Мазепа - Костомаров Николай Иванович (читать онлайн полную книгу TXT) 📗

Нужно было во что бы то ни стало умиротворить Украину, тем более что события на правой стороне Днепра, где русский народ вступил в открытую борьбу против польского панства, волновали левобережных малороссиян и возбуждали их к побегам за Днепр с намерением биться там против извечных врагов всего малороссийского народа. Одобрять такую борьбу не было тогда в видах русского государя, который с тогдашним польским королем и с Речью Посполитою вступил в союз против шведов. Нельзя было притом не иметь в виду и того обстоятельства, что соперник и враг царя Петра, шведский король, с каждым днем приобретал успех в Польше, отторгал от польского короля на свою сторону польских панов, манил их обещаниями усмирить правобережных украинцев, бунтовавших против панства, перенести войну на левую сторону Днепра и привести весь малороссийский народ в прежнюю покорность польской Речи Посполитой. При таких угрожающих слухах неблагоразумно было оставлять запорожцев в раздражении против московской власти. Гетман получал сведения о польских делах уже не от вестовщиков, которые выбирались из людей всякого звания, а прямо от польского коронного гетмана через нарочно присланного посланца. Тогда московское правительство решило отправить в Сечу стольника Протасьева с выговором запорожцам за их бесчинства, но вместе с тем объявить им прощение от царя по ходатайству за них гетмана и киевского митрополита. Задержанных по поводу разбойнического нападения на греческий караван указано было освободить и отпустить.

Царский посланник Протасьев прибыл в Батурин в апреле 1703 года, а 1 мая прибыли туда же отпущенные из Москвы запорожцы, атаман Герасим Крыса с товарищами. Этот Крыса, отбывший несколько лет в заточении за бесчинства с запорожской братиею, стал тогда в большом уважении у запорожцев, и гетмана извещали, что Крысу думают избрать кошевым атаманом.

Вместе с Протасьевым отправил гетман в Сечу своего генерального асаула Скоропадского. Они прибыли в Сечу 5 мая. Протасьев раздал привезенное обычное царское жалованье. Запорожцы поблагодарили и назначили раду 7 мая на праздник Вознесения. Тогда на раде запорожцы объявили, что не хотят присягать государю, пока не будут снесены городки, построенные на Самаре и на Днепре. Как ни убеждал их царский посол «отложить новоизмышленные противные слова» и произнести присягу, как ни уверял, что городки построены для охранения малороссийского края и от них Запорожской Сече никакой трудности не будет, запорожцы твердили все одно и то же: «Когда городки снесут, тогда мы и присягу принесем». 8 мая послы уехали, не окончивши дела, а по отъезде их в Сече кричали, что надобно идти на Украину и убить гетмана.

Но запорожская удаль, так сказать, разменялась на мелочь и не в силах будучи затевать важное дело — идти в Украину и поднимать народ против властей — ограничилась частными разбоями, вспышками неповиновения и дерзкими похвалками против правительства. Так, разбойническая ватага сечевиков, под начальством Карнауха, бесчинствовала над проезжими торговыми людьми и чуть не убила гетманского посланца, грека Згуру, ехавшего в Молдавию, а перешедши на левую сторону Днепра, разбила валку чумаков, ехавших из Лубенского полка на Берды за солью. Куренные атаманы Корсун и Андрюшка Москаль напали на отряд царских служилых и перекололи их. Гордеенко показывал вид, будто не одобряет таких разбойнических нападений, а между тем в числе разбойников был его племянник. Тем временем в Сечу приезжали какие-то татары, наговорили запорожцам, что если Москва не разорит крепости у Каменного Затона, то силистрийский паша придет сам разорять ее, и по этому поводу Гордеенко убеждал запорожцев держаться турок и татар против москалей. «Вся беда, — писал гетман в приказ, — от этого пса Гордеенка. Он подстрекал запорожцев, чтобы не присягали. Пока этого проклятого пса не уничтожат, до тех пор нельзя от запорожцев надеяться покорности». Но через несколько времени Гордеенка отставили сами запорожцы и избрали кошевым Герасима Крысу. Тогда запорожцы стали ловить своих разбойников, и в августе истреблена была ватага Андрюшки Москаля, Ропухи и трех их товарищей. К сожалению, исправление запорожцев было недолговременно. Скоро сменили Крысу и избрали Гордеенка снова. Он уверял гетмана, что будет верен царю, однако удальцы опять делали разбои; но так как эти разбои совершались над малороссиянами, ездившими по торговым делам, то это отвращало многих от запорожцев, и в народе терялось к ним доверие.

Глава восьмая

Возобновление козачества в Правобережной Украине. — Палей. — Самусь. — Искра. — Абазын. — Прежняя судьба Палея. — Жизнь Палея в Хвастове. — Его подвиги против татар. — Столкновение с поляками. — Сеймовой декрет об уничтожении казачества. — Неудачные попытки поляков выгнать Палея. — Восстание русского народа против польских панов. — Взятие казаками Белой Церкви. — Свирепости с обеих сторон. — Укрощение восстания. — Требование сдать полякам Белую Церковь. — Упорство Палея. — Самусь и Искра переходят на левую сторону Днепра. — Обвинение Палея в сношении с царскими врагами. — План Мазепы заманить и схватить Палея.

После «Руины» [91] в правобережном крае во власти поляков осталось населенным одно Полесье — северная часть нынешней Киевской губернии с частью Волынской. Все пространство прежней Украины на юг и на юго-запад (в нынешних губерниях Киевской и Подольской) оставалось пустынею; там держались с польскими гарнизонами только два городка, Немиров и Белая Церковь, которая поляками, вопреки договору, не была сдана Дорошенку. Занятый великою идеею войны с мусульманским миром, польский король Ян Собеский не побоялся мысли восстановить павшее козачество и в 1684 году универсалом наметил для жительства Козаков земли в Украине около Корсуна, Чигирина, Лысенки и Умани, именно там, где прежде были полки: Чигиринский, Черкасский, Корсунский, Каневский, Белоцерковский и Уманский. В следующем 1685 году состоялось сеймовое постановление о принятии в отеческое покровительство всех Козаков, которые пожелали бы поселиться в Украине, признав над собою власть гетмана, поставленного от Речи Посполитой, с правом пользоваться всеми вольностями и привилегиями, дарованными прежними польскими королями козацкому званию. Но Украина хотя и считалась пустынею, скрывала уже в своих степях и лесах самовольно гнездившихся удальцов, которые, ища воли, проживали в кустах и камышах, вкушая незатейливой пищи из пойманной рыбы или застреленной дичины, шатались по безбрежной и бездорожной пустыне, нападали на татарские загоны, ходившие через степи ловить яссыр в волынских селах и городах, доставали себе от них оружие и добычу, освобождали от неволи своих братий-христиан. То был первый контингент возобновлявшегося козачества. Но королевский универсал и сеймовая конституция пробудили охоту к козачеству в посполитом русском пароле Полесья, Волыни и Червоной Руси, находившемся в порабощении у шляхетства: таким образом, начала воскресать прежняя, уже притухшая, борьба козачества со шляхетством. Уже в 1684 году, еще до сеймовой конституции, узаконившей козачество в Речи Посполитой, Мирон, наказной гетмана Могиленка, рассылал повсюду своих посланцев уверять народ, что королевским универсалом дозволяется «хлопам» отрекаться от повиновения панам своим и идти в козаки. Польский региментарь (военачальник) указывал шляхетству ловить таких возмутителей, отсылать к суду и сажать па кол. Но это не прекратило последующих попыток. В разных местах проскакивали, бунты хлопов — мещан и крестьян, раздавались похвалки молодцов топить всех ляхов, а иногда совершались побои и истязания над особами шляхетского звания. Противодействовать таким явлениям для поляков было тем труднее, что некоторые природные шляхтичи наравне с козаками получали от короля «приповедные листы» для набора охотников в козаки и на таком основании подговаривали владельческих хлопов записываться в набираемые козацкие полки мимо воли своих владельцев. Те, которым выдавались «приповедные листы», носили название полковников. Из таких козацкох полковников приобрели сразу известность четыре: Искра, Самусь, Абазын и более всех Семен Палей. Первый поселился в Корсуне [92], второй в Богуславе [93], третий на Подолии, в Брацлаве [94], четвертый в бывшем Белоцерковском полку, в местечке Хвастове [95], которое принадлежало прежде католическому епископу и королем Яном Собеским уступлено было Палею в видах необходимости козацкой силы на время ведения войны с бусурманами. Эти полковники и другие, которые менее были известны, стали привлекать в украинские пустыни жителей, и не только из южнорусского края, подчиненного Польше, но из Молдавии и более всего из Левобережной Украины. Украина Правобережная, откуда еще так недавно уходили громадами жители, спасаясь от татарской, турецкой и лядской неволи, опять становилась обетованною страною вольности. Современник уже в 1692 году называет тамошние козацкие полки многолюдными. Во всех этих полках зародилось и утверждалось одинакое стремление — освободить южнорусский народ от польской власти, обратить панских хлопов в вольных Козаков и присоединить Правобережную Украину по-прежнему к Московской державе. Самый деятельный и более верный народному духу из полковников был Семен Филиппович Палей, и потому приобрел народную любовь. О происхождении его известно, что он был родом из Борзны от предков козацкого звания. Фамильное прозвище его было Гурко. Был у него брат Федор, владевший наследственною землею близ гор. Борзны. В Батурине у него с братом был общий дом. Получивши хорошее по тому времени образование (вероятно, в Киевской коллегии) [96], он был записан в «компут» [97] Нежинского полка, потом ушел в Запорожье и там-то прозван был Палеем (т. е. со-жигателем) за свои военные подвиги. В нашем сочинении «Руина» мы уже упоминали об этой личности. Во время пребывания в Сече он приобрел большое к себе уважение. Из Сечи Палей-Гурко ступил на службу польского короля Яна III именно в то время, когда король легально восстановлял козачество в Правобережной Украине. Палей был уже прежде женат и имел дочь, которая еще в 1677 году вышла за Танского, впоследствии, лет через двадцать, сделавшегося полковником белоцерковским, а потом киевским. Установившись в Хвастове с королевского дозволения, Палей по кончине жены своей в другой раз женился на какой-то вдове, о которой мы знаем, что она была сестра козака Саввы и мать сына от первого брака, Симашка. Оба — шурин и пасынок Палея — во все продолжение деятельности последнего были его верными и неизменными товарищами. Как только Палей кликнул клич на слободы, так и повалил к нему с разных сторон южнорусский народ. «Я нашел здесь край опустелый, — писал он в 1694 году Мазепе, — и работал около Хвастова, как около своего хозяйства; обширные поля засеялись хлебами, умножились жители, да не так из польских панских подданных, как с берегов Днепра, из Войска Запорожского и из Волошского края; и церкви Божий на славу имени Божия я построил и украсил». Священник Иоанн Лукьянов, ездивший из Великороссии в Святую землю на богомолье через малороссийский край, оставил любопытные черты о Хвастове в то время, когда там правил Палей. От Белогородки, принадлежавшей киевскому Софийскому собору, дорога до Хвастова шла пустым лесом. На ней не было селений. Городок Хвастов стоял на горе;вокруг всего жилья в нем был высыпан земляной вал, а по верху его шел деревянный острог. Путешественнику город Хвастов показался крепок не строением, а людьми («сидельцами крепок»). В его земляном вале путешественник заметил несколько ворот; в каждых воротах выкопаны были ямы, выстланные соломою. «Там, — говорит очевидец, — лежала палеевщина (т. е. Палеевы козаки), человек по двадцати и по тридцати в каждых воротах: они голы, что бубны, без рубах, наги и страшны зело, а за ними в ворота нельзя ни с чем проехать из сел: дрова ли, солому, сено… с чем бы ни ехали, — они все рвут, что собаки». Простоявши с полдня в Хвастове, путешественники ехали далее, ночевали в Палеевом селе Мироновке, а на утро приехали в город Паволочь [98], также входивший в тогдашнее владение Палея и бывший порубежным его городом. Путешественники прибыли туда в заговенье перед масленицей: в этот день отправлялось там множество свадеб. Тут встретили они толпу Палеевых Козаков, которые, как только увидали проезжих москалей, бросились смотреть на них. «Обступили нас, как есть около медведя. Все голытьба беспорточная, на ином и клока рубахи нет, страшны зело, черны что арапы и лихи что собаки: из рук рвут. Они на нас стоя дивятся, а мы им втрое, что таких уродов мы от роду не видали». Путешественник изображает палеевцев нищими; между тем по всем современным известиям оказывается, что в Палеевом владении было изобилие; да и сам тот же путешественник в своем описании выражается: «Харч в Хвастове всякая дешева, кажется, дешевле киевского».