надобно умеючи починить, поставить новую мачту, потом натянуть снасти и паруса.
— Нет ли поблизости человека такого, который умел бы скоро всё это сделать?
Тиммерман сдвинул шляпу на затылок.
— Есть.
— И ход покажет?
— Покажет.
— Кто таков?
— Карстен Брандт, старик, служил пушкарём на российском корабле «Орёл» под командой капитана Бутлера. Ходил в Астрахань.
— А нынче чем занят?
— Плотничьими поделками.
— Приведи его ко мне!
Юноша повернулся к Лёшке:
— А ты оставайся, сторожи Фёдора. Придёт время — возьму тебя вместе с ботом. Моё слово верное. Доволен?
Лёшка не отвечал. Юноша потрепал его за вихор и обернулся к голландцу:
— Гей-гей, за мной, мейнгер! Дело есть!
И он побежал прыгающей походкой так быстро, что тучный Тиммерман едва поспевал за ним.
Когда бомбардир ушёл, Лёшка подбежал к Фёдору и спросил у него шёпотом:
— А он не расскажет?
— Кому?
— «Кому»! Царицыным людям!
— Нет, не расскажет. Он не таков.
— Кто он? Небось боярский сын?
— Нет, это сам царь Пётр, — торопливо сказал Троекуров. — Скорее запирай ворота! Я слышу — опять кого-то несёт!
Это была Лёшкина мать. Она накинулась на Лёшку, который в остолбенении глядел вслед юноше-бомбардиру.
— Ты с кем тут говорил?
— Я… я ни с кем. Тут не было никого.
— Ан нет, я двоих видела! Оба в заморском платье. У меня, чай, не на спине глаза. Что-то здесь неладное творится у нас в сарае! Ну, погоди маленько, уж я тебя! Дай срок!
Мать погрозила Лёшке своим могучим кулаком и скрылась за домом.
Лёшка сразу почувствовал недоброе, но удержать мать был не в силах. Он тщательно запер дверь сарая и пошёл к пруду, свесив голову. А беглый капитан Троекуров сидел в темноте, подперев лицо обеими руками, и слушал, как куры кудахчут над его головой.
На следующее утро пришли два молодца в кафтанах и шапках, шитых золотом. У одного была бородка русая, у другого — тёмная. Тот, который был потемнее, держал в руке большую алебарду. [13]
— Сторожиха ты? — спросил он Лёшкину мать.
— Я, батюшка…
— Намедни ты приходила с жалобой?
— Я, батюшка…
— Ну вот, приказано у вас на Льняном дворе караул держать нам с Андрюшкой, так что неси, что в печи есть! Вино есть?
— Да я, батюшка…
— Неси, неси — а то я тебя!
Лёшкина мать поохала, поторговалась и вынесла стражникам ушат пива и кадушку солёной рыбы. Они закусили, оглянулись и, заметив Лёшку, замахали ему руками.
— Матушка-то твоя на свою голову назвала! Теперь пущай стонет. Огоньку нет ли? Поди принеси.
Лёшка принёс кусок каната, зажжённый у очага. Тот, что потемнее, достал из-за пазухи длинную тростниковую трубку, воровато оглянулся и закурил, смахивая дым ладонью.
— Не проведали бы во дворце, Матюха! — сказал ему его товарищ. — Грех велик, за табак кнутом бьют.
— Ничего, парнишка не скажет… Эй, парень, молчать будешь?
— Буду, — ответил Лёшка. — А вы зачем пришли?
Стражник затянулся и сказал важно:
— Приказано нам сторожить, не объявится ли где беглый боярский сын Фёдор Троекуров. Старуха-то твоя, шило ей в бок, говорила намедни, что, дескать, по Льняному двору ходят чужие люди, так мы…
10
Гагали (гаги) — крупные морские утки.
11
Мейнгер — по-голландски «господин».
12
Стремянные — стрельцы, составлявшие царскую стражу.
13
Алебарда — старинное оружие: секира на длинном древке.