Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола - Пастуро Мишель
И далее:
Нет, рыцарь, по-видимому, не солгал, если ему «мужики… только нищими… любы». (Там же.)
Охрана церкви и любовь к родине обязывают рыцарей бороться с неверными, врагами христианства и отчизны. И благочестивые рыцари стремятся выполнить эту заповедь. При взятии Антиохии они истребляют около десяти тысяч мусульман; при взятии Иерусалима – почти все мусульманское население города, свыше семидесяти тысяч человек, не исключая женщин и детей. Но…
Но не редки случаи, когда те же рыцари-христиане из соображений материальной выгоды заключают союзы с неверными и даже устраивают с ними совместные налеты на своих «братьев»-христиан!
Долг рыцаря – верность сеньору. Кто мог бы с этим спорить?
Должен вассал пострадать за сеньора, Должен терпеть и тяжкий жар, и холод, Должен терять и волосы, и кожу…– утверждает автор «Песни о Роланде».
А вот образцы вероломства рыцаря по отношению к сеньору из «Свода феодального права» XIII века:
«Нельзя бросать сеньора в бою; оставлять его на поле боя раненым; оскорбить его действием; совершить прелюбодеяние или попытаться склонить жену или наложницу сеньора к прелюбодеянию; лишить чести или покуситься на честь дочери, внучки, невесты сына, сестры сеньора; сознательно выдать тайну сеньора…»
Ясно, раз подобные действия оговариваются, значит, они имели место в реальной жизни. И действительно, примерам этого и в эпосе, и в хрониках XII– XIII веков нет числа.
Приведем один из них.
Однажды владетельного сеньора, хозяина замка Фрауенбург, «навестили» два его вассала – Пильгрим и Вейнгольд. Удалив под благовидным предлогом дворню сеньора, «гости» схватили его, связали, нанесли несколько ран и заточили в башню замка. Попытки друзей освободить сеньора оказались бесплодными. Больше года протомился несчастный, ежедневно ожидая смерти, пока его родственники не собрали денег на выкуп…
Не станем задерживаться на «правдолюбии» и «щедрости» рыцаря; заметим лишь попутно, что нарушение слова было повседневным явлением, а «щедрость» зачастую становилась оборотной стороной грабежа и стяжательства. Характерно, что крестоносцы не скрывали главной цели похода на Восток – обогатиться за счет «неверных»; так, например, считавшийся «бессребреником» Танкред вывез из Иерусалима шесть телег серебра.
И, наконец, последняя заповедь: везде и повсюду рыцарь должен бороться со злом и защищать добро. Что и говорить, заповедь прекрасная; беда лишь в том, что «добро» для одного почти неизбежно оказывается «злом» для другого. То же разграбление Иерусалима или Константинополя принесло великое множество «добра» (в прямом и переносном смысле) крестоносцам и одновременно стало величайшим злом (без кавычек) для потерпевших. Да и, кроме того, если даже рассуждать с точки зрения одной стороны (рыцарей-христиан), то очень часто то, что начиналось с «добра», заканчивалось безусловным злом. Так получилось, например, с упомянутым выше орденом тамплиеров; он был создан в качестве братства для охраны и защиты паломников-христиан, а затем, награбив горы богатств на Востоке, превратился на Западе в ростовщика-кровопийцу для тех же христиан.
Впрочем, судьба тамплиеров, равно как и другие отмеченные теневые стороны деятельности рыцарей, не должна настраивать читателя на пессимистический лад. Нам лишь хотелось показать, что реальная жизнь в своем многообразии всегда много шире любой заповеди, что от идеи до ее претворения тогда, как и теперь, лежало огромное расстояние. Но отсюда вовсе не следует, что сама рыцарская идея изначально лишена возвышенности и благородства, что все рыцари оказывались на поверку богохульниками, клятвопреступниками и злодеями; в их деятельности, несомненно, много искреннего, достойного оставить добрую память и добрые традиции в жизни европейского общества. Именно об этом говорит классический средневековый эпос: ведь если был презренный предатель Гуенелон, то был и стойкий рыцарь Роланд, погибший за «милую Францию», свою эпическую родину. Не случайно почти каждый рыцарь избирал себе прототип, которому поклонялся и поведению которого стремился следовать. Так по всему Западу распространился «Культ Девяти Бесстрашных», в число которых входили три язычника, три иудея и три христианина, а именно: Гектор, Цезарь, Александр; Иисус Навин, Давид, Иуда Маккавей; Артур, Карл Великий, Готфрид Бульонский. И что за беда, если здесь наряду с историческими персонажами фигурировали эпические герой? Поклонение рыцарям Круглого стола из славной когорты полумифического короля Артура оказывалось не менее действенным, чем восхищение вымышленными паладинами крута реально существовавшего Карла Великого. И если рыцарь вдруг вел себя недостойно, забывая избранный прототип и нарушая кодекс чести, то это не всегда сходило ему с рук: практиковался особый обряд «разжалования рыцаря». Запятнавшего себя возводили на эшафот, помещали верхом на бревно, голову обливали горячей водой, чтобы «смыть» прежнее посвящение, а оружие и щит ломали и топтали ногами. В таком виде обряд сложился к началу XIV века; во времена, описанные Пастуро, он производился еще проще.
История сохранила многочисленные примеры истинно-рыцарского поведения отдельных лиц и целых коллективов. Те же Крестовые походы на первых порах искренне воодушевлялись высокой идеей освобождения Гроба Господня. Эта идея всколыхнула весь феодальный Запад, и во имя ее бескорыстно погибли в далекой чужой земле десятки тысяч рыцарей. Неоднократно упоминаемый Готфрид Бульонский отличался скромностью, равнодушием к титулам и богатству, всегда шел впереди армии, первым подставляя грудь врагу, и, спасая жизнь рядовому воину, рисковал собственной. Преемника Готфрида, короля Иерусалимского Бодуэна уважали даже враги за его бесстрашие и преданность Вере. Современный автор поведал об одном его характерном поступке. Как-то, проезжая по разгромленному лагерю сарацин, король услышал стон из покинутого шатра. Там оказалась мусульманская женщина, брошенная своим окружением, которая мучилась родами. И этот фанатик, ливший кровь «неверных», как воду, укрыл роженицу своим плащом, приказал немедленно дать ей воды и фруктов, а также пригнать верблюдиху, чтобы новорожденный не испытывал недостатка в молоке. Он приказал смотреть за женщиной и в полной сохранности доставить ее к мужу, что и было исполнено.
Коль скоро речь зашла о королях-рыцарях, приведем два характерных случая из времен Столетней войны (1337—1453). Английский король Эдуард III высадился во Франции под чужим именем. В первой схватке с французами он выбрал себе противником Эсташа де Рибмона, поскольку тот слыл рыцарем смелым и сильным. Несмотря на искусные выпады противника, Эдуард осилил его и заставил признать себя побежденным. О том, что он сражался с королем, Эсташ узнал только после того, как ему прислали в дар новую одежду и пригласили на ужин в замок Кале. За трапезой Эсташу служил сын английского короля, а после ужина Эдуард щедро наградил рыцаря и предоставил ему свободу.
А вот случай иного рода. После битвы при Пуатье (1356 год) французский король Иоанн Добрый попал в плен к англичанам. Из плена короля пришлось выкупать. Сумму выкупа собрали, уплатили англичанам, и король получил свободу. Но тут он узнал, что его сын, нарушив рыцарское слово, тайно бежал из плена. Благородный Иоанн, стремясь сгладить «нерыцарский» поступок сына, немедленно вернулся в Англию вместо него и остался в плену до смерти. Таковым считалось истинно рыцарское поведение, таков был менталитет рыцаря. И когда во время той же войны в стане англичан вспыхнула эпидемия дизентерии, французы, вместо того чтобы использовать тяжелое положение противника, тут же прекратили военные действия, и их врачи лечили англичан.
