Правда варварской Руси - Шамбаров Валерий Евгеньевич (книги хорошего качества .TXT) 📗
Демонстрации Москвы подтолкнули сейм все же утвердить Зборовский договор. Хотя и «без внесения в сеймовую конституцию» — таким образом, сохранялась возможность отменить его. И договор на самом-то деле не удовлетворил ни одну из сторон. Паны считали его позорным и не скрывали, что нарушат при удобном случае. Впрочем, сразу нарушили — Киевского митрополита в сенат так и не пустили. Зато требовали, чтобы Хмельницкий выполнил свои обязательства, оставил 40 тыс. реестровых казаков, а остальных вернул в «хлопское» состояние и допустил в поместья хозяев. Но если в прошлых мятежах такой реестр показался бы казакам пределом мечтаний, то теперь поднялась вся Украины. А получалось, что человеческие права обретут всего 40 тыс.
В декабре, когда к Хмельницкому прибыли царские послы Богданов и Неронов, гетман уверенно заявил им — новая война будет. Правда, со своей стороны он пытался соблюдать видимость выполнения договора. В Киеве казнил 20 казаков за убийство шляхтича и издал универсал, обязавший всех, не записанных в реестр, повиноваться законным хозяевам под страхом смерти. Но к его универсалу поляки тут же присоединили королевский — объявивший, что в случае бунтов их будут совместно усмирять коронное и казачье войско. На Украине это вызвало шквал возмущения. Брацлавский полковник Нечай отказался повиноваться универсалам, был мятеж в Киеве. Причину Хмельницкий прекрасно понимал. Как и то, что Варшава снова надеется расколоть повстанческое движение, после чего и его голова на плечах не задержится. И он шел на хитрости. В свой, гетманский, реестр вместо 40 вписал 50 тыс. И добавил еще один, как бы для персонального войска сына Тимоша — 20 тыс. Кроме того, придумал новое правило, что «наймиты» казака тоже должны пользоваться казачьими вольностями. Тем не менее, рада, созванная в Переяславле для утверждения реестра, прошла чрезвычайно бурно. Да и поляки таких нововведений, разумеется, никогда не утвердили бы.
И мир стал нарушаться почти сразу. В поместья возвращались владельцы. Магнаты осторожничали, посылали на свои земли мелких шляхтичей. Встречали их враждебно, выгоняли. Крестьяне объявляли себя казаками, отказывались от податей и повинностей. Некоторые хозяева приезжали с отрядами слуг, начинали наводить «порядок» порками и виселицами. В ответ вспыхнули восстания на Волыни, Брацлавщине. Забурлило Запорожье. Правительство взывало к Хмельницкому насчет обещанного усмирения. Но он эти обращения игнорировал. Ведь если бы он даже и захотел помочь полякам против собственного народа, то тут же потерял бы опору в массах — что и требовалось панам.
Однако и повстанческая анархия его не устраивала. И чтобы взять ее под контроль, Хмельницкий провел серьезную реформу, фактически создав на Украине новое государственное устройство. Страну он разделил на 16 полков — это были не только военные, а и административные единицы, которые в мирное время управлялись полковниками, а в военное выставляли войсковые части. Столицей гетманства стал не Киев, а Чигирин — Киев был центром духовенства, торгового сословия, а Чигирин — казачества. Хмельницкий ввел единые налоги с хозяйств и промыслов, пошлины на ввоз иноземных товаров, кроме военных. Оружие закупалось везде, где можно. Налаживалось и его изготовление на месте.
Вокруг Украины завязался сложнейший дипломатический узел, в котором сплелись интересы России, Польши, Турции, Крыма, Венгрии, Швеции, Рима. Турецкий султан был готов на все, лишь бы не возобновились казачьи нападения. Выражал готовность принять Украину под свою протекцию, слал приказы в Крым «не обращать очей и ушей своих к Польше». Но Ислам-Гирей вел собственную политику. Для него главной была возможность совершать набеги на соседей и получать добычу. А сближение Украины с Москвой создавало угрозу для таких предприятий. Мало того, погромив и ослабив Польшу, подтвердив свое право на дань, хан вынашивал планы напасть на Россию. Направил послов в Польшу и в Швецию с предложениями о совместном ударе на «московитов». Рассчитывал привлечь и казаков, чтобы заодно поссорить их с русскими. Ну а полякам и папе, чтобы раздавить Украину, требовалось оторвать ее от Турции, Крыма и России. С этой целью в Чигирине появился священник Вимина, якобы посол Венеции, а на самом деле — Ватикана, взявшийся уговаривать Хмельницкого начать войну с Портой. Но гетман быстро раскусил дипломата, поводил за нос и отправил ни с чем. С другой стороны, Варшава вела интенсивные пересылки с ханом, подталкивая его к выступлению против Москвы, пропустила через свою территорию татарское посольство в Швецию для антироссийских переговоров.
Чего же добивался сам Хмельницкий? Очевидно, его устроило бы автономное государственное образование наподобие Молдавии или Валахии, которые в данный период вообще непонятно от кого зависели, поляки считали их своими вассалами, турки — своими. Но вассалитет оставался чисто номинальным. И несмотря на просьбы к царю о подданстве, похоже, что где-то до Зборова гетман еще надеялся на возможность подобной автономии без формального разрыва с Польшей. Но чем дальше, тем отчетливее понимал, что это нереально. И стал целенаправленно ориентироваться на автономию под властью царя. Подобные примеры у него тоже были перед глазами — сохранивший самоуправление Дон, княжества Северного Кавказа. Позиция украинского народа также не была единой. Изрядная часть старшины и киевского духовенства предпочли бы остаться в составе Польши — если их уравняют в правах с польской верхушкой. А вот рядовых крестьян и горожан «свободы» власть имущих, наоборот, не прельщали. Поэтому для них оказывались предпочтительнее российские порядки. Без всякой автономии, а с сильной властью царя, ограждающей подданных от самоуправства местных начальников. Наконец, как и в любой гражданской войне, выделился слой разбуянившейся вольницы, для которой главное было погулять и пограбить, и заведомо враждебной установлению любого порядка — для таких оптимальным было продолжение смуты.
И все же, несмотря на разброд, политическая линия клонилась к сближению с Россией. Без этого было уже невозможно. Военное разорение и уход в войско крестьян создали угрозу голода. Выручила Москва, разрешив по дешевке покупать продовольствие, а то и поставляя бесплатно. Путивльский воевода Плещеев доносил царю, что местным жителям продуктов уже самим не хватает, поскольку из Севска, Комарицкой волости, Рыльска «весь хлеб пошол в Литовскую сторону». О том же сообщали из Белгорода. И Хмельницкий выражал Неронову горячую благодарность за то, что «государева милость к нему и ко всему Запорожскому Войску большая, и в хлебе недород… велел их в такое злое время прокормить и… многие души от смерти его царского величества жалованием учинились свободны и с голоду не померли».
Продолжались поставки оружия, пороха. И мощная дипломатическая поддержка. Весной 1650 г. в Варшаву пожаловали послы братья Пушкины. С ходу объявившие, что поляки нарушили «вечное докончанье», то бишь мирный договор 1634 г. Нарушили тем, что пишут царский титул с пропусками и ошибками. «Великий государь изволит гневаться на вас, поляков, за нарушение крестного целования. При вечных и докончанных грамотах мирных постановлено было, чтобы титул царского величества писался с большим страхом и без малейшего пропуска, а вы этого не соблюдаете». Поляки пробовали возражать, что нарушения допущены не в государственных документах, а в переписке частных лиц, и… попались на удочку. Послы развели руками — вот и казните этих лиц. И назвали Вишневецкого, Потоцкого, Калиновского.
Но это были еще цветочки. Дальше послы предъявили те самые книги, которые купил в Варшаве Кунаков, и заявили: «Его царское величество требует, чтобы все бесчестные книги были собраны и сожжены в присутствии панов, чтобы не только слагатели их, но и содержатели типографий, где они были напечатаны, наборщики и печатники, а также владельцы маетностей, где находились типографии, были казнены смертию». Уж конечно же, в Посольском приказе сидели люди далеко не наивные и знали польские законы о «свободах» печати (подчеркнем — «свободах» односторонних, с жесткой цензурой, поскольку антикатолическая и антипольская литература и ее авторы сурово преследовались). Но и в сенате сидели люди не наивные. Придирки они восприняли именно так, как рассчитывала Москва: русские готовы к войне и ищут ее.
